Дайтютюн сделал еще несколько шагов вдоль стола и сказал:
— Толковый план! А остальные бригадиры, как я понимаю…
— Вместе со всеми своими бойцами остаются национальными героями, — подтвердил Эргоном. — Предательство отдельных негодяев только оттенит блеск их славы.
— А предположение, что об их тайниках тоже кое-что известно, заставит служить с особым рвением, — закончил Дайтютюн. — Хотя гораздо вернее — сбежать. Если только об их тайниках и впрямь не будет что-то известно… — добавил он, со значением посмотрев на Эргонома.
— Можете считать, что сведения уже у вас, — кивнул тот. — Как я понимаю, вы одобряете мои предложения?
— Они уже становятся действительностью, — заверил Дайтютюн.
— Тогда нужно поторопиться, — улыбнулся Эргоном. — Распределить обязанности, условиться о вознаграждении.
— Из тех сумм, которые обозначены в твоем списке… — начал было Дайтютюн, но Эргоном его перебил:
— Я не собираюсь перебиваться случайными заработками. — Он похлопал по своей папке с проектом, тема которого звучала так же, как у рябого со шрамом. — В отличие от феерических парадов, мои идеи действительно обеспечат Кохлунд инвестициями. Думаю, их реализация даст мне право рассчитывать на… более основательное вознаграждение.
Дайтютюн улыбнулся и понимающе кивнул.
— Можешь не беспокоиться на этот счет. Ты только что получил очень важный пост в команде господина Перебегайло, и теперь у тебя хорошая доля. Правда, и ответственность возросла соответственно. Может быть, по здравом размышлении, ты решишь, что получить процент со скульденов и всего прочего гораздо проще…
— Я давно уже все обдумал, господин Дайтютюн. И нашел, что политическая карьера в команде господина Перебегайло — как раз то, о чем я всегда мечтал.
— Добро пожаловать в команду, господин Эргоном. — Дайтютюн улыбнулся и похлопал наемника по плечу. — Значит, так: сейчас озадачим наших друзей твоим проектом создания армии, а потом я двину к Перебегайло. Сможешь уже вечером представить уточненные данные?
— По некоторым бригадирам — да. По остальным рассчитываю вызнать все недели в две-три.
— Отлично. Однако меня сильно беспокоит ситуация с кладом Тучко. Клад богатый, терять его не хотелось бы. Пожалуй, займись-ка ты им вплотную. Для всех будет лучше, если ты сразу докажешь свои соображения на деле. Сколько времени тебе понадобится?
— Несколько дней, — ответил Эргоном, не позволяя отразиться на лице досаде. Он не прихвастнул, говоря, что намерен быстро разобраться со всеми бригадирами — он всегда умел работать с информацией, и у него были сделаны в Кохлунде отличные наработки. Меньше всего ему сейчас хотелось лично бегать по лесам. Однако он видел, что без убедительной демонстрации не завоюет доверия Дайтютюна. Была не была, решил он и сказал: — Место я знаю. Дайте мне толкового мага, я его отведу, он поднимет клад, и тогда Хмур уже будет не нужен. Представим дело так, будто сознательные бойцы преследовали своего бригадира бескорыстно, просто чтобы сказать ему, как он нехорошо поступал, когда предавал суверенитет.
— Это уже мелочи, — отмахнулся Дайтютюн. — Маг у тебя будет сегодня вечером.
— Значит, отправимся в ночь.
— Люблю такое отношение к работе!
— Люблю работу, к которой стоит так относиться…
Перемена в статусе Эргонома сказалась моментально.
К вечеру у него была новая квартира в двух шагах от штаба Перебегайло и молчаливая прислуга, с успехом способная заменить охрану. Последнее, конечно, не относилось к новой секретарше, раскрепощенной русалочке роскошных форм, зато ко всем относилось определение бдительных соглядатаев. Но к этому Эргоном был морально готов и ничуть не возражал.
Кроме того, у него действительно появился маг, весьма опытный в противозаконных чарах и бесконечно преданный Дайтютюну за избавление от перспективы угодить на каторгу, а также служебный ковер-самолет два на три метра забугорской фирмы «Волк-Сваген» с пилотом.
Глава 13
ГЕРИЛЬЯСЫ ПРОЗРЕВАЮТ
Вечером того дня, когда Эргоном был принят в команду Перебегайло, его соратник Гемье стоял в кругу злых герильясов и с ножом у горла отвечал на их вопросы. Верней сказать, молол чепуху, поскольку сам ничего не понимал и разъяснить ничего не мог.
Все началось с того, что вскоре после Шинельина леший Ляс отделился от отряда соратников. Сделал он это молча и без видимой причины, однако к странностям Ляса давно уже привыкли: все знали, что он малость не в себе. Да и некогда было думать про лешего, ибо в тот момент еще никто не верил, будто бригадиру удалось обмануть преследователей.
Однако время показало, что герильясы ошиблись. Тогда решено было разделиться: одной группе предстояло вернуться в Шинельино, осматривая боковые тропки, остальным — проверить окрестные хутора и дорогу на Ссору-Мировую. Больше крупных селений поблизости не было, и в случае неудачи оставалось только идти на Майночь, хотя настойчивость, с которой Хмур велел Дакакию Зачтожьевичу передать своим преследователям название этого города, вроде бы говорила о том, что Майночь — единственное место во всем Кохлунде, где искать его нет смысла.
Впрочем, понять ход мыслей Тучко уже никто не дерзал.
Только когда делились на группы, обнаружилось исчезновение Васисдаса, но оно привлекло к себе еще меньше внимания, чем уход Ляса. Хотя герильясы и воевали бок о бок с иностранными наемниками, это почему-то никогда не способствовало рождению между ними взаимных симпатий. Несмотря на ощутимую пользу, которую приносило звено Эргонома, и строгость Тучко, не желавшего видеть в своей бригаде и тени раздора, между накручинцами и иностранцами установились довольно прохладные отношения. «Сукупо телофые», — как выражался Васисдас, вполне ими удовлетворенный.
Гемье его взглядов не разделял, но, пока эльф находился рядом, согласен был терпеть такие отношения. А сейчас он среди бывших сослуживцев чувствовал себя почти как в пустыне. Он ехал со всеми, ночью стоял в свой черед на часах, но с ним никто и словом не обмолвился со времени ухода из лионебергских предместий.
И вот сегодня на гнома наконец-то обратили внимание…
Группы сошлись в заранее условленном месте и, обменявшись сведениями, убедились, что избыток немногим лучше недостатка: на сей раз аж две группы решили, что обнаружили след Тучко.
Один из них уводил с дороги на малоезжую тропку невдалеке от Шинельино — в точности как и предполагали те, кто подозревал, что бригадир, вполне возможно, выманил сослуживцев из Лионеберге, а сам сделал крюк и вернулся в столицу, и теперь посмеивается над ними, спокойно занимаясь своими делами с этим странным малахольным упырьком, который вообще невесть что делает рядом с Хмуром.
Другой след тоже заставлял задуматься. Некий хуторянин приметил на шляхе внушительных размеров брику, по описанию вроде бы в точности такую, какая увезла бригадира со двора «Трубочного зелья» и в какую грузили припас домовые Дакакия Зачтожьевича. Сей экипаж хуторянин видел издалека, так что уверенности не было, но вот что настораживало: это произошло совсем близко от тех мест, где в недавнем прошлом ходили контрабандисты, доставлявшие бригадам герильясов снаряжение из-за границы.
«За бугор уходит! — решила часть преследователей. — Наплевал на все, вещички собрал и подался прочь».
— А два миллиона скульденов? — сомневался Плюхан.
— А то ты нашего Хмура не знаешь! — возражали ему.
— Наверняка у него еще что-то было припрятано, — заметил, усмехаясь, Дерибык. — Как раз на случай, если придется пару лет где-нибудь пересидеть, а потом спокойно в одиночку вернуться за кладом.
Версия была вполне правдоподобной, она даже позволяла предположить, что «малахольный упырек» — связной у контрабандистов.
Разгорелся спор — яростный и без фактов, подогреваемый мучившим всех предположением, что Хмур за то время, пока его никто не видел, успел поднять клад, перепрятать и даже договориться о его продаже. И вот тут-то Гемье, на свою беду, подал голос:
— Врьяд ли…
Привычный к тому, что его не замечают, он ни к кому не обращался, просто подумал вслух, однако герильясы, разозленные усталостью и неудачами, гнома услышали, немедленно его обступили и стали допытываться, что он имел в виду. Гемье сослался на мнение Эргонома, который предположил, что Тучко просто бродил где-то в глуши, пока остальные бригадиры хлопотали о медалях и вознаграждениях, но ему не поверили.
Заодно и Васисдаса припомнили. «Закордонской морде» приставили к горлу нож и потребовали сообщить, куда это, так ее разэдак, подевалась «морда забугорская».
— Он ушель следить за льешим, — быстро сообщил гном.
— На кой шут ему это понадобилось? — процедил сквозь зубы Дерибык. Он нервно вышагивал взад-вперед по поляне, еле слышно взрыкивая, нечесаные волосы на затылке то и дело становились дыбом. — Ляс — психопат! Я вот думаю… — Он резко остановился и нагнулся к гному, обдав того острым запахом хищника: кажется, волколак и впрямь был готов сменить ипостась в любую минуту. — Я думаю, Васисдас что-то знает про Хмура.
