Одна из крыс сломя голову пробежала мимо по туннелю.
Опасный Боб принюхался. — Страх, — сказал он.
Ещё три крысы пронеслись мимо, сбив Опасного Боба с ног.
— Что случилось? — спросила Персик. Ей развернуло от столкновения со следующей пробегавшей мимо них крысой. Крыса только пискнула и побежала дальше.
— Это был Супер-Качество, — сказала Персик. — Почему они не отвечают?
— Ещё больше… страха, — пробормотал Опасный Боб. — Крысы… боятся. Они просто в ужасе…
Токси попытался остановить следующую крысу. Она укусила его и убежала, попискивая.
— Нам надо назад, — решительно сказала Персик. — На что же они там наткнулись? Может, на хорька?
— Этого не может быть! — ответил Токси. — Окорок однажды убил хорька!
Следующие три крысы пробежали мимо них, оставив после себя шлейф из страха. Одна из них посмотрела на Персик, пискнула, а потом повернулась к Опасному Бобу и что-то протрещала, убегая.
— Они… они забыли язык… — прошептал Опасный Боб.
— Что-то ужасное ввергло их в панику! — сказала Персик, собирая свои записки.
— Они никогда ещё так не боялись, — сказал Токси. — Помните, как на нас напала собака? Мы боялись, но мы могли говорить, и мы заманили её в западню, и Окорок прогнал её…
Персик с ужасом заметила, что Опасный Боб плачет. — Они разучились говорить, — сказал он.
Ещё с полдюжины крыс появились, пронзительно крича. Персик попыталась кого-то из них остановить, но они только запищали и убежали прочь.
— Это была Четыре Порции! — воскликнула она, повернувшись к Токси. — Только час назад я говорила с ней! Она… Токси?
Шерсть Токси стояла дыбом. Его глаза подёрнулись дымкой, из его пасти торчали зубы. Он посмотрел сквозь неё, повернулся и умчался.
Персик положила свои лапы на Опасного Боба, в то время как над ними плыл волнами страх.
В этом месте были крысы. Много крыс. От стены до стены, от пола до потолка, везде было полно крыс. Она заполняли клетки, прижимаясь к проволоке или к потолку наверху. Проволочные стенки клеток прогибались под их весом. Блестящие тела дрожали, лапы и носы просовывались в отверстия между прутьями. Писк и гомон стоял такой, что можно было оглохнуть. И ещё здесь ужасно воняло.
Остатки разведывательной группы скучились в центре помещения. Большинство уже в панике сбежало. Если бы запахи в комнате превратились в звуки, можно было бы услышать тысячи криков. Запахи вызывали ощущение повышенного давления особого рода. Даже Морис почувствовал его, сразу после того, как Кейт открыл дверь. Это было похоже на головную боль, притаившуюся вне тела и пытающуюся теперь проникнуть внутрь его. Морис похлопал себя по ушам.
Он немного отстал от остальных. Не надо было быть особенно умным, чтобы понять, что это очень скверная ситуация, в которой всегда надо быть готовым вовремя удрать.
Между ног Кейта и Малисии он видел Загара, Окорока и несколько других Изменённых. Они стояли посреди комнаты и смотрели на клетки.
Морис обнаружил с удивлением, что даже Окорок дрожал. Но он дрожал от гнева.
— Выпусти их! — закричал он Кейту. — Сейчас же выпусти их!
— Ещё одна говорящая крыса? — спросила Малисия.
— Выпусти их! — выл Окорок.
— Все эти ужасные клетки… — сказала Малисия, уставившись на них.
— Я же говорил о проволоке, — сказал Кейт. — Видите, можно заметить, где клетки чинили. Крысы прогрызли прутья, чтобы выбраться!
— Ты должен их выпустить! — орал Окорок. — Выпусти их, или я убью тебя! Беда! Беда! Беда!
— Но это же только крысы… — начала Малисия.
Окорок прыгнул и повис на поясе у девочке. Оттуда он вскарабкался к её шее. Малисия застыла.
— Там внутри сидят крысы, которые жрут друг друга! Я укушу тебя, ты…
Кейт схватил его и снял с шеи девочки.
Шерсть крысы стояла дыбом. Она злобно запищала, а потом вцепилась зубами в палец мальчика.
У Малисии перехватило дыхание. Даже Морис испуганно сжался.
Окорок поднял голову. Кровь стекала с его морды, и он испуганно моргал.
В глазах у Кейта стояли слёзы. Очень осторожно он ссадил Окорока на пол. — Это запах, — совершенно спокойно сказал он. — Он сводит их с ума.
— Я… я думала, что крысы ручные! — сказала Малисия, когда к ней вернулся дар речи. Она схватила кусок доски, прислонённый к одной из клеток.
Кейт выбил его у неё из руки. — Никогда не смей никому из нас угрожать!
— Но он напал на тебя!
— Посмотри вокруг! Это не история! Это реальность! Понимаешь? Крысы сходят с ума от страха!
— Как ты смеешь со мной так говорить? — закричала девочка.
— Я рркркрк говорю так, как считаю нужным!
— Один из вас, да? Это было ругательство на крысином языке? Ты выругался как крыса, ты, крысиный мальчик?
«Точно как кошки», подумал Морис. «Стоят лицом к лицу и орут друг на друга». Его уши напряглись, уловив вдалеке новый звук. Кто-то спускался по лестнице. Морис знал из опыта, что это был неподходящий момент для того, чтобы говорить с людьми. Они обычно в подобных ситуациях говорили что-то вроде «Что?» или «Это неправильно!» или «Где?»
— Бегите отсюда, быстро! — заорал Морис, пробегая мимо Загара. — Не ведите себя как люди, бегите!
Хватит героизма, думал он. Те, кто дают себя остановить, попадают в переделку.
В одной из стен торчала старая ржавая решётка. Морис заскользил по полу, меня направление, и там, да, там была как раз дыра его размера, где решётка проржавела насквозь. Его когти зарацапали по камням, когда он пытался дополнительно ускориться, и как раз в тот момент, когда крысоловы зашли в подвал, он прыгнул сквозь дыру в решётке. Под защитой темноты он осмотрелся и заглянул обратно в помещение, из которого только что выпрыгнул.
Время для контроля. Морис в безопасности? Лапы целы? А хвост? Да. Хорошо.
Морис увидел, как Загар тащил Окорока, который, казалось, окаменел. Остальные Изменённые побежали в другой решётке на противоположной стене. Это случается, когда они теряют контроль над собой, подумал Морис. Они думают, что они просвещённые, но стоит случиться чему-то серьёзному, и крыса становится просто крысой.
Со мной же дело обстоит по-другому. Мой мозг функционирует отлично, независимо от обстоятельств. Я всегда начеку. Постоянно держу открытыми глаза, уши и нос.
Крысы в клетках неистово шумели. Кейт и любительница историй с удивлением смотрели на крысоловов, которые тоже выглядели несколько озадаченными.
Загар больше не пытался утащить Окорока. Он поднял свой меч, посмотрел коротко на людей и убежал к решётке.
Да, пусть они сами выпутываются, подумал Морис. Всё-таки это люди. У них большие мозги, они умеют говорить. Им это нетрудно.
Ха! Ну-ка, расскажи им историю, любительница историй!
Крысолов номер один всё ещё пялился на Малисию и Кейта. — Что ты тут делаешь, девочка? — спросил он с подозрением в голосе.
— Наверно, играет в маму и папу, а? — бодро добавил Крысолов номер два.
— Вы влезли в нашу хижину, — сказал первый крысолов. — Это называется «взлом», да, так это называется!
— Вы украли, да, вы украли продукты, и всё свалили на крыс! — резко ответила девочка. — И зачем вы заперли всех этих крыс в клетки? И что с наконечниками? Удивлены, да? Думали, небось, что никто не заметит!
— Наконечники? — повторил крысолов номер один, нахмурив лоб в недоумении.
— Так называются маленькие металлические штучки на концах шнурков, — промямлил Кейт.
Крысолов номер один повернулся к своему напарнику. — Ты полный идиот, Билл! Я же тебе говорил, что у нас достаточно настоящих хвостов. И я тебе сказал, что кто-нибудь что-то заподозрит! Говорил я, что кто-то заподозрит неладное? Вот! Кто-то действительно заподозрил!
— Да, не думайте только, что вам это сойдёт с рук! — сказала Малисия. Её глаза горели. — Я знаю, что вы только жалкие негодяи. Один большой и толстый, другой тонкий… Всё ясно! Кто из вас босс?
Глаза крысолова номер один слегка затуманились, что часто происходило с людьми, говорящими с Малисией. Он наставил на неё свой толстый указательный палец. — Знаешь ты, какую идею сегодня родил твой старик?
— Ха! Жалкое лепетание негодяев! — сказала Малисия триумфальным тоном. — Я слушаю.
— Он послал за волшебным крысоловом! — объявил крысолов номер два. — А он стоит целое состояние! Триста долларов. И если он не получит деньги, он всерьёз обидится и устроит вам большую неприятность!
Боже мой, подумал Морис. Кто-то поехал за настоящим волшебным крысоловом. Который получает за работу триста долларов. Три сотни долларов? Три сотни долларов? И мы всегда просили только тридцать!
