Тем временем раздалось еще подряд несколько «ГУ!», причем эти звуки показались мне несколько ближе. Вдобавок к гуканьям раздался еще и рокот барабанов, и ликующие взвизгивания.
— У них там что — рок-фестиваль? — удивилась Аллиса. — Что за запрещенные барабанщики?
Рокот, не умолкая, приближался. Тяжкие удары сотрясали стены. Мы с Аллисой придвинулись ближе к дверям. Гулкий топот раздавался из-за закрытой двери, ведущей, скорее всего, из холла в какой-нибудь тронный зал — эта дверь была самой большой в холле.
— Может, это мама? — шепотом спросила Аллиса.
— Почему ты так решила?
— Потому что мне страшно. А меня ничто не может напугать, ты знаешь. Кроме одной вещи.
— Что ж, значит, сейчас мы узнаем еще одну вещь, которой боится наша доченька, — заметил я.
И эта вещь не замедлила явиться. Дверь буквально испарилась в потоке огня, и в дверях появился смутно угадываемый громадный черный силуэт чудища в языках пламени. Окутанный дымом, как плащом, он взмахнул рукой, в которой проявился огненный клинок. В другой руке его был огненный же кнут.
— Это Балрог, — прошептала Аллиса.
— Вот оно что, — отозвался я. — Балрог. А я и так до смерти устал.
С этими словами я уселся в одно из стоящих рядом кресел, вынул из-за пазухи «покет» нового романа старого фантаста Матюхина, которому нынче исполнилось сто тридцать восемь лет, и погрузился в чтение, предоставив Аллисе самой справиться со своими страхами:
«…И особенно с немытыми ногами!
Глава две тысячи триста восемьдесят. ТАИНСТВЕННЫЙ ПОДАРОК
Однажды ночью, проснувшись, Жен-Тьмы понял, что свершилось страшное!
Наступил его день рождения!
Сколько Жену стукнуло, не знал, пожалуй, и он сам, но имел несколько смутное представление. И это представление заставляло его черные волосики на затылке опасливо шевелиться. Еще бы — столько прожить и — тьфу, тьфу — ни одного седого волоска, перелома носа и злого заговора со стороны оборотня Сепы Лосева. Впору радоваться! Ан нет! Жен не возрадовался, ибо не успел он разлепить веки и потянуться, хрустнув косточками, как узрел рядом с собой небольшой коробок, обмотанный ленточками и бумагой. Обмотано было так старательно и с любовью, что Жен насторожился и даже на всякий случай принюхался. Посторонних запахов, вроде, не наблюдалось. Конечно, откуда-то сверху пробивался слабый запашок Дедка Бесноватого, живущего там уже около двух недель, но запах этот был скорее привычкой и не резал ноздри.
А коробок все же настораживал!
Приподнявшись на локтях, Жен попытался дотянуться до коробка кончиком большого пальца ноги, но потерпел неудачу. Подбираться ближе к таинственному подарку (да еще и неизвестно кем оставленному) не хотелось. Будучи умудренным опытом проведения предыдущих дней рождений, как своих, так и, собственно, чужих, Жен ждал от подарка сюрпризов.
Коробок не шевелился.
— Ну, так тебя да разэдак, открывай же быстрей! — раздалось у самого Женова уха, и он от неожиданности громко икнул.
— Да, и с днем рождения тебя, — продолжил чревовещательный бас Миши Кретчетого, по своему обыкновению раздающийся где угодно и когда угодно, — сколько нам стукнуло?
— Много, — проворчал Жен. В его голову стали закрадываться смутные сомнения насчет того, кто бы мог оставить коробок с подарком.
„Но ведь у Миши нет рук! — с ужасом подумал Жен, почесывая нос, — у него же шесть щупалец, три глаза и бородатый затылок! Как же он смог?!“
— Ну, насчет бородатого затылка ты приврал, — ответил чревовещательный бас, и Жен с ужасом понял, что только что говорил вслух. День рождения начинался не ахти как, — да и подарок вовсе не я оставил. Нашел тоже дурака. Чтобы я, да тебе, да подарок?! Не смеши честные голоса!
— И то верно, — Жен успокоился, но отодвинулся от подарка подальше, к самому краю кровати.
Коробок по-прежнему не подавал признаков жизни.
— Ну! — нетерпеливо произнес бас Миши Кретчетого из угла комнаты, — рви же ленточки, жуй бумагу, открывай коробку! Жуть как не терпится поглядеть, что там такого тебе подарили! Это, наверное, новый гробовизор!
— С чего ты взял? — изумился Жен. Ему нравился и прежний гробовизор. С него очень удобно было стирать пыль и мелких насекомых.
— Это я так, чревовещаю, не обращай внимания, — сказал бас, а после короткого молчания вновь вопросил, — ну?!
— Что — „ну“? — буркнул Жен, — не хочу я его открывать! И, вообще, чего это тебе так не терпится? Может, это все-таки ты коробок подсунул?! Я его сейчас открою, а оттуда ка-ак выпрыгнет, да ка-ак выскочит! Собирай меня потом по всем закоулочкам!
— Неужели я в ваших глазах такой кровожадный? — искренне порадовался бас Миши Кретчетого, — нет, кидание Пупу с Крабом в колодец пиявок, я вам, так и быть, простил. Бритье бороды Дедка Бесноватого я тоже мимо мозгов пропустил! Но подсовывать своему лучшему другу Жену Тьмы бомбу в подарочную коробку! Нет, вы меня извините, но я глубоко оскорблен и… и ухожу, вот… насовсем, если это вас интересует!.. И не просите, чтобы я вернулся!
— Мы и не просим, — пробормотал Жен, — а ты и вправду уходишь?
— Не надейтесь! — сказал чревовещательный бас Миши Кретчетого из-под кровати.
Он хотел еще что-то сказать, но тут дверь спальни с хрустом распахнулась и в комнату влетело сразу три человека.
Стоит заметить, что людьми из них троих можно было назвать, пожалуй, только Саша-Тигра, да и то он был уже давно мертв и обитал в АДу, так что тоненькую связь с миром людским почти потерял. Остальные же двое, ввиду своей специфической внешности, людьми так же называться не могли. Они были вампирами.
Голова (а это был один из кровососиков!) и граф Яркула (а это, как ни странно, был другой из кровососиков!), возникли в облаках сизого дыма, что-то торжественно распевая, а Саш-Тигр, на голове которого красовался остроконечный колпак со звездочками, выставил вперед ногу, воздел руки к небу и, громко прокашлявшись, зачитал:
— Тебя хотим поздравить, Жен, от всей души и сердца, ведь праздник этот, ден рожден, нам всем милее кекса!
— Прелестно, — кисло произнес Жен, вынимая из ушей кусочки ваты.
— Честно сказать, я предлагал вместо слова „кекс“ вставить „дистиллированная кровь“, но меня, боюсь, неправильно бы поняли, — из редеющих полосок сизого дыма показался желтый и огромный нос Головы.
— С днем рождения, Жен! Дай потяну тебя за ухи! — воскликнул Яркула и Залез было на кровать, но не добежал, поскольку взгляд его упал на коробок.
— Ого! Тебя уже подарками завалили! От кого это?
Жен неопределенно пожал плечами.
— Мы думаем, — ответил чревовещательный бас Мишы Кретчетого, — не от вас ли, случайно?
— Мы в таких коробках спим, — сказал Голова, — а не подарки дарим.
— А тогда для чего хотели Жена за ухи потягать? За ухи тягают только тогда, когда подарки дарют!
— А мы с собой принесли! — гордо выпятил тощую грудь Саш, — я, вот, стих прочитал, а граф с Головой…
— Тц! — сказал граф, — я сам!
Он торжественно порылся в карманах своего изрядно потрепанного фрака и преподнес Жену маленькую фарфоровую коровку в золотой короне. На груди у коровки было выгравировано: „Жену, человеку и пылесосу!“.
— Ага. А при чем тут пароход? — спросил Жен, принимая подарок и тщательно вытирая его о простынь. После пребывания в вампирском фраке окрас коровки приобрел некоторые мрачновато-зеленовато-коричневатые оттенки.
— Там было другое имя, — сообщил Яркула, — но мы общими усилиями ее переделали. Вот. Ради тебя. А что в коробке?
— Я не смотрел, — буркнул Жен.
— Так посмотри!
Жен внимательно вгляделся в чистые и честные глаза вампира. Граф Яркула не мигал. На его висках собрались мутные капельки пота. Голова и Саш, стоящие чуть поодаль, затихли и прекратили разгонять сизый дым, от которого начало скверно пахнуть серой, а он все не желал рассеиваться.
— Так. Это. Ты. Мне. Подарок. Принес. — сказал Жен голосом, от которого в былые времена мелкие женовы родственники впадали в тихий ужас и седели за считанные секунды.
— Коровку? Я. — Яркула сглотнул и подумал, что сказал что-то на редкость глупое. Поэтому повторил, — коровку, говоришь? Ну так, я и подарил… А что?
— Я не о коровке! — сказал Жен, — я о вон той коробке! Думаешь, значит, что я сейчас ее открывать полезу, ленточки-то порву, а там — ба-бах! — и нету, значит, больше Жена, да? А Замок-то ни на кого не переписан! Воспользуешься моментом, выскочишь замуж за мою жену, да и все мое имущество себе заберешь?!! ВО!! — в нос Яркуле уткнулся костлявый Женов кукиш, — Во тебе! Не видать тебе моего Замка как своих ушей, понял, вампирская морда?!
— Что-то ты, Жен, это, нервный какой-то с утра, — сказал Яркула, отстраняясь от кукиша, — зачем мне такую коробенцию к тебе тащить, чтоб взорвать, если я и так тебя ночью покусать смог бы? Да и Замок мне твой ни к чему, у меня и Транссервис неплохой.
