— Оно золотое, — ответила она так спокойно, что он испугался: ничего себе, три низки тяжелых золотых монет! А если посчитать и те мелкие, что позвякивают на лбу и в косичнике!
— Зачем было навешивать на себя столько золота? Возьмет кто-нибудь и удушит за него!
— А у вас много разбойников? — испугалась она.
Петр засмеялся и, чтобы успокоить ее, обнял покрепче.
— Разбойников сколько угодно, но ты не бойся, раз я рядом…
— Ты меня будешь беречь, да, Петя? Очень беречь! Ведь я почти не знаю вашей жизни.
Темные силы тут же переплавились в готовность ринуться в бой за девушку. «Надо же, вот повезло-то! Такая девка сама идет в руки, да еще с золотым монистом в три ряда!.. Боже мой!» — мысленно воскликнул он, хоть и не верил в бога.
— А ты так и не сказала, откуда ты?
— Из Болгарии. Только из другой Болгарии, совсем другой. Поклянись, Петя, что никому не скажешь! Перекрестись!
— Но ведь я неверующий, зачем мне креститься? Я тебе обещал, и все тут.
Она посмотрела на него озадаченно.
— Еретик?
— Нет, комсомолец.
Ему показалось, что она не поняла, потому что смущенно начала ощупывать пряжки на одежде.
— Послушай, Петя, я действительно болгарка. Только из того мира, который лежит далеко-далеко в будущем. Я из двадцать четвертого века. Сюда прибыла на одной специальной машине. Ты знаешь, что такое машина?
— А чего тут знать! — почувствовал себя уязвленным Петр.
— Никто не должен видеть эту машину, понимаешь? Потому что ее объявят изобретением дьявола. Нужно ее спрятать, причем немедленно!
Вскочив, она повела его через кусты в глубь леса. Ветки пытались задрать ей подол сарафана, тяжелый от золотого шитья. Только один раз соблазнительно мелькнул пестрый чулок и маняще улыбнулась ему белая складочка тела под коленом. Только бы не что-нибудь антигосударственное, молил про себя бога Петр, поспешая за девушкой. А вообще-то с красавицей явно можно найти общий язык, особенно если оказать ей услугу…
Они вышли на поляну. Петр хорошо знал это место. В центре поляны и в самом деле торчала какая-то странная машина. Блестящая, как скороварка, в которой дома варили фасолевую похлебку. Да и по форме она походила на скороварку или скорее на громадный кофейник.
— Что это?
— Машина для путешествий во времени. На ней я прилетела и только на ней могу вернуться.
Петр начал соображать, где бы ее спрятать. В загон для овец не спрячешь, туда заглядывают все, кому не лень — жены чабанов, бригадиры, начальство… Закопать — слишком много работы.
— О чем ты думаешь? — подтолкнула она его, будто сомневаясь в его способности мыслить.
— Сейчас закидаю ее сеном, а там посмотрим. А не найдется ли у тебя какой-нибудь другой одежды, а то…
Она где-то что-то нажала, и в металлической стене открылось круглое отверстие — ни дверь, ни окно. Потом подпрыгнула, подтянулась, сунула голову в отверстие и через некоторое время вытащила что-то вроде задрипанного сарафана. Петр возмутился:
— Ты что себе думаешь, если мы деревенские, так совсем отсталые? — В глазах девушки отразилось искреннее непонимание, к тому же они были так красивы, что он смягчился. — Ладно, надевай пока, а там я постараюсь раздобыть что-нибудь поприличнее.
А она — словно они давным-давно женаты — тут же разделась. Ему стало неловко, и он отвернулся, но, не в силах устоять перед искушением, то и дело поглядывал через плечо. Петр Чабан и в самом деле был неверующим, но и на этот раз он повторил с истым благоговением: «Господи, какая красота мне досталась!» И вдруг, испугавшись, как бы не потерять ее, разозлился:
— Ну-ка спрячь свои побрякушки! — потому что она и старый сарафан перетянула дорогим поясом с громадной пряжкой.
— Не могу без них. Это не просто украшения, в них скрыты специальные аппараты, с помощью которых я буду изучать вашу жизнь.
— Но ты пойми, сейчас ни одна женщина не ходит в таком виде!
Она всплеснула руками, готовая расплакаться:
— Ну как это возможно, чтобы наши историки так ошиблись!
Петр снова уступил.
— Ладно, принесу тебе какой-нибудь плащ, хотя посреди лета в плаще… ладно, поищу рабочий халат.
— Петя, прошу тебя, побыстрее! Кто-нибудь придет! — забеспокоилась она вдруг.
Он сделал ей знак спрятаться в кустах и бросился к кошарам. Нагрузил телегу сеном, впряг осла и, понукая, погнал его. Однако одной телеги не хватило, пришлось шесть раз обернуться, пока машина не стала походить на настоящую копну. Подперев ее с нескольких сторон шестами, он остановился перевести дух, чтобы полюбоваться делом своих рук. Надо же, какую хорошую копну поставил, не каждый справится с таким делом, да еще в считанное время! Чужеземка восхищенно всплеснула руками, и на этот раз картинно, как артистка в телепередаче, потом вынула из-за пазухи шелковой кружевной платочек, из тех, что иностранцы покупают в сувенирных магазинах, и нежно обтерла ему лоб.
— Господи, какой же ты мастер! — воскликнула девушка, и он снова смутился: вроде бы из далекого будущего, а «господи» то и дело у нее на языке, да и в том, как ставятся копны, тоже, видать, разбирается.
Однако вскоре ему пришлось отбросить тревожные сомнения и совершить нечто такое, на что далеко не каждый решится. Он вернул телегу на место, старательно скрыл следы кражи, вымылся до пояса, разыскал большую крестьянскую торбу и стал кидать в нее самое лучшее, что нашлось в шкафах: свежую брынзу, копченую колбасу, коробку лукума с орехами. Прихватил и котелок с айраном. На плечо набросил пару одеял.
— Видишь ли, — сказал он, вернувшись. — Этой ночью придется остаться здесь, потому что туда придут другие чабаны, а ты в этой одежде…
Готовый к ее отказу, он говорил, смущенно глядя в сторону леса, потому что совсем не умел притворяться, но она обрадовалась, как ребенок:
— Чудесно, мне никогда не приходилось спать под открытым небом!..
Они постелили себе на опушке леса, откуда можно было наблюдать за отарой и за дорогой, ведущей к кошарам. Как только они легли рядом, она тут же прильнула к его плечу.
— Ты будешь мне добрым другом, да? Мне так нужна твоя защита. Ты будешь меня учить, помогать изучать вашу жизнь?
Она сказала это так мило, что темные силы, дремавшие в нем, совсем затаились.
— Жизнь как жизнь, чего в ней особенного? — сказал он.
— Я историк, но еще очень неопытный. Ты, может, знаешь, что это такое…
— Давай не будем начинать с обид, а?
Она обрадовалась и в то же время удивилась.
— Знаешь, ты сразу показался мне очень интеллигентным парнем. У тебя даже вшей нет! — сунула она свой пальчик ему под мышку.
— Придумала тоже — вши! — сначала он возмутился, а потом рассмеялся. — Вши теперь развелись у городских!
— Ты, наверное, гайдук, — таинственно шепнула она ему на ухо с ноткой восхищения в голосе, а он дернулся, боясь щекотки. Возможно, поэтому она засомневалась: — Погоди-погоди, гайдуки вроде были позже! Мы ведь в тринадцатом веке? И еще нет турок, правда?
Тут Петр совсем развеселился.
— Тринадцатый кончился в прошлом году, теперь у нас четырнадцатый.
— Неужели? Значит, эта машина продолжает давать разброс во времени! — она внимательно посмотрела на него, погладила свежевыбритую щеку юноши, пахнущую виноградным первачом — какой дурак станет в кошаре тратить одеколон на щеки? — Чем ты так хорошо побрился?
— Я употребляю только «Жиллет»! — похвастался он.
— Ты покажешь мне завтра? Мне очень любопытно, ведь для этого я и прибыла к вам, — она снова начала ластиться к нему. — Ты чудесный парень. А ты, случайно, не богомил?
— Я же сказал тебе, что я Петр, — ответил он, и темные силы снова зашевелились в нем.
Они уже повели его руку, попытавшуюся было забраться за пазуху девушке, но чужеземка ласково отстранила ее.
— Есть хочется. А что это в горшке, а?
Он дал ей отпить холодного айрана, и она снова пришла в восторг:
— О, как хорошо вы живете! А едите только натуральные продукты?
— Ага, — подтвердил Петр, расстилая небольшую скатерку и раскладывая на ней лакомства из торбы. — А ты знаешь, сколько мы здесь зашибаем! С тех пор, как пошла мода на грубую домашнюю шерсть, да еще с этим новым экономическим механизмом… А ну-ка, где тут у нас музыка? — вспомнил он о транзисторе и сунул руку в сумку-однодневку. — Позавчера сменил батарейки.
— Что это? — испугалась она, когда он вытащил свой маленький транзистор. Возможно, она ожидала увидеть свирель, да только зачем современному чабану свирель? — Откуда это у тебя?
Гордый, что ему удалось наконец изумить ее, он включил радио, которое тут же изрекло что-то об империалистах. Естественно, ничего подобного свирель не смогла бы изобразить.
— У меня и телевизор есть, даже два — цветной и портативный. Я же сказал, что мы здесь здорово зашибаем.
