— Что за ужасный способ убивать, — покачала головой Ангва.
— О да, — подтвердил Ваймс. — И очень ловко придумано. Витинари полночи сидит за своими бумагами, свечи почти до конца прогорают. Отравление светом. Никто ведь не видит свет. Кто обращает внимание на свет? По крайней мере, не вконец отупевший старый стражник.
— О, сэр, вы совсем не старый, — весело возразил Моркоу.
— А как насчет вконец отупевшего?
— И не вконец, — быстро добавил Моркоу. — Я всегда говорил: рано или поздно вы своего добьетесь.
Ваймс внимательно посмотрел на него, но не увидел на лице Моркоу ничего, кроме страстного и искреннего желания служить.
— Мы не можем видеть свет, потому что именно с его помощью мы видим, — продолжил Ваймс. — Ладно. А теперь, думаю, нам пора наведаться в гости на свечную фабрику. Задранец, ты тоже пойдешь. И захвати свои… ты что, стал выше?
— Башмаки на шпильках, — пояснила Шелли.
— Мне казалось, гномы носят только железные башмаки…
— Так точно, сэр. Они у меня и железные, но на шпильках, сэр. Пришлось их приварить, сэр.
— О. Да. Конечно. — Ваймс попытался вспомнить, о чем шла речь ранее. — В общем, ходить ты можешь, поэтому пойдешь с нами. Не забудь свои алхимические препараты. И сейчас с дежурства во дворце должен возвращаться Детрит. Когда дело касается запертых дверей, лучше Детрита никого не найти. Он ходячий лом. Перехватим его по пути.
Ваймс зарядил арбалет и зажег спичку.
— Итак, — сказал он, — мы раскрыли преступление современным способом, а теперь пора прибегнуть к испытанному дедовскому методу. Настало время…
— Надавать кое-кому пинков, сэр? — торопливо закончил Моркоу.
— Нечто вроде, — кивнул Ваймс, глубоко затянулся и выпустил кольцо дыма. — По коням, господа.
В последнее время взгляд на мир у сержанта Колона менялся слишком часто. Только некое событие откладывалось в памяти в качестве наихудшего за всю его жизнь, как его тут же вытесняло нечто еще более ужасное.
Сначала водосточная труба, на которой он висел, ударилась о стену здания напротив. В правильно организованном мире он бы непременно приземлился на пожарную лестницу, но в Анк-Морпорке пожарные лестницы были неизвестны, поэтому тем же пожарам приходилось выбираться из здания через крышу.
Затем Колон обнаружил, что съезжает по наклонной куда-то вниз. Даже это не было бы так уж плохо, если бы не тот факт, что сержант Колон страдал некоторым избытком веса, поэтому, когда он достиг середины пути, не поддерживаемая ничем труба прогнулась. Здесь следует отметить, что чугун прогибается очень плохо, в результате чего труба почти сразу переломилась.
Колон полетел вниз и приземлился на что-то мягкое, по меньшей мере более мягкое, чем плитка мостовой. Нечто издало грозное «му-у-у-о-о-р-р-м!». Он торопливо откатился в сторону и шмякнулся на что-то более низкое и куда более мягкое, которое отреагировало протяжным «бе-е-е-е-е-е!», после чего сержант упал на совсем низкое и мягкое, на ощупь сделанное из перьев, которое моментально взбесилось. И клюнуло его.
Улица была полна животных, которые бегали туда-сюда. Когда животные не понимают, что происходит, то начинают нервничать. Судя по мостовой, животные очень нервничали. Единственным преимуществом для сержанта Колона было то, что от этого она стала чуточку мягче, чем обычно.
Копыта топтали его руки. Очень большие слюнявые носы тыкались в его щеки.
До сих пор сержант Колон не мог похвастать обширным опытом контактов с животными, разве что в приготовленном виде. Правда, когда он был маленьким, у него был розовенький плюшевый поросенок по кличке Ужас Ходячий. А еще он добрался до главы номер шесть в «Как Развести Животных». В книге были очень красивые гравюры. Но там ничего не говорилось про горячее, наполненное всякими запахами дыхание, как и про здоровенные, размером в суповую тарелку, копыта. В книге сержанта Колона коровы издавали «му». Это известно каждому ребенку. Они не должны реветь жуткое «му-у-у-о-о-р-р-м!», как какое-то морское чудовище, и обливать тебя душем из навоза.
Он попытался встать, поскользнулся на треволнениях очередной коровы и уселся на овцу. Та издала «бе-е-е-а-а!». Что там обычно кричат овцы?
Он опять поднялся и попытался пробиться к тротуару.
— Брысь! Пошел прочь, чертов баран! А ну, брысь!
На него яростно зашипел гусь и, вытянув невероятно длинную шею, медленно двинулся в наступление.
Колон пятился назад, пока кто-то легонько не ткнул его чуть пониже спины. Это была свинья.
Она ни капельки не походила на Ужас Ходячий. И нисколечко не была похожа на поросят, которыми торгуют на рынках или которых держат дома. Трудно было даже представить, что свиньи бывают такого роста, но кроме роста эта свинья могла похвастать густой щетиной и копытами величиной с приличных размеров чашку.
Размерами свинка была с приличного пони. А еще у свинки были клыки. Нежно-розовым цветом тут даже не пахло — пахло кое-чем другим. А цвета она была иссиня-черного, щетина ее выглядела жутко колючей, зато у свиньи имелись («Тут надо признать честно», — угрюмо подумал Колон) настоящие маленькие свиные глазки, правда слегка налитые кровью.
В общем и целом эта миленькая свинка походила на миленькую свинку, которая убила гончих, выпотрошила лошадь и сожрала охотника.
Колон торопливо повернулся и тут же нос к носу столкнулся с быком, больше похожим на куб ходячей говядины. Тот повертел огромной башкой из стороны в сторону, чтобы каждый ярко-кровавый глаз смог разглядеть сержанта, и было совершенно очевидно, что ни тому ни другому глазу Колон не приглянулся.
Бык наклонил голову. Для разгона места не хватало, зато можно было упереться и толкать.
Так как животные обступили его со всех сторон, Колон выбрал единственный путь к спасению.
Вдоль домов сидели стонущие и охающие люди.
— Здрасьте, здрасьте, здрасьте, что случилось? — поинтересовался Моркоу.
Человек, баюкающий свою руку, поднял голову.
— Нападение! Это было коварное, жестокое нападение!
— У нас нет времени! — предупредил Ваймс.
— А может, все-таки есть? — возразила Ангва.
Она похлопала его по плечу и показала на стену напротив, на которой знакомым почерком было написано: СВОБОДА.
Моркоу нагнулся к пострадавшему.
— Стало быть, на тебя напал голем?
— Именно! Чокнутый голем! Как выскочит из тумана, как бросится! В общем, типичный голем!
Моркоу ободряюще улыбнулся. Потом его взгляд скользнул на мостовую и уткнулся в большой молот, валяющийся рядом с пострадавшим. Вокруг, как на поле битвы, были разбросаны и другие инструменты ближнего боя. Лопаты со сломанными ручками… Длинный лом, скрученный в кольцо…
— Какое счастье, что все вы были хорошо вооружены, — промолвил Моркоу.
— Он как повернется, а потом как бросится, — снова заныл человек. — Мы даже глазом не успели моргнуть. Он был далеко, и вдруг… — Он попытался щелкнуть пальцами. — Аргх!
— Похоже, ты поранил пальцы…
— Ага!
— Но я немного запутался. То ты говоришь, что он выскочил из тумана, то он повернулся, прежде чем на вас наброситься, — покачал головой Моркоу.
— Все знают, големы не могут дать сдачи!
— Понятно… Сдачи, говоришь? — повторил Моркоу.
— Нельзя ж, чтоб они вот так запросто разгуливали по улицам, — пробормотал человек, пряча глаза.
Сзади послышался шум, и к стражникам подбежала пара человек в окровавленных фартуках.
— Он ушел вон туда! — завопил один. — Вы еще сможете его догнать, если поторопитесь!
— Шевелите же ногами! — крикнул второй. — Мы что, зря налоги платим?
— Он обходит загоны и выпускает на волю всех животных. Всех! На Свином холме все улицы свиньями забиты.
— ГОЛЕМ выпускает скот? — изумился Ваймс. — Зачем?
— Откуда я знаю? Сначала он выпустил йудского козла с бойни Крюка, и теперь половина этих проклятых животных бегают за ним кругами! А потом этот истукан засунул старого Фосдайка в колбасную машину…
— Что?
— Все нормально, машину он не включил. Но набил Фосдадку рот петрушкой, насыпал лука в штаны, вывалял в овсянке и сунул вниз головой в воронку!
У Ангвы затряслись плечи. Даже Ваймс улыбнулся.
— А затем отправился на птицефабрику, схватил господина Тервилли и… — Человек резко прервался, увидев, что рядом стоит дама, хоть она и приглушенно фыркала, пытаясь сдержать смех, и продолжил шепотом: — Использовал немного шалфея и лука. Если понимаете, о чем я…
— То есть он… — начал было Ваймс.
— Да!
Второй мясник кивнул.
— Думаю, бедный Тервилли до конца дней своих не сможет видеть ни шалфей, ни лук.
— Наверное, они ему поперек… кое-чего встали, — ухмыльнулся Ваймс.
