И кто кого хочет надуть? А главное — в каких целях? Но это подождет. Где моя жена? Скоро прощальный танец новобрачных, и мы удалимся в личные покои. Правда, я не уверен, что смогу склонить ненаглядную к исполнению супружеского долга. Впрочем, я даже не уверен, что сам этого хочу. Нет, что-то где-то как-то шевелится, когда я пытаюсь думать о спальне, но как-то…. Вдруг вместо теплой и податливой супруги в моих объятиях окажется…. Даже и не знаю, что подсунет вместо себя супруга. Поцелуй с ее новыми туфельками может показаться подарком. Все же, туфли были новыми и подошвы у них абсолютно чистыми…. Во всяком случае, я предпочитаю думать именно так. А то как-то совсем уж неуютно становится….
— Так что скажете, Ваше Высочество?
Маркиз Энвиль старательно вытирает лицо сложенным платочком. Вспотел, бедный, пока меня догнал. На моей памяти маркиз единственный полный эльф. Вернее — толстый. Тоже загадка. Может быть, посоветовать ему обратиться к целителям? Нет, это же ненормально для нашей расы. Эльфы толстыми не бывают. Точка.
— Маркиз, вы невовремя, — вновь вздергиваю я бровь, стараясь выглядеть как можно высокомернее. Ишь, чего удумал! Допрашивать сюзерена и пытаться опровергнуть его заявления. — Но я все же отвечу. Брак с леди Александрой был заключен по всем правилам в Святилище Ветров вчера ночью. Что-то еще?
Маркиз хлопает веками, открывая и закрывая рот — точь-в-точь рыбка в новомодной акварии у Елисабель. Красивая такая рыбка, размером чуть меньше моей ладони, с золотистой чешуей и выпученными глазками. Надо будет Саше подарить акварию.
— Н-но… как же…. Его Величество обещал…. Рудник же….
— О руднике мы поговорим послезавтра, — вежливо говорю я, вполне невежливо указывая маркизу на выход. — Сейчас бал, если вы не запамятовали. Завтра день отдыха. А потом я буду рад видеть вас со всеми документами по руднику. Где, кто открыл, почему не дали знать сразу. Мой секретарь проследит…
— Да, Ваше Высочество! — негромко отвечает верный Генри. — Послезавтра, в девять ноль-ноль, аудиенция у Его Высочества принца Энгельберта. Не вздумайте ничего скрывать. Впрочем…
Вопросительный взгляд в мою сторону. Я согласно опускаю веки.
— А соблаговолите задержаться в гостях у Его Высочества, — ласково — ласково говорит Генри, кивая кому-то, скрытому в полумраке.
Никто же не думает, что принц, пусть уже и ненаследный, гуляет по балам без охраны, нет? А что невидима — заслуга дядюшки Джи. Еще при жизни нашего отца, Эдвина IХ, дядюшка занимался подготовкой личной охраны всего королевского семейства. Потом вышел в отставку, и вместе с нянюшкой удалился в мое имение.
Маркиз и вякнуть не успел, как его подхватили под руки черные тени. Ничего-ничего, поживет до послезавтра в особых гостевых покоях, а Генри между тем наведается в гости. Документы соберет, с маркизой побеседует по душам….
Кстати, а ведь маркизы на балу нет. Одни дочки.
— Дочек куда? — спрашивает Генри. Я только пожимаю плечами. Откуда мне знать — куда дочек. Пусть едут домой.
— Где Саша? — спрашиваю, не особо надеясь на ответ. Уж если я не заметил, в каком направлении скрылась моя жена, то Генри и вовсе ничего не может знать.
— Кажется, она на Южной галерее, — прислушавшись к чему-то, ответил друг. — Расстроена. И сильно. Что ты успел ей наговорить?
Я возмущенно смотрю на него.
— Да мы вообще не разговаривали! Валенъез к разговорам не располагает как-то! Но она почему-то плакала.
— Странно. Почему? Кстати, а почему ты так быстро прервал падаван? Что-то случилось?
— А ты не заметил! — саркастически хмыкнул я. — Какая-то…. Гм… старательно наводила иллюзию матерных тирад на моей спине, а ты хочешь сказать, что ничего не видел? Как и все благородные гости моего дома?! И иллюзию пробитого сердца на моих щеках тоже никто не заметил?
А ведь и в самом деле — никто не заметил, похоже.
— Энгель, брат мой, с твоей головой все хорошо? — осторожно спросил Генри. — Я ведь шел за тобой в танце. И ничего! НИ-ЧЕ-ГО не заметил. Ни матерных тирад на спине, ни сердец на лице. Может быть, тебе стоит уже пойти в свои покои? Отдохнуть? Бал я, так уж и быть, сам завершу. Еще два танца — и можно будет сворачивать веселье.
— А что скажешь гостям обо мне? — устало содрал я с шеи шелковый платок. Бросил его на диван у стены.
Маркиз догнал меня как раз в небольшой приемной перед домашним кабинетом, куда его я и не подумал приглашать.
Подошел к большому шкафу — и кто бы мне сказал, за каким надом он тут стоит?! Достал бокалы и из потайного отделения бутылку. Что тут у нас? «Эльфийское светлое»… надо же, сколько лет прошло, а оно все так же светлО и ароматно….
— Не хочешь ли ты сказать, что это та самая бутылка, которую мы так и не выпили лет десять назад? — округлил глаза Генри. — Я думал, отец давно ее нашел и убрал.
Я улыбнулся. Десять лет назад нам как раз исполнилось по пятьдесят пять. Первое совершеннолетие, первые женщины, первая пьянка до потери сознания…. Эту бутылку Генри лично умыкнул из погребов отца. На спор с Эдвином. Умыкнул, но распить ее нам не пришлось. Кое-как успели ноги унести от разъяренного дядюшки.
— Да, хорошее было время. Может быть, стОит еще немного подождать? — предложил он. — Надо же доказать Его Величеству, что мы чего-то стОим?
Я задумчиво посмотрел на пыльную бутылку. Покачал ее в ладони. Поднял к глазам, пытаясь на просвет определить — что же там такое налито.
И решительно поставил обратно в шкаф, закрыл тайник. Еще и магией опечатал. Подождем. Отчего ж не подождать.
— Пойду я, — понятливо сказал Генри, двигаясь в сторону двери. — Как раз к последнему танцу успеваю. А Саша на Южной галерее сейчас. На Южной — не перепутай!
Он ушел. А я…
Я подумал…. Прошелся по кабинету туда-сюда. Посмотрел в окно на отъезжающие кареты. На звездную и морозную ночь за окном. На то, как раскачиваются верхушки деревьев в парке. Странно как-то раскачиваются. Не так, как положено. Не в одну сторону, а будто противореча друг другу. Странно. Вроде бы я ничего странного нынче не употреблял…. Я вообще ничего не употребляю. Бокал вина за обедом не в счет! О, а самое высокое дерево в парке и вовсе не колышется! И как это понимать?!
Я еще постоял у окна, силясь рассмотреть получше — что там, в парке.
Потом плюнул и вышел из кабинета. Надо все же супругу в спальню доставить.
То есть, сначала найти, потом доставить, а потом….
Или, может, ну ее? Его…. То есть, ну его, долг этот? Может, потом как-нибудь? На днях…. Или чуть раньше…. А еще лучше — позже. К весне ближе, например. Или к лету. Или к осени…. Нет, лучше всего к следующей Праздничной ночи.
Да, так. Решено: супружеский долг исполню как раз в следующую Праздничную ночь.
— «Идиот! — послышался мне чей-то тяжкий вздох. — Тебе такую девочку в жены дали! Красивую, нежную, умную, а он! Как есть — идиот»!
Точно — за ужином что-то странное съел. Голоса мерещатся.
Саша.
Я спряталась от всего мира. Ага-ага…. В шкафу — как в какой-нибудь мелодраме. Осталось только найти любовника и его не вовремя вернувшуюся жену. И будет тебе картина маслом.
Эх, Сашка-Сашка! Кому ты буки забиваешь?! И от мира не спрячешься, и любовников у тебя не было.
И сидишь ты не в шкафу, а на старом продавленном кресле. Верхом. Пытаешься отыскать в себе покой и порядок. И гармонию, ту самую, которую рекомендуют алгеброй проверять.
Что-то туго идет. Или гармония в этом мире не та, или с алгеброй у меня непорядок. Или философско-пофигистичный взгляд на жизнь временно ушел в туман.
Короче — страдаю я. Сколько я уже здесь обитаю? Три дня? Или четыре? Ночь, в которую я свалилась, день, ночь Праздничная, день. Сейчас вторая Праздничная ночь к концу подходит. Два дня, три ночи. А столько всего на голову упало — самой жутко. Даже замуж пристроили за целого принца. Радоваться надо, как всякой, уважающей себя попаданке.
Что-то не радостно. Хотя Энгельберт и красивый мальчик, ничего не скажешь. Одна беда — не умею я слюни на мужиков пускать.
