Он промокнул лицо носовым платком.
– Хотя люди здесь добрые, – промолвил он.
– Я думал, по пути меня будут угощать бифштексами. Но куда бы я ни отправился, специально для меня готовят спагетти. С томатным соусом! А иногда еще и жареные! Кстати, с моллюсками тут такое творят… – Его передернуло. – И вот я сижу, давлюсь этим, а все собираются вокруг, счастливо улыбаются мне и смотрят, как я ем. Думают, мне нравится! Да я бы что угодно отдал за тарелку жареной баранины с клецками…
– Так почему бы тебе не сказать об этом? – воскликнула нянюшка.
Лежебокс пожал плечами.
– Энрико Базилика питается исключительно спагетти, – ответил он. – И это я уже не в силах изменить.
Он откинулся на спинку сиденья.
– Госпожа Ягг, а ты интересуешься музыкой?
Нянюшка горделиво кивнула.
– Дай мне пять минут на знакомство с инструментом – и я извлеку из него любую мелодию на выбор, – сообщила она. – А наш Джейсончик играет на скрипке, а Кев дудит в тромбон. Все мои дети поют, а Шончик… в общем, он у нас особенный. Такие вещи со свистком творит, заслушаешься. Вставит и творит. Только пахнет немножко, но…
– И в самом деле, очень талантливая семья, – торопливо перебил ее Энрико. Порывшись в кармане жилета, он извлек два продолговатых кусочка картона. – Поэтому прошу вас, дамы, примите это как скромный знак благодарности от человека, который ест чужие пироги. Наш маленький секрет, хорошо? – Он с надеждой подмигнул нянюшке. – Это билеты в оперу. Вы можете прийти в любой день, и вас пропустят.
– О, просто поразительное совпадение, – всплеснула ручками нянюшка, – потому что мы как раз собирались… Ай!
– В общем, мы тебе очень благодарны, – продолжила матушка Ветровоск, принимая билеты. – Это очень любезно с твоей стороны. Мы обязательно придем на представление.
– А сейчас, если позволите, – сказал Энрико, – я бы немножко подремал.
– О, разумеется! – бодро поддержала его нянюшка. – День-то уже совсем поздний. Ты нас не стесняйся.
Певец откинулся на спину и накрыл лицо носовым платком. Через несколько минут он уже храпел счастливым храпом человека, который исполнил свой долг и теперь, если повезет, никогда больше не встретится с этими старушками, которые причинили ему столько беспокойства.
– Ну все, он уже очень далеко отсюда, – через некоторое время нарушила молчание нянюшка. Ее взгляд упал на билеты в руке матушки. – Тебе что, в оперу захотелось?
Матушка вперилась взглядом в пространство.
– Я спросила, тебе что, в оперу захотелось? Матушка посмотрела на билеты.
– По-моему, что я хочу, а что – нет, роли тут не играет, – сказала она.
Нянюшка Ягг кивнула.
Матушка Ветровоск была твердо настроена против фантазий и по мере своих сил боролась с ними. Жизнь и так достаточно трудна: ложь проникает повсюду и меняет мысли людей, а поскольку театр представлял собой фантазию, обретшую плоть и кровь, она ненавидела его больше всего. Но в том-то и дело, что ее отношение отражало именно слово «ненависть». Ненависть – это притягивающая сила. Ненависть – это любовь, повернувшаяся спиной.
Матушка не брезговала театром. Если бы она им брезговала, то избегала бы всеми возможными способами. Но матушка ни разу не пропустила представлений бродячих артистов, которые частенько посещали Ланкр. На представлениях она сидела в первом ряду, прямая как палка, и не сводила со сцены яростного взгляда. Даже когда на подмостках, развлекая детишек, дурачились клоуны, матушка то и дело бросала отрывистые реплики типа: «Это неправильно!» или «Разве так себя надо вести?» В результате Ланкр приобрел среди бродячих трупп репутацию самого крепкого орешка.
Но то, чего именно она хочет, не имеет значения. Ведьмы, хотят они того или нет, тяготеют к крайностям, где сталкиваются друг с другом две стороны, два состояния. Их тянет к дверям, окружностям, границам, воротам, зеркалам, маскам…
…И к сценам.
Завтрак в оперной столовой подавали в половине десятого. Актеры не славились привычкой рано вставать.
Агнесса уже начала падать носом в свою яичницу с беконом, но вовремя остановилась.
– Доброе утро!!
Усевшись рядом, Кристина пристроила на стол поднос, на котором, как Агнесса без особого удивления отметила, красовались веточка сельдерея, одна изюмина и крошечная чашечка, содержащая примерно чайную ложку молока. После чего Кристина склонилась к Агнессе, и на ее лице очень стремительно промелькнуло выражение крайней озабоченности.
– С тобой все в порядке?! У тебя немного странный вид!!
– Я прекрасно себя чувствую, – ответила Агнесса. – Так, немного не выспалась…
– О, замечательно!! – Поскольку этот обмен репликами совершенно истощил способность Кристины к высокоорганизованным душевным процессам, девушка поспешила вернуться к функционированию на автопилоте. – Как тебе нравится мое новое платье?! – воскликнула она. – Разве оно не соблазнительно?!
Агнесса честно поглядела на ее платье.
– Да, – ответила она. – Очень… белое. И очень кружевное. И очень обтягивающее.
– И знаешь что еще?!
– Не знаю. Что?
– У меня уже есть тайный поклонник!! Разве не восхитительно?! У всех великих певиц есть тайные поклонники!!
– Тайный поклонник…
– Да!! Это платье!! Его принесли мне только что!! Ну разве ото не волнующе?!
– Ужасно волнующе, – хмуро подтвердила Агнесса. – И ведь ты еще не начинала петь. Что нее будет, когда ты появишься на сцене? Э-э… А от кого оно?
– Ну разумеется, он не представился!! Он же тайный поклонник!! Наверное, теперь он будет посылать мне цветы и пить шампанское из моих туфелек!!
– Правда?… – Агнесса скривилась. – Такое и в самом деле делают?
– Это традиция!!
Радость буквально переполняла Кристину, и девушка жаждала ею поделиться.
– А у тебя очень усталый вид!! – воскликнула она, но внезапно вскинула руку к губкам. – О!! Мы ведь поменялись комнатами!! Это было так глупо!! – И знаешь ли, – добавила Кристина с этаким недоигранным лукавством, которое, видимо, у нее сходило за хитрость, – готова поклясться, я слышала ночью пение… кое-кто пел гаммы и все такое?!
Агнессу с детства приучали быть честной. Она знала, что должна ответить Кристине: «Извини, но похоже, я по ошибке заняла твое место. Видимо, возникла какая-то путаница…»
Правда, Агнессу также учили слушаться старших, делать, что велят, не выставляться, быть вежливой и не прибегать к ругательствам более сильным, чем «дрянь».
Хоть раз в жизни может она одолжить будущее поинтереснее? Всего лишь на пару ночей? Хотя бы на чуть-чуть? Тем более что она бросит эту новую жизнь в любой момент.
– Знаешь, даже забавно, – ответила Агнесса, – я спала в соседней комнате и ничего не слышала.
– О-о?! Ну что ж, значит, все в порядке!!
Агнесса обозрела пучок травы, изюминку и наперсток молока, которые скромно расположились на Кристинином подносе.
– И это весь твой завтрак?
– О да! Иначе я раздуюсь, как воздушный шар!! Тебе везет, ты можешь есть что угодно!! Не забудь, через полчаса спевка!!
И с этими словами Кристина ускакала прочь, так ничего и не съев.
«Просто у нее в голове один воздух, – подумала Агнесса. – И она нисколечки не хотела меня обидеть».
Но где-то в глубине ее души Пердита XXX подумала очень грубое слово.
Госпожа Плюм вынула из шкафчика метлу и обернулась.
– Уолтер!
Ее голос эхом прокатился по пустой сцене. Она даже пару раз стукнула ручкой метлы о шкафчик. Очень необычно. Уолтер привык к заведенному порядку. У нее ушли годы, чтобы приучить его к дисциплине. И на него это очень не похоже – не являться в положенное время на положенное место.
Покачав головой, госпожа Плюм приступила к работе. Тут еще мыть и мыть. Пройдут годы, прежде чем удастся избавиться от запаха скипидара.
По сцене кто-то шел. И этот кто-то насвистывал.
Госпожа Плюм была шокирована.
– Господин Хвать!
Профессиональный крысолов Оперы остановился и опустил на пол шевелящийся и брыкающийся мешок. Господин Хвать носил древнюю оперную шляпу, демонстрируя тем самым, что на голову выше обыкновенного ловца грызунов. Поля шляпы отяжелели от воска и свечных огарков, в свете которых он находил дорогу в темных подвалах.
Господин Хвать столько времени провел с крысами, что в его облике также появилось что-то крысиное. Лицо казалось продолжением носа. Усы топорщились. Передние зубы выдавались вперед. Глядя ему вслед, люди невольно ждали увидеть торчащий из штанов длинный хвост.
– Что такое, госпожа Плюм?
– Ты же знаешь, что на сцене нельзя свистеть! Это очень плохая примета!
