– Короче, ребята, если наш глубокоуважаемый подниматель зомби не собирается вскрывать себе вены, придется меня отпустить…
– Отпустить? – со смешком переспросил Дельфициус. – Вот еще! Замок мой кто мне возвращать будет? Нет, дорогуша, все, что ты тут наплела, ровным счетом ничего не стоит. Чего не выдумаешь, чтобы жизнь свою спасти.
Внутри всколыхнулось глухое раздражение:
– Но это правда!
– Очень может быть, – согласно закивал некромант. – Так мы сейчас проверим.
– В каком смысле? – наморщила лоб я.
– Может, заклинание не сработало именно потому, что ты еще жива, – предположил он.
И этот паразит Тимофей послушно закивал как китайский болванчик. Ну все! Море трупов, гора костей!
– Очень многообещающее заявление, – ехидно хмыкнул меч. – И как ты собираешься его осуществить?
«Сейчас увидишь», – фыркнула я.
Все. Решила. Осталось только сделать. Теперь главное – не закрывать глаза – усну. А сон и смерть для меня теперь синонимы. Я облизнула пересохшие вдруг губы и попыталась другим зрением рассмотреть сформированное уже заклинание. Осталось ли в нем еще хоть что-то, что удастся использовать? Меч прочел мои мысли и затих. Решил не мешать сосредоточиться. И правильно – с каждым толчком слабеющего сердца это становилось все труднее сделать. Хотелось отдаться на милость подступающего на мягких лапах сна и скользнуть в благословенное небытие. Я упрямо тряхнула головой. Нет! Так просто им от меня не избавиться! И магический круг им не поможет.
– Постойте, а у вас действительно есть эльфийский принц? Или это шутка такая?
Магические линии были на месте. Более того, заклинание жило, в его центре пульсировали зеленые нити силы, готовые сработать, послушные воле создателя. Осталось только понять, как перехватить его и активизировать.
– Почему шутка? Принц реальный. Я бы даже дал его пощупать, только Тимофей боится из круга выйти.
– Между прочим, кровь – самая сильная составляющая некоторых видов магии, – изрек Ахурамариэль.
«Это ты к чему?»
– К тому, что твоя кровь льется в жертвенную чашу, а чаша касается одной из нитей заклинания.
Я чуть не подпрыгнула от радости, но железные браслеты ковали на совесть, и я дугой выгнулась на столе.
– Что случилось? – тут же заинтересовался маг.
– В бок что-то кольнуло, – солгала я.
– Бедняжка. – С деланым сочувствием протянул он. – Ну ничего… Скоро тебя перестанет интересовать бренная оболочка и временные неудобства сменятся покоем и сном… вечным сном.
Какой же он добрый… Просто душка! Умилилась я. Кровь медленно, но верно покидала мое остывающее тело. Я попробовала представить, как красная тягучая капля вместе со своими сестрами сливаются в тонкий ручеек в желобке и стремятся стечь в жертвенную чашу. Их магия поднимается по стенкам благородного сосуда и тянется прямо к тонкой, незримой для невооруженного глаза линии заклинания. Линия сначала упруго дернулась, как нить паутины, в которую угодила неосторожная мошка, и замерла в терпеливом ожидании. Я тоже ждала. Сердце испуганно замерло в груди. Неужели не вышло?.. Будет ли еще один шанс? Еще одна попытка? Хватит ли времени и сил или сознание окончательно померкнет, прежде чем заклинание подчинится моей воле?
Казалось, ничего не происходит, но тут центр заклинания едва ощутимо вздрогнул. Слабенько так, но я почувствовала. В глазах потемнело. Я снова облизнула губы и слабеющим голосом шепнула:
– Кровью своей я призываю вас… – Кажется, сердце пропустило один такт. Только бы успеть. Я попыталась сосредоточиться, но мысли ускользали и растекались, словно чернила по столешнице. – Кровью своей я оживляю вас…
– Что это такое она делает? – Кажется, удивленный голос принадлежал Тимофею.
– Понятия не имею. – Это уже некромант.
Я мстительно усмехнулась, продолжая шептать:
– Кровь моя – пища ваша… Одна плоть, одна кровь, одна воля, одна душа… Кровь от крови моей, плоть от плоти моей… Восстаньте, дети мои… Восстаньте и служите мне!!!
Казалось, все силы ушли на последний то ли хрип, то ли вопль. Я закашлялась, из горла вырвался какой-то булькающий звук. И… заклинание сдетонировало. Под натиском магии я на миг потеряла способность дышать. Разряд, похожий на электрический, пронзил мое тело. Мне показалось, будто у меня вспыхнула кожа и я сгораю заживо на своем алтаре, не в силах даже попросить помощи.
Никогда я не ощущала ничего подобного! Сила текла, распространялась, как круги по воде, все дальше и дальше, пока не покрыла весь пол в замке и всю землю толстым ровным слоем, как туман прохладным осенним утром. Я чувствовала нежить – всю нежить, которая кишмя кишела в этом странном лесу и была заперта в самом замке… Но не только их. Еще я чувствовала каждый труп, каждую древнюю могилу. Чувствовала, как они восстают из праха – эти дряхлые скелеты людей и нелюдей, каких-то зверей и даже нежити.
Некромант не мог не почувствовать эту мощь. Он бросился к границе круга, но было уже поздно. Я услышала, как дверь распахнулась от мощного удара и в комнату ввалилось что-то, что заставило некроманта взвыть от ужаса и кинуться к центру в надежде, что меловая черта на полу сможет защитить его и ученика от жути, что шла, ползла, бежала сюда, подгоняемая единственным желанием: быть мне полезными.
Дельфициус тонко, по-бабьи, взвизгнул и метнулся ко мне. Раздался треск материи.
– Учитель! Вы сошли с ума? Зачем вы рвете на себе одежду?
Голос Тимофея был полон ужаса.
– И тебе советую сделать то же самое!
– Думаете, если нежить увидит нас обнаженными, решит, что мы слишком тощие и невкусные?
– Нет. Я надеюсь, что, если мы перевяжем эту зловредную разрушительницу замков, монстры нас пощадят. Боюсь, ее смерти мы не переживем.
Я усмехнулась, разглядывая как бы со стороны тощее, бледное тело старика, который сорвал свой плащ и наклонился надо мной. Тимофей тоже больше напоминал кузнечика, чем парня: ему явно не хватало физических упражнений. Самое удивительное, что я их действительно видела: они суетились вокруг моего распластанного на жертвеннике тела, пытались остановить кровь и заботливо перевязывали окровавленные запястья кусками материи…
Стоп… Как я могу видеть себя со стороны? Неужели я уже того… умерла? Почила в бозе… Пала жертвой мстительного некроманта… Я не видела ни белого коридора, ни света в конце тоннеля, ничего подобного, и чувствовала себя обделенной. В горле родился какой-то звук, кажется, шипение… Теперь у меня была целая вечность для жалости к себе. Отчего не начать прямо сейчас? Я плюхнулась на пятую точку, опустила вниз голову и… обнаружила огромные чешуйчатые лапищи грязно-зеленого цвета, с внушительными серповидными когтями. Ой, мамочки! Это еще что?
Ищейка поднял вверх голову и принюхался. Роландэль пролетел над оборотнем на бреющем полете.
– Я знаю, где она! – крикнул Ищейка, хотя не был уверен в том, что дракон его услышит.
С другой стороны, древняя раса драконов славилась остротой зрения и слуха. Подтверждая этот исторический факт, черный зашел на посадку. Мощные крылья подняли тучу пыли, когтистые лапы ударили по земле, как стенобитное орудие, желтые глаза с поперечными зрачками не мигая уставились на оборотня. Когда тебя внимательно изучает пара драконьих глаз размером с тарелку, это впечатляет. Ищейка невольно осадил назад, споткнулся о выступающий из земли корень и с размаху грохнулся на пятую точку. С равновесием у оборотней все в порядке, просто он не привык к тесному общению с реликтовыми ящерами, пышущими огнем.
– Я видел комнату, где ее держат… Правда, не знаю, где она находится, – сообщил Ищейка.
Роландэль раздраженно выдохнул, из ноздрей вырвались струйки дыма. Оборотень мужественно подавил в себе инстинктивное желание виновато съежиться на земле, чтобы гнев дракона миновал такое ничтожество, как он.
Филька и Драго дружно спикировали в подлесок к сводной группе истребителей.
– Я знаю, где искать Викторию! – радостно возвестил филин.
– Только вам это не понравится, – грустно вздохнул мышь.
Истребители внимательно уставились на нечисть. Как-то не принято в среде борцов с разного вида нежитью привлекать для своих целей саму нежить. Есть в этом нечто противоестественное.
– Это еще почему? – осторожно переспросил Игорь.
Все остальные мысленно проголосовали за вопрос командора. Ответ желали знать все.
– Это мой родной замок Носфератус. А стоит он посреди Адовой Глыщобы, где водится много жуткой нечисти.
Народ уважительно присвистнул. Добровольно соваться в естественный заповедник разнообразнейшей жути не хотелось никому: слишком уж дурацкий способ покончить с собой, к тому же весьма болезненный. Героизмом здесь даже не пахло, только дуростью. Народ заметно приуныл. Только Васька воинственно вздыбил шерсть на загривке и прорычал:
