Приоткрыв крышку люка, он сосредоточенно понюхал воздух.
— Этих немытых гадов можно обнаружить по запаху. Черт его знает, — сказал он какое-то время спустя, — вроде пахнет порохом, горючим и краской.
Осторожно и неохотно Морунген попытался шире открыть люк. Это оказалось весьма проблематичным, потому что сеть хоть и неплотно прилегала к поверхности танка, но и не позволяла до конца осуществить задуманное.
— Вот зараза… — свирепо пыхтел Дитрих. — И угораздило же вместе с танком в сети угодить. Дома рассказать, так ведь никто не поверит… Ганс, брось автомат и придержи крышку… Я попробую вылезти наружу.
Он вытащил из ножен нож и острым как бритва лезвием разрезал несколько веревок. В ту же секунду непознанное существо отцепилось от Генриха и метнулось на свободу, снова протоптавшись по голове фон Морунгена самым непочтительным образом. Майор едва успел разглядеть ее, и беглый взгляд сказал ему, что это не то пушистая мартышка, похожая на не в меру подвижного персидского кота, не то персидский кот с непомерно развитыми конечностями, смахивающий на мартышку. Ни то ни другое не могло уложиться у него в мозгах. Впрочем, здравый смысл тут же подсказал ему самый простой выход из сложившейся ситуации — послать загадочную тварь ко всем чертям, не углубляясь в дебри зоологии.
Выбравшись из «пойманного» танка, немцы приняли все меры предосторожности и прочесали близлежащие заросли, стараясь не терять друг друга из виду и не заходить глубоко в лес. Через десять минут им стало абсолютно ясно, что русские по непонятной пока причине смылись, не оставив ни засады, ни снайперов, ни, похоже, мин и ловушек. Во всяком случае, ничего похожего немцам обнаружить не удалось. Таким образом, смысл загадочной наступательной операции, осуществленной красноармейцами, а также причина, по которой они пытались захватить танк, но так и не довели дело до победного конца, для доблестного экипажа «Белого дракона» так и остались покрыты мраком.
Недоумение не мешало им работать.
Ганс, Клаус и Генрих отсоединили крепления, которыми к борту танка были прикреплены инструменты, и вооружились ломом, топором, киркой и лопатой, после чего дружно атаковали поваленное дерево; Вальтер с автоматом наготове стоял на карауле, а сопящий и чуть ли не пышущий от негодования паром майор фон Морунген разрезал ловчую сеть кусачками.
— Фантастика… и что за страну мы завоевываем? Я такую сеть второй раз в жизни вижу. Первый раз в Дрезденском историческом музее, когда я был еще совершенное дитя.
— Да вы же знаете, господин майор, этих красных, — поддержал его Клаус, — от них можно ждать чего угодно. Мне в прошлом году один лейтенант в «Синей жирафе» доверительно рассказывал, как они в одной деревне брали в качестве сувениров лапти, чтоб домой послать. Представляете — настоящие русские лапти, я о них только в сказках слышал. Вот это экспонат!
— Сумасшедший! — сморщился брезгливый Дитрих. — Да брось, Клаус! Зачем тебе лапти? Мертвый немец приятнее пахнет, чем лапти живого русского!
Майор тоскливо принюхался к сетке и страдальческим голосом вопросил:
— Какой гадостью они ее пропитали? Да! Кстати, о лаптях! Вальтер, а что с нашим противогазовым комплектом? Все забываю у тебя спросить, я его уже в третий раз не могу найти!
— Мы же в России, господин майор, — резонно отвечал Вальтер. — Зачем нам противогазы? Здесь угроза газовой атаки сводится к ноль целых одной десятой процента, а в танке вы ее и вовсе не заметите.
Дитрих фон Морунген подозрительно оглядел дремучий лес, затем понизил голос и как-то особенно выразительно произнес:
— Кто знает, кто знает, Вальтер… А противогазы все-таки нам бы не помешали. Ну ладно! Что там с этим проклятым партизанским деревом?
— Еще пять минут, господин майор, и можно будет ехать! — браво отрапортовал Клаус. — Хоть сейчас вперед, на Москву!
И хотя все складывалось не так уж и страшно, как казалось в самом начале, майор не взбодрился. Он уселся на башне, свесив ноги, и обратился к равнодушным небесам:
— Что все-таки за страну мы завоевываем?
С добрым словом и пистолетом можно дойти гораздо дальше, чем просто с добрым словом.
Девиз шерифов штата Аризона
Чужая страна — это всегда немножко другая планета.
В справедливости подобного утверждения доблестный экипаж «Белого дракона» имел возможность убедиться неоднократно. Даже Франция — ближайшая европейская соседка — смогла преподнести немцам несколько сюрпризов; что уже говорить об Африке, например, где все — от пресловутых египетских сфинксов, вызывавших душевный трепет, до каких-то жутких, вонючих штуковин, оказывавшихся на поверку съедобными плодами, — поражало воображение и заставляло почаще задумываться о том, что человек хоть и мнит себя царем природы, но природе об этом не удосужились сообщить.
После трехнедельного пребывания в Африке и Дитрих, и его подчиненные были совершенно уверены в том, что наука не в состоянии объяснить всего и что чудеса пока еще случаются. Просто они случаются вдалеке от центра цивилизации и потому остаются незамеченными.
И все-таки Россия сумела побить все предыдущие рекорды.
Немцы не понимали вообще ничего. Положение усугублялось кажущимся сходством здешних лесов и дремучих германских чащоб. Трудно было предположить, что из-за векового дуба, то есть дерева почтенного, достойного и с детства знакомого, может вылезти какая-нибудь неописуемая гадость. Просто в голове не укладывалось.
Дитрих не без содрогания вспоминал визгливого пушистого террориста, свалившегося ему на голову, и горько сожалел о том, что не получил в свое время диплом биолога. Тогда бы он смог лучше разобраться в том, что же это все-таки было, и написать диссертацию, если бы выяснилось, что животное это немецкой науке не известно. Дитрих здорово подозревал, что немецкой науке не известна большая часть здешних животных, равно как и здешних обычаев, технических приспособлений, полезных ископаемых, растений… короче, всего того, чем интересуется наука.
«Белый дракон» довольно медленно ехал по широкой лесной просеке, по обе стороны которой неприступной стеной вздымались вековые деревья. Иногда дорога резко петляла, обходя какого-нибудь особенно древнего гиганта. Майор попытался как-то разглядеть верхушку такого ботанического монстра, но у него ничего не вышло — разве что закружилась голова и потемнело в глазах. Это было все равно что пытаться разглядеть вершину Эвереста.
Голос Клауса, раздавшийся в наушниках, вывел Морунгена из глубокой задумчивости:
— Герр майор, а вы уверены, что танк верно держит курс? У меня такое чувство, будто мы напрасно сюда забрались.
— Жизнь вообще напрасна, — отозвался Дитрих.
Теперь он гораздо лучше понимал великого русского писателя Достоевского. Если бы ему пришлось провести здесь несколько лет подряд, кто знает, возможно, и он, барон фон Морунген, написал бы какое-нибудь «Преступление и наказание». Однако чувство ответственности было сильнее меланхолии и растерянности. И Дитрих взял себя в руки, а взяв, ответил громко и внятно:
— Со слов русской фрау, где-то здесь поблизости протекает река. Нам не помешало бы немного помыться и запастись водой. К тому же тут прохладнее — что лучше и для нас, и для машины. Русских пока что не видно, а в лесу нас не обнаружит вражеская авиация.
Клаус хотел было запротестовать, но им завладела какая-то новая мысль. И он примолк, пытаясь разобраться, что именно так его беспокоит.
Вместо него заговорил Вальтер:
— Меня преследует неотвязная идея, господин майор, что каким-то образом мы оказались глубоко в красном тылу. И хотя это кажется совершенно неправдоподобным на первый взгляд, все же есть множество фактов в пользу этой теории. Заметьте, как здесь странно: нет ни одной артиллерийской воронки, не слышно канонады боя, не видно следов эвакуации. Это не похоже на то, что нам рассказывали об Иванах: дескать, пока все не уничтожат, не отступают. К тому же и радио молчит до сих пор.
— А меня больше беспокоит то, что мы оказались совершенно неинформированы о том, что в действительности происходит на восточном фронте, — вмешался Генрих. — Либо наши службы сами не ведают, что творят, либо они намеренно искажают факты — а это уже саботаж, и за такое расстреливать мало. Впрочем, — с сомнением произнес он, — не могут же абсолютно все быть агентами врага и злостными саботажниками.
— Не могут, — согласился Вальтер.
— И тем не менее, — воскликнул Генрих, — взять хотя бы это черт-те что, которое свалилось в люк. Выходит, что большевики не только собак натренировали под танки с гранатами кидаться, но еще и кошек обучили ближнему бою с превосходящими силами противника.
— Может, это была не совсем кошка? — с сомнением протянул Вальтер. — А скажем, гибрид обезьяны и кошки?
