– Хорошо, очень хорошо. Конечно, я хочу.
Вкрадчивые интонации мне не понравились. Не иначе он решил сменить тактику. Но кто знает, что от него ждать. Я оглянулся на Красавчика. Креторианец придерживался того же мнения. Провел ладонью под подбородком – мол, лучше убить обманщика. Подобной кровожадности от утонченного соблазнителя я никак не ожидал.
– Кое-кто из наших считает, что тебе нельзя доверять, – сказал я. – Предлагают пустить тебя в расход.
Последовала пауза.
– И много вас там? – поинтересовался федерал.
– Достаточно, – уклончиво ответил я. – Скажи-ка лучше, у тебя есть доступ к рубке управления?
– Откуда у простого… – начал он.
– Если не хочешь отсюда выйти, ты на правильном пути! – рявкнул я. – Я же сказал, тебя раскусили. Повторяю, у тебя есть доступ к рубке управления?
– Есть, – ответил он после секундного замешательства. – Выпустите меня, я покажу.
Красавчик отрицательно замотал головой.
– Очень хорошо, – сказал я, – поступим так. Ты дашь нам доступ, а мы тебя выпустим.
– Так не пойдет, – запротестовал он, – сначала отпустите, а уж доступ я вам обеспечу.
– Ты, похоже, хочешь со мной поиграть?! – рассердился я. – Очевидно, ты плохо понимаешь расклад. Ты на самом краю, парень. Либо ты даешь нам доступ в рубку и присоединяешься к нам, либо мы тебя грохнем. Правительство далеко. А мы здесь, рядом. Сам говорил, мы в одной лодке. Вот и соображай…
– Я должен подумать, – отозвался федерал через некоторое время.
– Не самый умный парень, – сказал я креторианцу. – Кого только не берут в федеральную службу…
– В коррекционных школах их, что ли, вербуют? – поддержал Красавчик.
– А потом последние мозги отбивают во время спецподготовки.
– А я раньше, пока не столкнулся с системой, полагал, что большинство служащих органов безопасности – очень тонкие и интеллектуальные люди, – поведал креторианец.
– Толстые и тупые.
– У меня нет доступа к рубке, – послышался угрюмый голос из-за двери, – его ни у кого нет.
– А зачем врал?! – Я вздохнул. – В корабельной механике ты, хотя бы, разбираешься?
– Нет…
– Тьфу ты. Чему вас только учат?
– У нас специализация. Я – личный телохранитель. Шестой дан ситорю.
– Шестой? – удивился я. – Чего ж со мной тогда не справился?
Федерал не отозвался, только вздохнул.
– Придется тебе пока посидеть, – сказал я. – Потом решим, что с тобой делать… Давай-ка перекусим, – обратился я к Красавчику.
Мы переместились на камбуз, а затем в кают-компанию. Из еды на борту имелись только питательные пайки Б-12. Но я и им был несказанно рад.
Колоссальные запасы сухого пайка внушали оптимизм. Федеральные службы, судя по количеству жрачки, запланировали наши возвращение. Хотя от них можно было ожидать и предусмотрительности со знаком минус. Например, отравить нас всех после того, как миссия будет завершена. Корабль, смекнул я, стоит больших денег. Новая современная посудина. Им куда проще вернуть нас, – если не всех, то, по крайней мере некоторых, – и потом бросить в тюрьму. Жизнь сапиенса, особенно если он оступился однажды, в Федерации ничего не стоит.
– Ну, что будем делать? – поинтересовался Красавчик.
– Откуда мне знать, – буркнул я, с хрустом пережевывая сухую жесткую плитку, – похоже, придется познакомиться с этой новой расой.
– Может, кто-нибудь из остальных разбирается в механике. Перемкнет пару контактов, и двери в рубку откроются.
– Предлагаешь будить всех по очереди и спрашивать, чем они могут нам помочь?..
– Другого выхода я не вижу.
– Со многими из этих парней разговор не получится, – сказал я, – как ты, к примеру, будешь общаться с бородавочником? Услышишь очередную проповедь. Или телекином? Он же тебя насквозь видит… А лемуриец? Неровен час, его что-нибудь разозлит, он войдет в боевой раж и начнет метаться по кораблю, крушить все, что под руку попадется.
– Жалко, они не женщины, – проговорил креторианец. – Я бы нашел к ним подход.
– Ты часом не извращенец? – поинтересовался я. – А то я извращенцев очень не люблю.
– Нет-нет, я самой традиционной ориентации, – заверил Красавчик. – Традиционнее не бывает.
– Кто вас креторианцев знает, что для вас традиционная, а что нет.
– Я люблю женщин.
– Давай расставим все точки над «ё». Ты под женщинами кого подразумеваешь?
– Самок. Тех, кого оплодотворяют, а не наоборот. – У меня сложилось впечатление, что креторианец нервничает.
– Ладно, не пори всякую чушь. Не очень-то мне с руки слушать твои бредни про оплодотворение самок. Значит так, будить парней будем по очереди. Сначала тех, с кем можно договориться. Таргарийца, сириусянина, рангуна…
– Рангуна?! – вскинулся Красавчик.
– А что тебе не нравится?
– Они же огромные!
– Во-первых, нас двое, – назидательно заметил я, – к тому же, у меня есть ключ.
– И все же, может нехорошо получиться. К тому же, они ненавидят креторианцев.
– А ты не лезь на рожон – и все будет в поряде. Среди рангунов полно отличных механиков. Значит, придется рискнуть. Или ты мечтаешь познакомиться с новой расой?
– Нет, конечно, нет.
– Я тоже не сильно горю желанием выяснять, что это за существа. Может, они только тем и заняты, что сбивают корабли-разведчики?.. К тому же, у меня имеются серьезные сомнения, что власти вообще запланировали наше возвращение. Несмотря на залежи сухпая. Может, у нас билет в один конец. И горючего в баках тоже на один перелет. В конце концов, кто будет заботиться о дюжине уголовников. И одном туповатом федеральном агенте. Не удивлюсь, если он доброволец – вызвался совершить последний подвиг в своей жизни – поучаствовать в этой чертовой разведывательной миссии. Самоубийство на благо отечества – красиво звучит. Вдруг он с детства мечтает о собственном памятнике? И не где-нибудь на кладбище, среди прочих героев житейских баталий. А непременно на центральной площади.
– Все возможно, – согласился Красавчик. – Я тоже не лишен честолюбия.
– Что? Тоже о памятнике мечтаешь.
– Только о женщинах. Мне их так не хватает, – креторианец горестно вздохнул.
– Неужели настолько? – подивился я.
– Гиперсексуальность. Говорят, это что-то вроде болезни.
– Ты меня пугаешь, парень. Похоже, к тебе лучше спиной не поворачиваться.
– Для мужчин я совершенно безобиден, – горячо возразил Красавчик.– Гетеросексуальность у меня в крови.
– Не знаю, что там у тебя в крови. Может, лихорадка Эбола. Ты, главное, поменьше думай о бабах. Сейчас важно действовать согласованно и быстро.
И почему, подумал я, когда доходит до дела, действовать способен только я один. А все остальные подчиняются обстоятельствам, плывут себе по течению и размышляют так – куда вынесет, туда вынесет, а там посмотрим. Нет, такой подход не для меня. Я предпочитаю всегда брать ситуацию под личный контроль.
– Короче говоря, действуем так, будим парня, спрашиваем, как он разбирается в механике. Если плохо, ключом по кумполу, и погружаем обратно в электросон.
– Но когда они проснутся… – начал креторианец.
– Решат, что это был дурной сон, – отрезал я. – Действовать надо. А не думать о том, что будет. Понял?
– Хорошо, – Красавчик медленно кивнул.
Мне его сомнения не понравились. Я люблю отчаянных ребят. Таких, как я. Которые сначала действуют, а потом думают, как решить очередную проблему.
Начали с таргарийца. Разблокировали каюту. Вывели ушастого из состояния электросна. Он здорово переполошился, увидев нас. Даже заикаться стал от волнения.
– Ч-что… что вам н-надо? – Взгляд уперся в разводной ключ, и глаза таргарийца заметно расширились.
– Ты в механике разбираешься? – поинтересовался я.
– Да, три года в мастерских на Луне проработал, – он сглотнул, – а что?
– Отлично, – я хлопнул его по плечу, – ты тот, кто нам нужен. Мы собираемся угнать корабль, и ты нам в этом поможешь. – Я обернулся к Красавчику: – Первый же, и такая удача.
– Да, – откликнулся креторианец. – Не бойся, – обратился он к таргарийцу, – мы тебе ничего плохого не сделаем. Мы просто хотим в живых остаться. А от правительства можно любой подлости ждать. Вот мы и решили, что надо действовать. Понимаешь?
Ушастый торопливо закивал.
– Так, давай, поднимайся, надевай ботинки и пошли в технический отсек. Будешь нас консультировать, – скомандовал я. – Меня, кстати, зовут Лео. Он – Красавчик. Тебя как кличут?
– Робинзон.
– Хорошее погоняло, – одобрил я. – За что дали?
– Я три года на необитаемой планете проторчал. Кинули меня там.
– Как же ты выжил?
– Да кое-как. Питался корешками, травками. Отравился, правда, несколько раз. Но потом ничего, освоился. Уже знал, что можно есть, а что нет… Похудел килограмм на тридцать. Потом федералы меня подобрали. Вот и прозвали Робинзоном.
– Счастливчик, – заметил я. – Те, кого я высаживал, все уже умерли. Добрые люди тебе, должно быть, попались.
