Сьюзан достала жизнеизмеритель Импа. Голубой дым продолжал сочиться в нижнюю колбу.
— Можешь помочь мне с этим?
Смерть развернулся.
— Я НЕ ДОЛЖЕН БЫЛ УДОЧЕРЯТЬ ТВОЮ МАТЬ.
— Так зачем ты сделал это?
Смерть пожал плечами.
— ЧТО ТАМ У ТЕБЯ?
Он взял у нее жизнеизмеритель Бадди и поднял его повыше.
— А. ИНТЕРЕСНО.
— Ты знаешь, что это может значить, Деда?
— Я НИКОГДА НЕ СТАЛКИВАЛСЯ С ТАКИМ, НО ДУМАЮ, ЭТО ВПОЛНЕ ВОЗМОЖНО. ЭТО ЗНАЧИТ… НЕКОТОРЫМ ОБРАЗОМ…ЧТО ДУША ЕГО ОБЛАДАЕТ РИТМОМ… ДЕДА?
— О, нет. Это не может быть правдой. Это же просто фигура речи. А что не так с дедой?
— ДЕДУШКУ Я ЕЩЕ СТЕРПЛЮ. А ОТ ДЕДЫ НЕДАЛЕКО И ДО ДЕДУЛИ, НА МОЙ ВЗГЛЯД. ТАК ИЛИ ИНАЧЕ, Я ДУМАЮ, ТЫ ВЕРИШЬ В ЛОГИКУ. ЕСЛИ ЧТО-ТО ЯВЛЯЕТСЯ ФИГУРОЙ РЕЧИ, ЭТО НЕ ЗНАЧИТ, ЧТО ОНО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ПРАВДОЙ.
Смерть помахал часами.
— НАПРИМЕР, — сказал он. — МНОГИЕ ВЕЩИ ЛУЧШЕ ТЫЧКА ТУПОЙ ПАЛКОЙ В ГЛАЗ. Я НИКОГДА НЕ ПОНИМАЛ ЭТОЙ ФРАЗЫ. НА МОЙ ВЗГЛЯД, ТЫЧОК ОСТРОЙ ПАЛКОЙ КУДА ХУЖЕ… — Смерть остановился. — Я ОПЯТЬ ЗА СТАРОЕ! ПОЧЕМУ Я ДОЛЖЕН ВОЛНОВАТЬСЯ ПО ПОВОДУ КАКОЙ-ТО ТАМ ФРАЗЫ? ИЛИ ТОГО, КАК ТЫ МЕНЯ ЗОВЕШЬ? НЕВАЖНО! ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ МЫШЛЕНИЕ ТУМАННО. УЧТИ ЭТО. НЕ ПОЗВОЛЯЙ СЕБЯ ЗАПУТАТЬ.
— Но я же человек.
— Я ВЕДЬ НЕ ГОВОРИЛ, ЧТО ЭТО БУДЕТ ПРОСТО. НЕ ДУМАЙ ОБ ЭТОМ. ПОСТАРАЙСЯ ДАЖЕ НЕ ЧУВСТВОВАТЬ НИЧЕГО.
— А ты эксперт, что ли? — с раздражением спросила Сьюзан.
— МОЖЕТ БЫТЬ, Я И ПОЗВОЛЯЛ СЕБЕ КАКИЕ-ТО ПРОЯВЛЕНИЯ ЭМОЦИЙ В НЕДАВНЕМ ПРОШЛОМ, — сказал Смерть. — НО Я СПОСОБЕН ПОДАВИТЬ ИХ В ЛЮБОЙ МОМЕНТ, КОГДА ТОГО ЗАХОЧУ.
Он опять поднял часы.
— ИНТЕРЕСНО, ЧТО МУЗЫКА, СУЩНОСТЬ ПО СВОЕЙ ПРИРОДЕ БЕССМЕРТНАЯ, СПОСОБНА ИНОГДА УДЛИННИТЬ ЖИЗНЬ ТЕХ, КТО ТЕСНО СВЯЗАН С НЕЙ, — сказал он. — Я ЗАМЕТИЛ, ЧТО ЗНАМЕНИТЫЕ КОМПОЗИТОРЫ ЗАСТРЕВАЛИ ТАМ ОЧЕНЬ НАДОЛГО. КОГДА Я ЯВЛЯЛСЯ ЗА НИМИ, БОЛЬШИНСТВО ИЗ НИХ ОКАЗЫВАЛОСЬ ГЛУХИМИ КАК ПНИ, НЕ ДОЗОВЕШЬСЯ. ПОЛАГАЮ, КАКОЙ-НИБУДЬ БОГ НАХОДИТ ЭТО ОЧЕНЬ СМЕШНЫМ. — Смерть ухитрился напустить на себя презрительный вид. — ТАКОЕ УЖ У НИХ ЧУВСТВО ЮМОРА.[20].
Он поставил часы на стол и щелкнул по ним пальцем. Они отозвались: уауммиии-чида-чида-чида.
— В НЕМ НЕТ ЖИЗНИ. ТОЛЬКО МУЗЫКА.
— Музыка захватила его?
— МОЖЕШЬ НАЗВАТЬ ЭТО И ТАК.
— Продлив его жизнь?
— ЖИЗНЬ — РАСШИРЯЕМА. ТАКОЕ СЛУЧАЕТСЯ У ЛЮДЕЙ. НЕ ЧАСТО. И ОБЫЧНО ТРАГИЧЕСКИМ ОБРАЗОМ — В ТЕАТРАЛЬНОМ СМЫСЛЕ СЛОВА. НО ЗДЕСЬ ПОРАБОТАЛА МУЗЫКА, А НЕ ДРУГОЙ ЧЕЛОВЕК.
— Он играет на чем-то… на каком-то струнном инструменте вроде гитары.
Смерть повернулся.
— В САМОМ ДЕЛЕ? ТАК-ТАК-ТАК…
— Это важно?
— ЭТО ИНТЕРЕСНО.
— Что-то, что мне надо знать?
— В ЭТОМ НЕТ НИЧЕГО ВАЖНОГО. ОСКОЛОК МИФИЧЕСКИХ РУИН. ПРОБЛЕМЫ РАЗРЕШАТСЯ САМИ СОБОЙ. ТЫ МОЖЕШЬ ПОЛОЖИТЬСЯ НА ЭТО.
— Что ты имеешь в виду — сами собой?
— ВЕРОЯТНО, ЕГО СМЕРТЬ — ВОПРОС НЕСКОЛЬКИХ ДНЕЙ.
Сьюзан уставилась на жизнеизмеритель.
— Но это ужасно!
— НЕ УВЛЕЧЕНА ЛИ ТЫ РОМАНТИЧЕСКИ ЭТИМ МОЛОДЫМ ЧЕЛОВЕКОМ?
— Что? Нет! Я и видела-то его всего один раз.
— ВАШИ ВЗГЛЯДЫ НЕ ВСТРЕЧАЛИСЬ В ПЕРЕПОЛНЕННОМ ЗАЛЕ? НЕ ПРОИСХОДИЛО НИЧЕГО В ЭТОМ РОДЕ?
— Нет, конечно, нет!
— ТАК ЧТО ЖЕ ТЫ ВОЛНУЕШЬСЯ?
— Потому что он важ… потому что он человек, — сказала Сьюзан, удивляясь сама себе. — Не вижу, почему с людьми должно происходить такое, — неубедительно добавила она. — Вот и все. Я не знаю.
Он склонялся до тех пор, пока его череп не оказался на уровне ее лица.
— НО БОЛЬШИНСТВО ЛЮДЕЙ ГОРАЗДО ГЛУПЕЕ РАСТРАЧИВАЮТ СВОИ ЖИЗНИ. РАЗВЕ ТЫ НЕ ЗАМЕТИЛА? РАЗВЕ ТЕБЕ НЕ СЛУЧАЛОСЬ, ГЛЯДЯ ВНИЗ НА ГОРОД СО СПИНЫ ЛОШАДИ, ДУМАТЬ КАК ПОХОЖ ОН НА МУРАВЕЙНИК, ПОЛНЫЙ СЛЕПЫХ ТВАРЕЙ, СЧИТАЮЩИХ ТОЛЬКО СВОЙ МАЛЕНЬКИЙ МИРОК РЕАЛЕНЫМ? ТЫ ВИДЕЛА ГОРЯЩИЕ ОКНА И ХОТЕЛА ВЕРИТЬ, ЧТО ЗА НИМИ ТВОРЯТСЯ ПРЕКРАСНЫЕ ИСТОРИИ, НО ЗНАЛА, ЧТО НЕТ ТАМ НИЧЕГО, КРОМЕ ТОСКЛИВЫХ, ТУПЫХ ДУШОНОК, ПРОСТЕЙШИХ ПОЖИРАТЕЛЕЙ, ЧЬИ ЧУВСТВА — ИНСТИНКТЫ И ЧЬИ ЖИЗНИ — НЕ БОЛЕЕ, ЧЕМ ШЕПОТ ВЕТРА?
Голубое сияние было бездонным. Казалось, оно высасывает ее сознание.
— Нет, — прошептала она. — Я никогда так не думала.
Смерть резко выпрямился и отвернулся от нее.
— ЗРЯ. ЭТО МОГЛО БЫ ОБЛЕГЧИТЬ ТЕБЕ ЖИЗНЬ, — заметил он.
— Но все это — просто хаос, — сказала Сьюзан. — Нет никакого смысла в том, как люди умирают. Никакой справедливости.
— ХА.
— Ты удержал свою руку. Ты сохранил жизнь моему отцу.
— Я БЫЛ ГЛУП. ИЗМЕНИТЬ ЧЬЮ-ТО СУДЬБУ — ЗНАЧИТ ИЗМЕНИТЬ ВЕСЬ МИР. Я ВСПОМНИЛ ОБ ЭТОМ. ТЕБЕ ТОЖЕ НЕ ПОМЕШАЕТ ПОМНИТЬ.
Он говорил, отвернувшись от нее.
— Не вижу, почему мы не можем что-то менять, если мир становится от этого лучше, — сказала Сьюзан.
— ХА.
— Или ты просто боишься его менять?
Он повернулся. Его взгляд заставил Сьюзан отшатнутся. Он медленно двинулся к ней. Его голос, когда он прозвучал, был подобен шипению змеи.
— ТЫ ГОВОРИШЬ ЭТО МНЕ? СТОИШЬ ЗДЕСЬ В СВОЕМ МИЛЕНЬКОМ ПЛАТЬИЦЕ И ГОВОРИШЬ ЭТО МНЕ? ЛЕПЕЧЕШЬ ОБ ИЗМЕНЕНИИ МИРА? А ХВАТИТ У ТЕБЯ МУЖЕСТВА ПРИНЯТЬ ЕГО ТАКИМ, КАКОВ ОН ЕСТЬ? ЗНАТЬ, ЧТО ТЫ ДОЛЖНА ДЕЛАТЬ И ДЕЛАТЬ ЭТО, НЕВЗИРАЯ НА ЦЕНУ? ЕСТЬ ЛИ ХОТЬ КТО-ТО В ЭТОМ МИРЕ, КТО ЗНАЕТ, ЧТО ТАКОЕ ДОЛГ?
Его кулаки конвульсивно разжались и сжались опять.
— ТО, ЧТО Я СКАЖУ СЕЙЧАС, ТЫ ДОЛЖНА ЗАПОМНИТЬ… ДЛЯ НАС ВРЕМЯ — ЭТО ТОЛЬКО МЕСТО. ВСЕ ОНО РАСКРЫТО ПЕРЕД НАМИ. ЗДЕСЬ И ТО, ЧТО ЕСТЬ, И ТО, ЧТО БУДЕТ. ЕСЛИ ТЫ ИЗМЕНИШЬ ЧТО-ТО, ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ПАДЕТ НА ТЕБЯ. И МОЖЕТ ОКАЗАТЬСЯ СЛИШКОМ ТЯЖЕЛОЙ, ЧТОБЫ ЕЕ ВЫДЕРЖАТЬ.
— Это просто оправдания, — Сьюзан сверкнула глазами на высокую фигуру. Развернулась и пошла прочь из комнаты.
— СЬЮЗАН.
Она остановилась на полпути, но не повернулась.
— Да?
— НА САМОМ ДЕЛЕ… ОСТРЫЕ КОЛЕНИ?
— Да!
Это был первый в мире кофр для пианино и сделан он был из ковра. Клиф легко забросил его на плечо и подхватил другой рукой сумку со своими камнями.
— Тяжело? — спросил Бадди.
Клиф подбросил пианино одной рукой и прикинул.
— Немного, — сказал он. Пол затрещал под ним. — А нам обязательно было отдирать от него все доски?
— Это должно сработать, — сказал Глод. — Это как… карета. Чем больше ты от нее отдерешь, тем быстрее она покатится. Пошли.
И они отправились в путь. Бадди старался не привлекать внимания, насколько это возможно, если вас сопровождают гном с большим горном, человекообразная обезьяна и тролль, несущий в сумке пианино.
— Я как карета, — сообщил тролль, когда они взяли курс на «Барабан». — Большая черная карета со всем этим ливером.
— Ливером? — переспросил Бадди. Он уже начал привыкать к своему имени.
— Щиты и эти самые.
— А, ливрейные лакеи.
— И эти самые.
— Что ты сделаешь, когда у тебя будет куча золота, Глод? — спросил Бадди. Гитара тихонько отозвалась из чехла на звуки его голоса.
Глод пришел в замешательство. Он хотел объяснить, что для гнома единственный смысл в обладании кучей золота заключался в обладании кучей золота. От него не требуется ничего другого, кроме как быть настолько ауреальным, насколько оно способно.
— Без понятия, — ответил он. — Никогда не думал, что у меня будет куча золота. А как насчет тебя?
— Я поклялся стать самым знаменитым музыкантом в мире.
— Опасные они, такого типа клятвы, — сказал Клиф. — Можно и выполнить.
— Разве не все артисты мечтают об этом?
— По моему опыту, — сказал Глод. — Каждый настоящий артист хочет, действительно хочет, чтобы ему платили.
— И славу, — добавил Бадди.
— Насчет славы не знаю, — сказал Глод. — Трудновато быть и знаменитым и живым одновременно. Все, что я хочу — это играть каждый день и слышать, как кто-нибудь говорит: «Спасибо, это было отлично. Вот тут немного денег. Завтра в это же время, хорошо?»
— И это все?
— Это очень много. Мне нравится, когда люди говорят: «Нужен хороший горнист, позовем Глода сына Глода».
— Звучит скучновато, — заметил Бадди.
— Я люблю скуку. В ней есть постоянство.
Они добрались до боковой двери «Барабана» и вошли в мрачную комнату, пропахшую крысами и уже побывавшим в употреблении пивом. Из бара доносился приглушенный гул голосов.
— На звук там куча народу, — сказал Глод.
К ним подскочил Гибискус.
— Вы готовы, чуваки? — спросил он.
— Обожди, — сказал Клиф. — Мы не обсудили оплату.
— Я же сказал — шесть долларов, — сказал Гибискус. — А чего вы ожидали? Вы не члены Гильдии, а Гильдия берет восемь.
— Мы и не просим у тебя восемь, — сказал Глод.
— Правильно!
— Мы возьмем шестнадцать.
— Шестнадцать? Вы не можете так поступать! Это почти двойная цена Гильдии!
— Но у тебя там целая толпа, — сказал Глод. — Я готов спорить, что ты сдал напрокат море пива. А если мы сейчас уйдем?
— Давай поговорим об этом, — сказал Гибискус. Он обхватил Глода за голову и увлек в угол.
Бадди смотрел, как Библиотекарь исследует пианино. Он никогда не встречал музыкантов, которые для начала пытаются съесть свой инструмент. Затем обезьяна приподняла крышку и уставилась на клавиатуру. Попробовала несколько нот — по-видимому, на вкус. Вернулся Глод, потирая руки.
