Честно говоря, я был категорически против подобного контроля после свадьбы, но резонно решил оставить свои мысли при себе.
— Папа, да очнись ты! — не могла согласиться с таким положением вещей Селистена. — Она тебя погубит!
— Молодая ты еще, ничего в этих делах не понимаешь, — вдруг примирительно заметил Антип и, глядя на меня, добавил: — А вот жених твой, судя по всему, понимает и поэтому молчит.
Вообще-то Антип был, конечно, прав, и я его прекрасно понимал, но переводить стрелки на меня было с его стороны некрасиво. Он-то уйдет к своей облезлой кошке, тьфу ты, ну конечно к Сантане, а мне оставаться один на один с разъяренной Селистенкой. Между тем дочурка задумала переменить тактику.
— Папочка, я очень тебя прошу, не ходи сегодня никуда, а?! —трогательным голоском и тщательно шмыгая носиком, попросила мелкая. Видимо, она решила попробовать последнее, но беспроигрышное средство: слезы на глазах любимой дочери. Однако и оно оказалось бессильным перед боевым настроем помолодевшего папочки.
— Для тебя, моя милая, всё, что угодно, — на мой взгляд, чересчур быстро согласился Антип, но тут он добавил еще одну фразочку, и всё встало на свои места: — Но только не это.
Премьер-боярин чмокнул ошарашенную дочурку в лобик, пожал мне руку (пожалуй, в первый раз в жизни) и летящей походкой отправился на вечернее заседание с Сантаной.
Во старичье наяривает! Седина, как говорится, в бороду, а бес (или что-то другое) в ребро. Может, я рановато списал со счетов моего будущего тестя? Вона у него как глаза горят. Сантана, конечно, не лучший кадр, но в таком возрасте выпендриваться не стоит, надо брать, что дают. Ладно, это всё лирика, а меня ожидает великая буря, которую сейчас закрутит моя мелкая, но чересчур активная невестушка.
По обыкновению, я оказался прав. Рыжая пронзила меня суровым взглядом с прищуром и тихим ехидным голоском поинтересовалась:
— Так, значит, ты его понимаешь, да?
На такой на первый взгляд безобидный вопрос отвечать надо очень осторожно. Моя мелкая явно настроена произвести небольшой скандальчик под вечным, как мир, лозунгом «Все мужики одинаковые». Лично я категорически не согласен с этим тезисом и считаю, что мы все разные и лишь некоторые качества характера иногда совпадают. Однако ругаться мне сегодня очень уж не хочется. Тем более по такому левому поводу, как загул моего тестя. Было бы из-за чего копья ломать!
Как обычно, сориентировался я быстро. Я просто подошел к кипящей боярышне, нежно ее обнял и поцеловал. Дождавшись, когда неугомонный Шарик выразит свое неудовольствие, со вздохом отстранился от невесты и самым что ни на есть смиренным голосом ответил:
— Ты абсолютно права.
Вот так, и овцы целы, и волки сыты, и пастуху вечная память. Тут и мужская солидарность не пострадала, и семейная ссора лишилась фундамента. Я же не уточнял, в чем она права: то ли в том, что я понимаю Антипа, то ли в том, что она возмущена поведением своего папочки.
Селистена с недоверием посмотрела на меня, но я продолжал изображать саму невинность, и зарождающаяся буря была вынуждена затихнуть. После этого я еще долго слушал причитания боярышни, но теперь мог отделаться только кивками в такт поставленным риторическим вопросам. Как примерный семьянин и человек высоких моральных качеств я был уже не в центре проблемы, а в стороне от нее.
— Да как он мог?! — Кивок.
— После стольких лет безупречной службы?! — Еще один.
— И главное, с кем?! С этой вульгарной особой! — Хоть я и не согласен с формулировкой, но вынужден был кивать.
Остыла моя рыжая не скоро. Я успел хорошенечко вздремнуть после обеда (это святое!), пополдничать (исключительно важное дело, особенно после дневного сна) и даже созреть для ужина, а она всё еще продолжала метаться по терему.
И чего она беспокоится? Что касается меня, так я даже рад, что тесть у меня будет не бездушный старый пень, а человек, хоть изредка способный на безумства. Моральную сторону этих безумств я опять-таки рассматривать не собираюсь — и сам не святой, так что судить никого не могу.
Ближе к вечеру я предложил Селистене обсудить покрой ее свадебного платья. Не могу сказать, что разговоры про тряпки мне доставляют удовольствие, но душевное равновесие моей мелкой для меня важнее. Таким образом, хмуря лоб и живо кивая на все предложения и вопросы невесты, я и дотянул до ужина. Тут я решительно стребовал у Кузьминичны кувшин медовухи (после дневного демарша Антипа это оказалось несложным), изрядно отхлебнул из него и тем самым привел себя в прекрасное расположение духа.
Селистена, моими трудами вставшая на путь исправления, тоже немного поела реальной еды (а не противных вареных овощей) и даже пригубила медовухи. Три года назад о таком не приходилось даже мечтать. Ну ничего, теперь я рядом, так что возьмусь за нее серьезно. Если подойти к этому делу ответственно (а я по-другому и не умею), то скоро она у меня не вспомнит ни про «правильную» пищу, ни про приступы релакастрации… Ой, ну то есть, конечно, релаксации, хотя мое слово точнее отражает суть этого процесса. Я всегда говорил, что лучший способ расслабиться — это вкусно поесть с расчетом на обильный мясной рацион и не менее вкусно попить. Причем попить конечно же не воды.
Глядя, как моя ненаглядная задумчиво грызет куриную ножку, я осушил очередную порцию медовухи и пришел в полную гармонию с окружающим миром. А зря…
Тот момент, когда Селистена наморщила свой лобик, обдумывая внезапно появившуюся идею, я, к своему стыду, пропустил. Пропустил я и то, как ее глаза зажглись огнем, а во взгляде заплясали чертенята. Таким образом, последнюю возможность, когда у меня оставался шанс сослаться на усталость и слинять себе в комнату, я безвозвратно потерял.
— Даромирушка, ты меня любишь? — замурлыкала коварная и подсела ко мне поближе.
— О чем разговор? Конечно, люблю, — быстренько признался я, прикидывая в уме, чем мне грозит такое начало разговора.
— А ты меня сильно любишь? — всё тем же сладеньким голосом прощебетала мелкая и одарила меня улыбкой, полной нежности и ласки.
Хм, похоже, я попался. Да после этакой присказки она наверняка попросит у меня такую сказочку, что законного отдыха после сытного ужина бедному Даромиру не видать как своих ушей.
— Я тебя очень люблю, но из терема никуда не пойду.
Мелкая опешила, но сдаваться не спешила. Судя по всему, я попал в точку, и задумывалась именно вечерняя прогулка. Вот интересно только куда?
— А разве нельзя меня любить без всяких «но»? — не отступала боярышня.
При этом она состроила такое ангельское выражение личика, что, к некоторому моему неудовольствию, я ощутил, что начинаю сдавать позиции. Я вообще давно заметил, что, обычно строгий и непреклонный, под сиянием этих глаз становлюсь мягким и податливым.
— Вот если бы ты задал мне такой вопрос, то ответ получил бы без всяких «но», — продолжала свое черное дело Селистена. — Ты же у меня самый лучший, самый колданутый.
— Какой? — переспросил я.
— Ну в смысле лучше всех в городе колдуешь, — охотно пояснила маленькая подлиза. — И вообще, мне сейчас завидуют черной завистью все молодухи в городе.
— Это почему же?
— Да потому что у меня есть ты, дурачок! — Сказано это было так просто и вместе с тем так проникновенно и ласково, что я был вынужден выбросить белый флаг. Что она со мной делает? Если так дальше пойдет, то скоро на рынок за покупками бегать начну.
— Куда идти-то? — обреченно уточнил я.
— Я тебя обожаю! — взвизгнула солнечная. — А откуда ты узнал, что я попрошу тебя прогуляться?
— Я у тебя вообще догадливый, — ворчливо заметил я. — Так куда мне переться в честь моей любви к тебе?
— Во дворец, — радостно поведала мелкая и захлопала огромными ресницами.
Ну и дела… И на кой ей сдался этот дворец, тем более после ужина и на ночь глядя? Прочитав на моем кислом лице немой вопрос, Селистена охотно пояснила мне свой очередной бзик. Как я и ожидал, дело было, конечно, в старом ходоке по имени Антип.
— Ты просто посмотришь, как там папа, и мигом домой.
Нормально, да? Быстренько, мигом, тоже мне нашла мальчика!
— А когда вернешься, я тебя поцелую.
Это, конечно, в корне меняло дело, но я решил немного посопротивляться.
— Солнышко, ну чего ты волнуешься? Ну, может, он действительно там с ней занимается этими… Как его? — Я замялся, стараясь подобрать приличное слово. — Делами! Так чего же я буду им малину ломать?
— И перед выходом поцелую, — пригрозила невестушка и тут же авансом привела угрозу в исполнение. Как вы понимаете, я не очень-то сопротивлялся.
Эх, что она со мной делает? Чую, не доведет моя слабость до добра…
* * *
После того как я осознал, что от прогулки на сон грядущий отвертеться невозможно, я решил сделать ее максимально приятной. Для этого выскреб у сопротивляющейся Кузьминичны еще кувшинчик медовушки и со смаком прикончил его.
