— Почему «кажется», ведь ты только что сказала это совершенно определенно? — забеспокоился Александр. С этой девушкой никогда ни в чем не можешь быть уверенным.
— Мы же были в другом веке, — засмеялась Циана. — Тогда почему ты меня не поцелуешь, если любишь?
— Сейчас? Неудобно.
— Что тут неудобного? — вытянулась она в удобном пилотском кресле хронолета.
Молодой инженер покраснел.
— Ты забываешь, где мы находимся. А потом, равновесие полета…
— Вряд ли мы его нарушим! — усомнилась она, а ее губы вновь стали цвета коринфского вина, вероятно, от какой-то ассоциации с древностью. — А ты знаешь, что я без нижнего белья?
Она залилась смехом, так развеселило ее невежество инженера по части древней истории:
— Разве можно появиться в Элладе в белье? Ведь женские трусики были изобретены в Европе лишь в средние века. Представляешь, какая путаница наступила бы в истории, если бы кто-то полез ко мне под хитон или приподнял его!
— Но с какой это стати кто-то будет лазить тебе под хитон? — возмутился в Александре век двадцать четвертый.
— О, ты не знаешь мужчин прошлого! Их первым делом было полезть под юбку, — сообщила ему Циана, и в голосе ее не чувствовалось осуждения древних нравов.
Александр был потрясен.
— А с тобой такое случалось?
— Один попытался, но я отшвырнула его от себя метров на десять. Однако я раздевалась перед Праксителем, а он так до конца и думал, что я богиня! О боги, если бы на мне было белье… — и девушка расхохоталась так, что равновесие машины времени, вероятно, и в самом деле было под угрозой. Бедный Пракситель, наверняка, хлопнулся бы в обморок, еще бы: Афродита в трусах!
Молодой инженер забеспокоился еще больше.
— Циана, прошу тебя, откажись от этой профессии!
— Ну вот еще! А что прикажешь мне делать в нашем скучном времени?
— Может, со мной тебе не будет скучно. Давай поженимся, а?
Предложение как будто заинтриговало ее, и она сказала:
— Хочешь ко мне?
— В машине нельзя, неизвестно, что может случиться.
— Ну иди ко мне, это будет фантастично! Начинаешь в одном веке, а кончаешь в другом!
— Нет, это еще не исследовано! — воспротивился инженер по эксплуатации хронолетов.
— Так давай исследуем!
— Эксперимент не делается с бухты-барахты, чтобы его поставить как следует, нужна программа, подготовка.
— Дурень! А еще хочешь жениться на мне! А ведь это тоже не известно чем может кончиться!
— Но ведь я не ученый, а самый обыкновенный инженер, — еще глупее начал оправдываться Александр. — Циана, прошу тебя…
Однако увидев на лице ее мечтательное выражение — а это означало, что она снова умом и сердцем в своей древности, — он почувствовал новый прилив ревности и, позабыв все правила поведения в хронолете, выкатился из своего пилотского кресла, упав прямо на девушку. Но в этот момент Циана увидела через его плечо, что экран на пульте управления сменил цвет, а бешено крутящиеся цифры уже отсчитывали время в минутах.
— Приехали! — оттолкнула она от себя Александра, и он панически бросился на свое место.
Они и в самом деле прибыли.
И это, возможно, было первое в жизни молодого инженера трагическое прозрение: даже если в твоем распоряжении машина времени, времени на любовь всегда не хватает.
2
На лабораторно-белой стартовой площадке маячила одинокая фигура профессора с кафедры полетов во времени. Узкий, дважды перехваченный поясом хитон не позволял выпрыгнуть из высокого люка, поэтому, чтобы спуститься. Циане пришлось проделать сложное гимнастическое упражнение. Ее голые ноги обнажились до самых бедер, что, кажется, окончательно взбесило профессора. Вероятно, ему осточертело возиться с этой дипломницей. Он раскрыл было рот, чтобы по обыкновению встретить ее руганью, но Циана испуганно пискнула:
— Видно было, что я без штанов? — и кокетливо оправила на себе дорогой хитон.
Картина была впечатляющая: хорошенькая афинская гетера на фоне блестящей темпоральной машины. Может, поэтому профессор несколько раз ошарашенно мигнул, прежде чем открыть рот, но бывшая его студентка снова не дала ему сказать ни слова:
— А вы, наверное, тоже не знаете — почему? Ну да, ведь вы тоже не историк. — Она изящно семенила ему навстречу, возбужденная от переполнявших ее впечатлений, счастливая своим приключением. — Эта часть дамского туалета придумана христианскими мракобесами. Когда-то существовали публичные казни: пятьдесят палок, сто палок по голому телу. Так же наказывали и женщин, пока не вмешалась церковь. Было замечено, что публика, особенно попы, проявляет нездоровый интерес. И вот церковники приказали надевать на женщин штаны, прежде чем приводить наказание в исполнение. А женщины, тоже, вероятно, не случайно, обратили это в моду, потому что никогда не знали, бедняжки, когда и для чего им будут задирать юбку…
— Тебе и двести палок по голой заднице будет мало, — взревел, вконец потеряв терпение, профессор. — В дезинфектор, живо!
— Но я прошу вас, не будьте, как великий инквизитор! — очаровательно замигала гетера крашенными хной ресницами. — Хаире, Александр! — помахала она рукой молодому инженеру, стоявшему с сокрушенным видом возле машины. Это древнегреческое приветствие и спустя столько веков переводилось на болгарский приблизительно как «Радуйся!» или «Будь здоров и весел!», но Циана тут же как обычно перемешала языки и эпохи: — Хаире, Александр, моритури те салутант! — закончила она выражением, которым идущие на смерть гладиаторы приветствовали римского императора.
Инженер, не знавший древних языков, потом долго, мучительно страдал не только оттого, что больше не видел своей возлюбленной, но и потому, что не понял, что она сказала ему на прощанье.
Досадные процедуры в дезинфекционном отделении приходилось терпеть каждому возвратившемуся из полета хрононавту. С машиной было проще — ее загоняли в камеру и на несколько часов обволакивали облаком какого-то газа, в то время как для ее пассажиров это облако означало завершение процедуры. Сначала они глотали разные шланги, чтобы очистить внутренности от всего, что они ели во время пребывания в чужих эпохах. Затем их окунали во всякие вонючие растворы, и только потом они принимали обыкновенный ароматизированный душ и продолжительную воздушную ванну с аэрозольными препаратами, проникающими в самые глубинные альвеолы их легких, чтобы убить любой загнездившийся там вирус.
Зная взбалмошный характер бывшей студентки, профессор несколько раз заглядывал в дезинфектор, чтобы проверить, насколько добросовестно она выполняет предписанные процедуры, пока Циана, раздраженная процедурами, не крикнула:
— Вы как те сладострастные старцы, что подглядывали за купающейся Сусанной!
Профессор не знал, с какой Сусанной сравнила себя его дипломница, — он был специалистом по техническому обеспечению полетов, а не по историческим программам. Однако сравнение здорово задело его, и он почувствовал себя оскорбленным.
— Не задерживайся, комиссия давно ждет!
— Значит, ареопаг все еще заседает, а? Может, лучше завтра, а то сегодня я очень устала!
— Нельзя. Члены комиссии очень спешат. И обдумай хорошенько, что ты им скажешь, потому что они прямо из себя выходят! — крикнул ей профессор, дожидавшийся ее за тонкой стеной камеры.
— Но здесь нет моей одежды. Все в подготовительном отделении.
— Возьми один из халатов и давай побыстрее! — рявкнул от досады и обиды за сравнение со сладострастными старцами профессор.
Потом, когда подвижный тротуар переносил их по бесконечным институтским коридорам к одному из залов для семинаров, он почти с отцовским огорчением сказал ей:
— Циана, раньше я из педагогических соображений умалчивал, что ты не подходишь для таких полетов, и в своих отзывах был к тебе слишком снисходителен, но всему есть предел, так что больше не рассчитывай на мою поддержку.
— Извините за неприятности, которые я вам причинила, — сказала она, пав духом, потому что шланги уже выкачали из нее коринфское вино все до последней капельки.
Он поглядел на ее лицо, разрумянившееся от бани, и невольно, без всякого сладострастия, заглянул ей в вырез халата.
— Ох, и сам не знаю, отчего ты мне так симпатична, Хронос бы тебя проглотил! Потом загляни ко мне в кабинет, у меня к тебе есть одно предложение. Ну ладно, ни пуха тебе, как говорили в двадцатом веке. — И он подтолкнул ее к двери, за которой заседала комиссия.
Вздрогнув, словно от далекого воспоминания, Циана обернулась к нему:
— А вы там были?
Этот первый из запрещенных для посещения веков остался в ней как мечта, как далекое, смутно уловимое переживание.
— Я везде побывал! Ну ладно, жду тебя! — ответил профессор с ленты транспортера, быстро удаляясь.
