Свое утро Эддор встретил в приемной посла Морийского царства.
— Уважаемый Эддор, — сказал посол, неимоверно важный гном в строгом костюме. Борода его была тщательно расчесана, за пояс был заткнут представительский топор. — Мы знаем о вашем увлечении нашими старинными рукописями. Если вы помните, мы даже разрешили вам побывать в Летописном чертоге. Но мне кажется маловроятным, что человек может найти в летописях гномов то, что и самим неизвестно. Я полагаю…
— Ваше Превосходительство!..
— Уважаемый Эддор. Помимо всего прочего (я уже не говорю о полной абсурдности всего этого), вы собираетесь разрушить древнейшую нашу легенду! Это, знаете ли…
— Ваше Превосходительство! Да эта ваша живая легенда скоро весь город на куски разнесет!
— Это не наша легенда! Это ваши бредовые домыслы. Да это же чушь собачья! Ролштайн — барлог? Бред…
— Но… А если я прав? Мы же сможем… Ух, что мы сможем!
— Здоровы ли вы, уважаемый Эддор?
— Эру милосердный, но вы-то почему против? Ну пошлите какогонибудь своего придворного оккультиста, всего-то пару слов крикнуть.
Посол сжал челюсти и выдавил из себя:
— Аудиенция окончена.
При этом он странно покраснел. Когда Эддор вышел, из-за закрытой двери донесся грохот — посол рубил мебель.
Эддор нашел Снори сразу за линией танков. Гномы смотрели, как превращают в щебень их работу, и, мягко говоря, не радовались. Когда Эддор подкатил к нему с предложением, он не колебался ни секунды. Снори вырвал из рук ближайшего полицейского мегафон, зажал в зубах ветхий свиток и полез на броню. Над горящим полем трижды прозвучали слова древнего заклинания. Барлог взревел, щелкнул бичом и снес ствол у того танка, который был поближе. Больше никаких изменений не произошло. Разочарованный Снори слез с танка. Шваркнув мегафоном оземь, он сел на лысую покрышку, и пригорюнился.
— Мы ослы, — сказал Трон.
— Это точно, — сказал Снори, не поднимая головы.
— Да нет, ты не понял. Как называется эта зараза в яме?
— Ну, барлог. Слушай, иди ты…
— Булыжник! Как правильно?
— Что? А…..!
О дальнейшем можно сказать только то, что вторую линию Аннуминасского метрополитена пустили на два года раньше срока.
… «Орки в городе!»
Пешком, на колесах, по проводам эта новость прокатилась из конца в конец улицы Великого Короля, и, будто следуя за ней, по нарядным витринам главной магистрали Северной столицы пробежала волна судорожных сокращений. С металлическим стуком и звоном вставали на запоры секции бронированых жалюзи, смыкались раздвижные решетки, запирались тяжелые наружные двери. Как по мановению волшебного посоха с восьмиполосной магистрали исчезли все автомобили. Пешеходы тоже пропали — попрятались, как глупые пингвины, в боковые проезды, разбежались проходными дворами по соседним улицам.
Был жаркий солнечный день 16 июля. Над разогретым асфальтом колыхалось марево горячего воздуха, так-что казалось, что пожарная каланча — В. Короля, 302-бис — едва держалась на земле, а дворец Наместника — Совет министров теперь — вообще был чем-то не от мира сего. И вот над взопревшей улицей, остро пахнущей свежим асфальтом и битумной гарью, разнесся рев тысяч лошадиных сил. Через него едва пробивался грохот двухсотваттных динамиков, выплевывавших на пределе мощности хрустящие диссонансы «Коррозии мифрила».
Мимо трепещущих горожан, наблюдавших за улицей из-за плотных штор, проносились сотни мотоциклов — колено к колену, словно в пародии на конный строй Арнорской кавалерии. Орки были все как один в ярких пластиковых шлемах, косоглазые физиономии свои они прятали под тонированными лицевыми щитками, а чешуястые конечности были упакованы в длинные краги. На исчерченых молниями, утыканых кнопками и шипами косухах тут и там были наляпаны блямбы «Урукхай Моторс», «Мордор Мотор Верке» и «Умбару»; у каждого на груди висел значок «Саруман жив!» (правая кисть руки, сжатая в кулак с отстоящим средним пальцем). Под визг «Мертвого Олорина» колонна рассредоточилась по площади Дружбы Народов Арды. Хайрастый урук в белом шлеме, воровато оглядываясь, написал на Терлинговом столпе маркером неприличное слово. Другой — свой полосатый шлем он повесил на руль, а над чешуйчатым черепом у него возвышался пышный желто-красный ирокез — достав из сумки клеенку с изображениям ришатра, выставил на нее пять бутылок «Красной шапки», и почему-то один стакан. Короче, вси было за то, что орки пришли всерьез и надолго. От звуков трэша в окружающих площадь домах повылетали стекла.
Фредегар Дудкинс, хоббит-доросток, сидел в углу комнаты и предавался рекомендованой руководством Легиона медитативной практике. Посозерцав пару минут — просто чтобы не разучиться — лики Великих Хоббитов Прошлого, он перешел к чтению мантры «Хоббиты — надежда и опора Арды», после чего занялся главным. Изгнав из головы все мысли, он наполнил ее серым туманом, из которого вылепил длиннобородый лик в необъятной шляпе. Тут же лик ожил, дым разошелся, обнажая принадлежащее лику тело, задрапированное серым плащом.
— Ну? — спросил лик тоном бесконечного терпения.
— Ничего, проверка связи. — сказал хоббит. — Альфа, браво, кока, дельта.
— Иди ты, — ругнулся лик, и сделал попытку раствориться.
— Куда? — протянул хоббит.
— Я вас, любезный Олорин, не опускал. Впрочем, ладно, дедуля. Свободен.
Олорин растаял. Фэтти глубоко вдохнул, и прыжком вскочил на ноги. Издав боевой клич «А Элберет твою Гилтониэль!», он выхватил из чехла боккен, и сделал несколько молниеносных выпадов. Шумно выпустив воздух, Фэтти убрал деревянный меч на место, накинул куртку с многочисленными фишками Легиона, сунул в карман сотовый телефон и вышел на улицу. Минут через пять телефон зазвонил. Это был бригадир. Обложив для начала по-свойски, он сообщил, что имяреку Дудкинсу надлежит быть на сборном пункте бригады, а не шляться незнамо где, позоря славное имя, которое носит бригада, и вообще…
— Буду, коротко ответил Фэтти.
— Ну, будь-будь, — сказал бригадир. — Какой-то ты, Дудкинс, не от мира сего хоббит.
— Причеши пятки! — злобно прошипел Фэтти отключившемуся телефону.
«Ну и тоска, — думал он на ходу. — Что нужно нынешнему хоббиту? Куртка с фишками, да в строю песни поорать, да пивка попить на халяву… Какое им дело до бед и тревог всего остального мира? Конечно, не все заветы Великих сейчас кажутся разумными, не каждому же достаются настоящие Гондолинские клинки, да и пользы от них… Но, Эру великий, да я на эту строевую подготовку уже смотреть не могу!»
На сборном пункте бригады имени Перегрина Тука Легиона Боевых Хоббитов имени Великих Хоббитов Пошлого в суровом молчании стояла колонна одетых в полевое х/б хоббитов. У каждого за спиной висел боккен, на головах они несли фиберглассовые шлемы с сплошными забралами — за откинутыми щитками были видны мрачно-сосредоточенные лица. Сердце Фэтти забилось сильнее. «Дело! Ох и соскучился я, почитай, всю жизнь ждал!»
— Дудкинс! Я тебя… А, ладно, чего разговоры разводить, вставай к нам, если свое место в строю еще не позабыл. Внимание! — бригадир повысил голос. — Орки расположились лагерем на площади Дружбы Народов Арды. Первая сотня атакует с Западного проезда, вторая — с бульвара Элронда, третья — с Восточного проезда и проспекта Покорения Севера. Гнать их по улице Великого Короля до городских ворот. Четвертая сотня в резерве. Вперед, и да пребудет с вами благословение Валаров!
Ударил большой барабан, и сотни в молчании двинулись к площади. Фэтти шагал в третьей шеренге Первой сотни, подготавливая себя к предстоящему сражению. Времени, правда, на это почти не было — если второй и третьей сотням нужно было пройти к исходным точкам кружным путем, то первая заняла свое место практически сразу. Это дало оркам время перегруппироваться, и теперь перед хоббитами была уже не пьяно-мирная компания, а ревущая толпа, размахивающая бейсбольными битами и монтировками. Взвился над площадью гортанный вопль «Элберет!», сверкнуло на солнце отполированное дерево боккенов. Воздух наполнился стуком оружия и хрустом разламывающихся шлемов. Сначала удача была на стороне хоббитов — орки были пьяны и необучены, и первые их ряды, обезоруженные в мгновение ока, растворились за спинами тех, кто еще держал в руках свои дрыны. Но орков было слишком много — на каждого хоббита кидалось трое — четверо. Никто и понять не успел, что происходит, а хоббиты уже бежали. Фэтти отступал в последних рядах, с трудом отажая удары двух биллиардных киев. Один все-таки пришелся по шлему Фэтти упал, уткнувшись головой в угол телефонной будки. Эта будка, кстати, его и спасла — в другом месте его затоптали бы в мгновение ока. Когда он пришел в себя, было почти тихо — тольк где-то за углом раздавались вопли и плюхи, но кто кого бил, было неясно. Фэтти закрыл глаза и вызвал Олорина.
