— Но ничего не сработает, — произнесла Шафти. — Нам просто повезло. Ты знаешь, что ничего не выйдет, Маледикт. Вы все знаете это, так ведь?
— Ну, я ведь не говорю, что мы смогли бы, ну, понимаете, захватить весь полк сразу, — ответил Маледикт. — И лей… руперт хиловат. Но мы сможем повлиять хоть на что-нибудь. Старик Джекрам знает, что делает…
— Черт возьми, я вовсе не жестокий человек… хрясть! — хмыкнула Тонк, и потом последовало… точно, хихиканье. Отряд, поняла Полли, действительно хихикал.
— Нет, не жестокий, — отрезала Шафти. — Никто из нас, так ведь? Потому что мы девушки.
За ее словами последовала гробовая тишина.
— Ну, точно не Карборунд и Оззи, — продолжила она, будто бы тишина вытягивала слова прямо из нее. — И я не уверена насчет Маледикта и Игоря. Но я знаю, что остальные — девушки. Я еще не разучилась видеть, и слышать, и думать. Так?
В тишине раздался медленный гул, как бывает перед словами Карборунда.
— Если вам будет легче, — и голос зазвучал более песчано, — на самом деле, меня зовут Нефрития.
Полли почувствовала их вопросительные взгляды. Разумеется, ей было стыдно. Но вовсе не по очевидным причинам. Дело было в том маленьком уроке, который жизнь иногда вбивает в тебя палкой: не ты один присматриваешься к миру. Люди есть люди; пока ты смотришь на них, они смотрят на тебя, и они думают о тебе, пока ты думаешь о них. Свет на тебе клином не сошелся.
Уйти от этого было невозможно. И, во всяком случае, так будет проще.
— Полли, — почти прошептала она.
Она взглянула на Маледикта, тот улыбнулся.
— Разве сейчас подходящее время?
— Ну, и чего мы стоим? — заорал Джекрам в шести дюймах от головы Маледикта. Никто не заметил, как он подошел; он вообще двигался с той особенностью унтер-офицеров, которая иногда поражала даже Игорей.
Улыбка Маледикта не изменилась.
— Ждем ваших приказов, сержант, — ответил он, поворачиваясь.
— Думаешь, ты умный, Маледикт?
— Эм… да, сержант. Довольно-таки, — признался вампир.
Улыбку Джекрама нельзя было назвать веселой.
— Хорошо. Приятно слышать это. Мне не нужен еще один тупой капрал. Да, я знаю, что ты еще даже не совсем рядовой, но, черт побери, теперь ты капрал, потому что мне это нужно, а ты одеваешься быстрее всех. Нашивки получишь у Тричасти. Остальные… это вам не чертовы посиделки, мы уходим через пять минут. Бегом!
— Но пленники, сержант… — начала Полли, все еще пытаясь разобраться в происшедшем.
— Их оттащим в таверну и оставим там, и скуем, — ответил Джекрам. — Наш руперт просто сущий маленький дьяволенок, если его разозлить, а? А Тричасти возьмет их сапоги и лошадей. Далеко они не уйдут, по крайней мере, не нагишом.
— А этот писатель не выпустит их? — спросила Тонк.
— Не важно, — ответил Джекрам. — Он, может, и разрежет веревки, но ключ от оков отправится в уборную. А оттуда его надо будет еще выловить.
— На чьей стороне он, сержант? — спросила Полли.
— Не знаю. Не доверяю им. Игнорирую. Не разговариваю. Никогда не говори с человеком, который все записывает. Военное правило. Так, я только что отдал вам приказ, и я даже слышал чертово эхо! Живо! Мы уходим!
— Повышение — прямой путь к погибели, — говорил Скаллот Маледикту, протягивая крюком две нашивки. Он усмехнулся. — Прибавка в три цента в день, только ты их все равно не получишь, потому как они теперь не платят вовсе. Но с другой стороны, налогов тоже не будет, а как только дело доходит до налогов, они тут как тут. Насколько я понимаю, шагай назад, и твои карманы будут набиты до отказа.
Дождь прекратился. Отряд построился на улице, где теперь стоял маленький крытый фургончик писателя новостей. На прикрепленном к нему древке висел огромный флаг, но Полли не смогла разглядеть рисунок. Рядом с фургончиком о чем-то разговаривали Маледикт и Отто.
Но больше всего внимания уделялось лошадям. Одну из них предложили Блузу, но он встревожено отмахнулся от нее, бормоча что-то про «верность своему коню», который, по мнению Полли, больше походил на самодвижущуюся подставку для тостов. Но лейтенант был, пожалуй, прав, потому как это были огромные, сильные, боевые твари со сверкающими глазами; чтобы оседлать одну из них, пришлось бы растянуть промежность в брюках Блуза, а попытка править ею попросту вырвала бы ему руки из плеч. Теперь с седла каждой лошади свисала пара сапог, а на первой, самой великолепной твари, как простое дополнение, сидел капрал Скаллот.
— Я не какой-нибудь погонщик мулов, Тричасти, сам знаешь, — сказал Джекрам, привязывая костыли к седлу, — но это чертовски хорошая лошадь.
— Эт-точно, сержант. Ею можно кормить целый взвод с неделю! — отозвался капрал.
— Точно, не пойдешь с нами? — отступив на шаг, продолжал Джекрам. — Думаю, у тебя осталось что-нибудь, что они пока не отрезали, а?
— Благодарю за предложение, сержант, — ответил Тричасти. — Но такие лошади скоро будут стоить очень и очень дорого, и я первым буду. Вполне соответствует моей оплате за три года, — он повернулся в седле и кивнул отряду. — Удачи, парни, — весело добавил он. — Вы каждый день будете ходить рука об руку со Смертью, но я видел его, а он — любитель подмигивать. И помните: в сапоги наливайте суп! — И он исчез во мгле.
Джекрам проводил его взглядом, покачал головой и повернулся к рекрутам.
— Итак, дамы… Что смешного, рядовой Хальт?
— Э, ничего, сержант, я просто… о чем-то задумался… — почти задохнувшись, ответила Тонк.
— Вам платят не за то, что б вы думали, а за то, что бы маршировали. Вперед!
И они ушли дальше. Дождь почти прекратился, зато поднявшийся ветер громыхал окнами, залетал в пустые дома, хлопая дверьми, будто бы кто-то искал то, что было здесь всего минуту назад. И больше в Плоцзе не двигалось ничего, кроме пламени одинокой свечи у самого пола в темной комнате опустевшего барака.
Свеча была поставлена под наклоном на нити, привязанной между ножками стула. То есть, когда свеча догорит до некой точки, она прожжет нить и упадет на разбросанную по полу солому, по которой пламя дойдет до кучи подзадников, где стояла пара старых банок с маслом для ламп.
Через час в сырой, унылой ночи окна барака выбило наружу.
Новый день начинался в Борогравии как огромная рыбина. Голубь поднялся над лесом, заложил вираж и полетел к равнине Нек. Даже отсюда видна была громада крепости, поднимавшаяся над морем деревьев. Голубь полетел быстрее, став целеустремленной искоркой в свежем утреннем небе…
… и резко вскрикнул, когда с этого неба рухнула тьма, захватив его в стальные когти. Пару секунд сарыч и голубь падали, но потом хищник все же набрал высоту и полетел вперед.
000000000! подумал голубь. Но если бы его мысль была более связной, и если бы он знал, как хищники ловят голубей,[6] то он бы задумался, почему его схватили так… осторожно. Его держали, но не сжимали. Но все, что он мог подумать, было: 000000000!
Сарыч долетел до равнины и начал низко кружить над крепостью. Пока он кружил, крошечная фигурка выбралась из кожаных постромок на его спине и, очень осторожно, сползла к когтям. Существо добралось до плененного голубя, встало на него коленями и схватилось руками за шею птицы. Сарыч скользнул над каменным балконом, взвился в воздух и отпустил голубя. Птица и крошечный человечек катились и отскакивали от каменных плит, оставляя груду перьев, пока, наконец, не остановились.
— Сволочь, — донесся голосок откуда-то из-под голубя.
По камням застучали сапоги, и с капрала Багги Свирса подняли голубя. Он был лилипутом, едва ли шести дюймов роста. С другой стороны, как глава и единственный член Воздушного Отдела городской стражи Анк-Морпорка, большую часть времени он проводил там, откуда все казались крошечными.
— Ты в порядке, Багги? — спросил командор Ваймс.
— Нормально, сэр, — ответил тот, выплюнув перо. — Не слишком-то изящно, а? В следующий раз будет лучше. Вся беда в том, что голуби слишком глупы, чтобы ими можно было управлять…
— Что у тебя?
— "Вести" отправили это из своего фургончика, сэр! Я выследил его!
— Превосходно, Багги!
В вихре крыльев на стену приземлился сарыч.
— А, э… как его зовут? — спросил Ваймс. Сарыч одарил его бездумным, отстраненным, как и у всякой птицы, взглядом.
— Это Морган, сэр. Ее обучали пиктси. Отличная птица.
— Это за нее мы отдали ящик виски?
— Да, сэр, и стоит каждого глотка.
В руке Ваймса трепыхнулся голубь.
— Подожди здесь, Багги, а я пришлю Реджа со свежей крольчатиной, — сказал он и зашел внутрь башни.
У его стола сержант Ангва читала Живой Завет Нуггана.
— Это почтовый голубь, сэр? — спросила она, когда Ваймс сел.
— Нет, — ответил он. — Подержи его, хорошо? Я хочу взглянуть на письмо.
— А он очень похож на почтового голубя, — Ангва отложила книгу.
