Замолчал, испытующе на нас глядя.
— Н-ну… тут трудно что-либо возразить… — сделав над собой усилие, выдавил я.
Неженский взглянул на меня с подозрением.
— Некоторые путают Цолькин с тринадцатью бактунами, — предостерёг он. — Это весьма распространённое заблуждение.
— Да, к сожалению…
Неженский кивнул и, кажется, малость смягчился.
— Стела Тортогуеро, — выложил он главный козырь, — свидетельствует, что четвёртого Ахау третьего Канкина спустится Болон Йокте, чьё появление совпадает с датами, оканчивающимися на ноль.
— Естественно… — волей-неволей пришлось поддакнуть мне.
— Это для нас с вами естественно, — ворчливо заметил он. — А четвёртое Ахау, между прочим, наступает уже через восемнадцать дней… Что скажете?
И вперил взор персонально в Игоря. Тот ответил не сразу. Возвёл глаза к высокому потолку, словно бы прикидывая стоимость люстры.
— Что тут говорить? — вздохнул он наконец. — Вы уже всё сказали.
— То есть выхода вы не видите?
— Честно говоря… нет.
— Ну почему же?.. — деликатно вмешался я, встревоженный грубоватостью Игоревых интонаций. Абракадабра абракадаброй, а вежливость вежливостью.
Неженский просветлел лицом.
— Вижу, что вы уже всё поняли, — одобрительно молвил он. Встал, приблизился к стоящему напротив алтаря сейфу, чем-то там пощёлкал и отворил дверцу. В сумрачных недрах стального хранилища призрачно воссияло нечто сравнимое по размеру с некрупным грейпфрутом.
Повинуясь приглашающему жесту, мы с Игорем поднялись из кресел и подошли поближе. С лиловой бархатной подушечки на нас из металлической ниши воззрился хрустальный человеческий череп. Подобное изделие я видел однажды по телевизору. Не помню точно, в чём там был прикол, но то ли извлекли его из ацтекской пирамиды, то ли выточили в Лондоне, а в пирамиду просто подкинули… Тёмная, короче, история.
Игорь глядел — и скорбно кивал. Гордей Исаевич недовольно жевал губами.
— Тринадцатый, — внезапно известил он. — Последний.
— Вижу… — тихонько отозвался Игорь.
Неженский вспыхнул.
— Вот как? Видите? Это каким же, позвольте узнать, образом?
— Н-ну… — Игорь уклончиво повёл плечом. — Есть способы.
Несколько секунд Гордей Исаевич проедал его глазами и словно бы колебался, не указать ли проходимцу на дверь.
— Это копия, — проскрежетал он.
— Ну не оригинал же… — с прежней невозмутимостью подтвердил Игорь.
Вспыльчивый Гордей Исаевич насупился, покряхтел, остывая.
— Да, копия… — глуховато повторил он. — Но очень точная. Выполнена с соблюдением всех ритуалов… тех, разумеется, за которые в наше время не предусмотрена статья…
Мы втроём стояли перед открытой дверцей и смотрели в загадочные хрустальные глазницы.
— Ну-с… — неожиданно повеселев, сказал Неженский, обращаясь в основном к Игорю. — Что теперь скажете?
Тот (негодяй!) помедлил, посомневался.
— Теперь… Да. Пожалуй, да… Это сильно меняет дело.
— Вот и славно, — тоном, не допускающим возражений, подвёл черту Гордей Исаевич и обернулся к референту. — Пётр…
Агриков не мешкая подошёл к сейфу, вынул череп вместе с подушечкой и упаковал всё это в кожаный чёрный футляр.
— Прошу…
Кажется, до моего друга стало помаленьку доходить, что мы с ним опасно заигрались. Какого дьявола нам пытаются всучить этот хрусталь? Игорь отступил на шажок и пристально взглянул на Неженского.
— Можете не сомневаться, — заверил тот. — Знаем, чем рискуете. Не обидим.
* * *
В связи с нетвёрдой тройкой по математике теорию хаоса я воспринимаю лишь на бытовом уровне, и звучит она, в моём разумении, примерно так: чепуха, помноженная на чепуху, запросто может обернуться крупными неприятностями, что, собственно, с нами и стряслось в тот пакостный декабрьский денёк. Невинный телефонный трёп, хиханьки-хаханьки — и вот мы вдвоём ошарашенно цепенеем на заднем сиденье роскошной иномарки, а на коленях у Игоря покоится хрустальный череп в кожаном чёрном футляре.
— А вы обратили внимание, на чём мы едем? — осведомился Пётр Агриков (он вёл машину).
— Э-э… — хотел сказать я, но меня опередил Игорь.
— На «Ягуаре», — проворчал он.
— Совершенно верно, — с удовольствием подтвердил водила-референт. — Белый «Ягуар». И наступает Эпоха Белого Ягуара. Если наступит, конечно… Так что вся надежда теперь на вас.
«Дворники» едва успевали смахивать снежную хлябь с ветрового стекла.
— А-а… — сказал я. — М-м…
— Почему мы обратились именно к вам? — уточнил Агриков.
— Да.
— Ну а к кому ещё? — рассудительно молвил он. — С классическими академиками лучше вообще не связываться. Левое полушарие у них развито в ущерб правому…
— А-а…
— А с экстрасенсами ничуть не легче. У экстрасенсов правое развито в ущерб левому… Вас где высадить?
— У «Конфеток-бараночек», если можно…
Ничуть не удивившись, Пётр Агриков выполнил нашу просьбу. Мы выбрались на слякотный тротуар, тут же были облеплены мокрым снегом и долго смотрели вослед белому «Ягуару». Наконец он канул за угол.
— Ну? — мрачно сказал я.
— Что «ну»? — не менее мрачно отозвался Игорь.
— Делать что будем?
— А я знаю?
— Какого ж ты тогда чёрта…
Он пожал плечами.
— Так вышло…
Вздохнули и, хмуро переглянувшись, направились прямиком в «Конфетки-бараночки». Оставив Игоря за столиком у окна, я подошёл к стойке, где заказал две соточки коньяка и пару бутербродов. Денег в кошельке как раз хватило, так что моя красная пятитысячная бумажка, полученная «за беспокойство», осталась, слава богу, неразменянной.
Вернувшись, я застал Игоря Шахина склонённым над айпадом. Или айфоном. Честно сказать, во всех этих гаджетах я разбираюсь ещё хуже, чем в марках автомобилей.
— И что там? — процедил я, ставя на столик обе рюмки и тарелочку с бутербродами.
— Сколько, он говорил, осталось дней до этого… Ахау?.. — осведомился Игорь, не поднимая головы.
— Восемнадцать, — глухо сказал я и сел.
Он крякнул.
— Всё правильно. Оказывается, двадцать первого декабря сего года ожидается квантовый переход… С чем тебя и поздравляю!
— Переход куда?
Шахин вновь склонился над устройством, водя пальцем по экранчику с видом хироманта, исследующего особо сложную ладонь.
— Согласно предсказанию оракула Шамбалы, — несколько замогильным тоном сообщил он, — двадцать первого декабря наша планета пройдёт через галактическую нулевую полосу, что приведёт к полной темноте…
— Это как?
— Не сможет распространяться никакая энергия, будут отсутствовать электромагнитные поля…
— Конец света, что ли?
— Да вроде того…
— Давай выпьем! — хмуро предложил я.
Мы выпили.
Сидящий за соседним столиком толстячок заворочался на стуле, пытаясь оказаться к нам лицом. Вскоре это ему удалось, и на нас выпучились бело-голубые фарфоровые глаза. Не существуй в родной речи выражения «выкатить шары», я бы его тогда неминуемо придумал.
— Что… опять веерные отключения? — свирепо спросил повернувшийся.
— Угу…
Толстячок засопел.
— Дождутся! — угрюмо предрёк он. — Устроить им… веерные мордобои! И график вывесить…
— Давно пора, — поддержали у стойки.
Разговор ушёл в энергетику, и нас с Игорем оставили в покое.
— А при чём тут Шамбала? — нервно спросил я. — Череп-то ацтекский!
— И про череп сейчас посмотрим… — рассеянно отозвался Игорь, колдуя с айфоном. — Ага… Ну тут сплошной Чилим-Балам, чёрт ногу сломит… А! Вот! По легенде, существует тринадцать хрустальных черепов. Из них на сегодняшний день найдено двадцать четыре…
— Неплохо… И что с ними делать?
— Та-ак… Что делать… Что делать… Так-так-так… Тут два варианта! — объявил он.
— Ну?
— Первый. Собрать все черепа вместе…
— Все двадцать четыре?
— Нет. Все тринадцать.
— А лишние выбросить?
Игорь выпрямился, осунулся — и такое впечатление, что досчитал до пяти. Надо понимать, нервозное моё легкомыслие было в данном случае неуместно и неприлично.
— Второй вариант, — бесстрастно огласил он. — Рассредоточить черепа в тринадцати магических точках планеты…
— И что будет?
— Ну сам же слышал, что он сказал! «Не обидим…»
— Хорошо! — бросил я, тоже начиная помаленьку заводиться. — Допустим, двенадцать черепов уже распиханы. По магическим точкам… Этот тринадцатый. Так?
— Видимо, так…
— И куда его теперь? На Ураков бугор?
Тут я осёкся. Переться через весь Камышинский район? В декабре месяце?
— Да ну на!.. — подумав, возмутился Игорь, тоже, видимо, представив прелести подобного путешествия.
