Но он еще и надеялся, что после родов королева вернется в ум, а может быть, даже и заговорит.
Бабка Чумазея, она же фрейлина Инженю, вприпрыжку поспевала за ним.
Король выбежал из дворца потайным ходом, не прихватив и стражников. Совсем ни к чему ему были лишние глаза и языки. Удача, что и без того все столенградцы нынче толпились на площади, где по случаю приезда иноземных гостей накрыли столы с дармовым угощением и мутным пахучим совиньоном в огромных кадках. Поскольку уже стемнело, пировали при факелах.
Основание башни было каменное, и внизу же располагался надежный караул. Стремглав самолично запирал железную дверь на трое суток, а единственный ключ хранил на груди.
Дверь и открывалась раз в трое суток — во все остальное время в башню можно было проникнуть только по веревочной лестнице, которую бессменно приставленная к королеве повитуха сбрасывала лишь для двух людей — самого Стремглава и бабки Чумазеи. Когда фрейлина Инженю карабкалась наверх с гостинцами для королевы, у подножия башни обычно собиралась толпа, поскольку своего театра в Столенграде пока что не завели. К счастью для бабки, лестница вверху наматывалась на колодезный ворот, и сердобольная повитуха пособляла своей знатной товарке.
— Лестницу! — рявкнул король.
Потом подождал и еще рявкнул.
Над дверью горел хороший большой фонарь, и опознать владыку сверху не составляло труда.
Чем бы ни была занята повитуха, сбросить трап для нее было мгновенным делом. Да ведь там еще и горничная имелась…
— И-и-и-и! — завизжала фрейлина Инженю.
Визжала она потому, что никакой горничной наверху уже не было. Горничная лежала здесь, внизу, и веревочной лестницей она явно не воспользовалась…
Стремглав похолодел. Вроде бы трудно чем-нибудь испугать здоровенную посконскую девку до такой степени, чтобы она с немыслимой высоты и по доброй воле…
Ключ загремел, пытаясь угодить в скважину.
— Пьете, ухоеды?!
Караульщики — четверо серьезных, немолодых мужиков, самолично королем отобранных, — и впрямь пороняли свои косматые сивые головы на столешницу.
Но в бочонке посередь стола содержался не совиньон, не бражоле, не блефурье и не сенсимеон, а обычный квас.
Вот только закуска в мисках была необычная. А-ля покойный мэтр Кренотен была закуска. Все по отдельности. Даже глаза…
Горничной еще повезло.
Король вытолкнул обомлевшую фрейлину Чумазею за дверь:
— Как придешь в себя, вели оцепить башню и никого не впускать.
Загремел толстенный засов.
Пути наверх было двести ступеней — ни больше, ни меньше. Бабка Инженю все равно бы туда только к утру добралась.
На рассвете железная дверь открылась.
Король вышел из башни, держа на вытянутых руках большой деревянный ларец, украшенный магическими рунами. Чумазея сроду не видела такого в покоях королевы. Стремглав поставил ларец на землю и запер за собой дверь.
Тело несчастной горничной уже унесли.
в которой произносится большое количество тостов при почти полном отсутствии закуски
Шуту хорошо — ему все можно, он веселый сирота среди серьезных семейных людей.
Вот министру, казначею, полководцу было бы не с руки сидеть в кабаке с послом иной державы — могут заподозрить в сговоре, даже если эта держава считается дружественной. На то к министрам, казначеям и полководцам приставлены особые люди, и это водится даже в такой бесшабашной стране, какова Гран-Посконь. И не хотели, да пришлось завести таких особых людей. Чаще всего под видом толмачей.
А шуту все можно. И толмача ему не нужно.
И с бонжурским послом они знакомы давным-давно: Пистон Девятый назначил на эту должность графа де Кадрильяка, некогда юного оруженосца, что сопровождал будущего бонжурского монарха в опасном пути из Варягии в Бонжурию, а также во всех прочих походах. Так что это была встреча старых боевых товарищей-комбатантов.
Не одни они — вся столица гуляла, оплакивая гибель королевы и радуясь рождению наследника.
— Признаюсь, дружище, я не узнаю нашего доброго капитана Ларусса. В проклятом Чизбурге его словно подменили. У вас в народе ходят упорные слухи, что он обезумел, ворвался в башню и перебил там всех, включая свою королеву…
— Ну, всех слухов не переслушаешь, — сказал Ироня. — Про эту башню и раньше говорили, что там неладно. Голоса какие-то, свечение по ночам… Но не верится мне, граф, чтобы мог он поднять руку на Алатиэль. Да и за пьянство на посту он никого смертью не карал. По морде — это да, у него на это дело рука легкая. То есть тяжелая, но все равно легкая. Вернее, скорая. И уж подавно не стал бы он глумиться над телами.
— А что говорит сопровождавшая короля дама?
— Бабка, что ли? Да она и до того была глупа, а тут и вовсе спятила.
— И все равно он вел себя весьма странно. Отчего никто не видел останков королевы? Почему наш венценосный друг никого не впускал в башню? Почему он самолично оборудовал усыпальницу?
Ироня пожал плечами.
— Может быть, не хотел, чтобы народ видел ее искаженное муками лицо, — откуда нам знать?
— Как, однако, чувствительны в вашей стране сыновья шорников!
— И не говорите, ваше сиятельство.
— Но вам-то, вам-то он мог сказать правду — как это водится между старыми друзьями?
— Шутам, граф, короли доверяют даже охотнее, чем друзьям. И тем не менее я знаю обо всем этом не больше, чем вы.
— Там, говорят, была еще одна женщина…
— А-а, повитуха? Так ее сослали за Можай. С пожизненной пенсией. Так, во всяком случае, объявили. И семьи караульщиков получили хорошую виру, и родня горничной…
— Что такое Можай? — спросил Кадрильяк.
— Никто не знает, что такое Можай, — сказал Ироня. — Но оттуда как-то не принято возвращаться. Баба была одинокая… А может, и прибил он ее сгоряча, что плохо со своим делом справилась… Закопал где-нибудь в склепе… Хотя не верю я в это. Да и незачем нашему другу Пистону знать все эти страшные подробности. У него своих ужасных тайн хватает. То ли мы про вашу Фалалеевскую ночь не слышали?
— Навет! Это была чистая политика! Внутреннее дело Бонжурии! Никакой магии! — возмутился граф де Кадрильяк.
— Разумеется, перерезали всех мотоботов — вот уж где политика! Река Солома, говорят, кровью текла! Ну да это ваше дело, мы в него не вникаем — и ждем взаимности.
— Вот-вот! — обрадовался Кадрильяк. — И я говорю о взаимности! Давайте обменяем одну государственную тайну на другую.
— Давайте! — сказал горбун и наполнил кружки настоящим бонжурским вином из посольских запасов. — Да вы угощайтесь, граф, не чинитесь!
Граф несколько оторопел, но кружку осушил.
— Самое главное для посла — пить не пьянея! — сказал Ироня и снова взялся за кувшин. — Для солдата это умение не суть слишком важно, но для амбассадора — о! Но я вас живо научу. После первой у нас не закусывают, то же самое и со второй. Только после третьей можно позволить себе один — один! — ма-аленький соленый грибок. Не больше!
Посольская наука удавалась графу на удивление хорошо. Он узнал, что в Гран-Поскони принято ослаблять действие вина с помощью обычных застольных прибауток.
— Сие есть ейролингвистическое программирование! — похвастался Ироня и провозгласил: — Ну, за Стремглава за отца, за Кренотена-мертвеца! И пошло:
— Пей по всей, да примечай гостей!
— Рюмочка златая, ты откуда? Да с Алтая! А паспорт есть? Нема! Вот тебе и тюрьма!
— Рюмочка чумаза, ты откуда? Я с Кавказа! Руки к стенке, ноги врозь — ничего, пройдешь авось!
— Рюмочка затейна, ты откуда? С Лихтенштейна! А имеешь ли визу? Нет? Так и ступай книзу!
— Рюмочка медна, вино держать вредно, а мы ее вот — и в рот!
— Рюмочка железна, пить дюже полезно! Укрепляет печень, коли заесть нечем!
— Рюмочка из стали, пить мы не устали! Здоровит желудок, не мрачит рассудок!
— Рюмочка из бронзы, отвлеки от жизненной прозы! Чтоб звон стоял и дети были!
— Рюмочка алюминиевая, не пройди помимо нее! На горе вражьих стай чарку опростай!
— Рюмочка хрустальна, пьем, товарищи, за Сталина бальзам из вольного Таллина! И за друга Веллера тоже выпить велено!
— Рюмочка спиртного, ты откуда? От Смирнова! А есть ли медали? Ну, только тебя и видали!
— Рюмочка красива, ты откуда? С Тель-Авива! Ну, за Ивана-царевича, за Арона Кеглевича!
— Кьянти два стакана, вы откуда? С Ватикана! Ну за папу римского, за вертухая Нарымского!
— Кальвадоса два бокала, сколь ни пей — все будет мало! Выпьем за Ремарка, чтоб стоял, как Триумфальная арка!
— Две стопки виски сердцу дороги и близки! Есть в брюхе место выпить за Хемингуэя Эрнеста!
— Коньяк «Камю» наливать кому? Хоть он и верблюд, а люди его пьют!
— Бренди два ковша, вы откуда? Из США! Так подвинься, душа! Буш тому в глаз, кто не выпьет за Техас!
— Две кружки кваса, да вы тоже из Техаса? Квасом запивай, а про джин не забывай!
