— Ник! — раздался голос Эрики. — Ник, это я! Помоги! Помоги же! Диди…
— Агх? — хрипло вопросил Мартин, мотая головой. — Убивать!
Глухо ворча, драматург мигал налитыми кровью глазками, и постепенно все, что его окружало, опять приобрело четкие очертания. У окна Эрика боролась с Диди.
— Пустите меня! — кричала Диди. — Куда Рауль, туда и я!
— Диди, — умоляюще произнес новый голос.
Мартин оглянулся и увидел под смятым абажуром в углу лицо распростертого на полу Толливера Уотта.
Сделав чудовищное усилие, Мартин выпрямился. Ему было как-то непривычно ходить не горбясь, но зато это помогало подавить худшие инстинкты Мамонтобоя. К тому же теперь, когда Сен-Сир испарился, кризис миновал и доминантная черта в характере Мамонтобоя несколько утратила активность. Мартин осторожно пошевелил языком и с облегчением обнаружил, что еще не совсем лишился дара человеческой речи.
— Агх, — сказал он. — Уррг… э… Уотт!
Уотт испуганно замигал на него из-под абажура.
— Арргх… Аннулированный контракт, — сказал Мартин, напрягая все силы. — Дай.
Уотт не был трусом. Он с трудом поднялся на ноги и снял с головы абажур.
— Аннулировать контракт?! — рявкнул он. — Сумасшедший! Разве вы не понимаете, что вы натворили? Диди, не уходите от меня! Диди, не уходите, мы вернем Рауля…
— Рауль велел мне уйти, если уйдет он, — упрямо сказала Диди.
— Вы вовсе не обязаны делать то, что вам велит Сен-Сир, — убеждала Эрика, продолжая держать вырывающуюся звезду.
— Разве? — с удивлением спросила Диди. — Но я всегда его слушаюсь. И всегда слушалась.
— Диди, — в отчаянии умолял Уотт, — я дам вам лучший в мире контракт! Контракт на десять лет! Посмотрите, вон он! — И киномагнат вытащил сильно потертый по краям документ. — Только подпишите, и потом можете требовать все, что вам угодно! Неужели вам этого не хочется?
— Хочется, — ответила Диди, — но Раулю не хочется. — И она вырвалась из рук Эрики.
— Мартин! — вне себя воззвал Уотт к драматургу. — Верните Сен-Сира! Извинитесь перед ним! Любой ценой — только верните его! А не то я… я не аннулирую вашего контракта!
Мартин слегка сгорбился, может быть от безнадежности, а может быть, и еще от чего-нибудь.
— Мне очень жалко, — сказала Диди. — Мне нравилось работать у вас, Толливер. Но я должна слушаться Рауля.
Она сделала шаг к окну.
Мартин сгорбился еще больше, и его пальцы коснулись ковра. Злобные глазки, горевшие неудовлетворенной яростью, были устремлены на Диди. Медленно его губы поползли в стороны и зубы оскалились.
— Ты! — сказал он с зловещим урчанием.
Диди остановилась, но лишь на мгновение, и тут по комнате прокатился рык дикого зверя.
— Вернись! — в бешенстве ревел Мамонтобой.
Одним прыжком он оказался у окна, схватил Диди и зажал под мышкой. Обернувшись, он ревниво покосился на дрожащего Уотта и кинулся к Эрике. Через мгновение уже обе девушки пытались вырваться из его хватки. Мамонтобой крепко держал их под мышками, а его злобные глазки поглядывали то на ту, то на другую. Затем с полным беспристрастием он быстро укусил каждую за ухо.
— Ник! — вскрикнула Эрика. — Как ты смеешь?
— Моя! — хрипло информировал ее Мамонтобой.
— Еще бы! — ответила Эрика. — Но это имеет и обратную силу. Немедленно отпусти нахалку, которую ты держишь под другой мышкой.
Мамонтобой с сожалением поглядел на Диди.
— Ну, — резко сказала Эрика, — выбирай!
— Обе, — объявил нецивилизованный драматург. — Да!
— Нет! — отрезала Эрика.
— Да! — прошептала Диди совсем новым тоном. Красавица свисала с руки Мартина, как мокрая тряпка, и глядела на своего пленителя с рабским обожанием.
— Нахалка! — крикнула Эрика. — А как же Сен-Сир?
— Он? — презрительно сказала Диди. — Слюнтяй! Нужен он мне очень! — И она вновь устремила на Мартина боготворящий взгляд.
— Ф-фа! — буркнул тот и бросил Диди на колени Уотта. — Твоя. Держи. — Он одобрительно ухмыльнулся Эрике. — Сильная подруга. Лучше.
Уотт и Диди безмолвно смотрели на Мартина.
— Ты! — сказал он, ткнув пальцем в Диди. — Ты оставаться у него, — он указал на Уотта.
Диди покорно кивнула.
— Ты подписать контракт?
Кивок.
Мартин многозначительно посмотрел на Уотта и протянул руку.
— Документ, аннулирующий контракт, — пояснила Эрика, вися вниз головой. — Дайте скорей, пока он не свернул вам шею.
Уотт медленно вытащил документ из кармана и протянул его Мартину.
Но тот уже направился к окну раскачивающейся походкой.
Эрика извернулась и схватила документ.
— Ты прекрасно сыграл, — сказала она Пику, когда они очутились на улице. — А теперь отпусти меня. Попробуем найти такси…
— Не играл, — проворчал Мартин. — Настоящее. До завтра. После этого… — Он пожал плечами. — Но сегодня — Мамонтобой.
Он попытался влезть на пальму, передумал и пошел дальше.
Эрика у него под мышкой погрузилась в задумчивость.
Но взвизгнула она, только когда с ним поравнялась патрульная полицейская машина.
— Завтра я внесу за тебя залог, — сказала Эрика Мамонтобою, который вырывался из рук двух дюжих полицейских.
Свирепый рев заглушил ее слова.
Последующие события слились для разъяренного Мамонтобоя в один неясный вихрь, в завершение которого он очутился в тюремной камере, где вскочил на ноги с угрожающим рычанием.
— Я, — возвестил он, вцепляясь в решетку, — убивать! Арргх!
— Двое за один вечер, — произнес в коридоре скучающий голос. И обоих взяли в Бел-Эйре. Думаешь, нанюхались кокаина? Первый тоже ничего не мог толком объяснить.
Решетка затряслась. Раздраженный голос с койки потребовал, чтобы он заткнулся, и добавил, что ему хватит неприятностей от всяких идиотов и без того, чтобы… Тут говоривший умолк, заколебался и испустил пронзительный отчаянный визг.
На мгновение в камере наступила мертвая тишина: Мамонтобой, сын Большой Волосатой, медленно повернулся к Раулю Сен-Сиру.
Работа по способностям
(перевод Э. Березиной)
Когда Денни Хольт зашел в диспетчерскую, его вызвали к телефону. Звонок не обрадовал Денни. В такую дождливую ночь подцепить пассажира ничего не стоит, а теперь гони машину на площадь Колумба.
— Еще чего, — сказал он в трубку. — Почему именно я? Пошлите кого-нибудь другого; пассажир не догадается о замене. Я ведь сейчас далеко — в Гринвич-вилледж.
— Он просил вас, Хольт. Сказал фамилию и номер машины. Может, приятель какой. Ждет у памятника — в черном пальто, с тростью.
— Кто он такой?
— Я почем знаю. Он не назвался. Не задерживайтесь.
Хольт в огорчении повесил трубку и вернулся в свое такси. Вода капала с козырька его фуражки, полосовала ветровое стекло. Сквозь дождевой заслон он едва видел слабо освещенные подъезды, слышалась музыка пианол-автоматов. Сидеть бы где-нибудь в тепле эдакой ночью. Хольт прикинул, не заскочить ли в «Погребок» выпить рюмку виски. Эх, была не была! Он дал газ и в подавленном настроении свернул на Гринвич-авеню. В пелене дождя улицы казались мрачными и темными, как ущелья, а ведь ньюйоркцы не обращают внимания на сигналы светофоров, и в наши дни проще простого сшибить пешехода. Хольт вел машину к окраине, не слушая криков «такси». Мостовая была мокрая и скользкая. А шины поизносились. Сырость и холод пронизывали до костей. Дребезжание мотора не вселяло бодрости. Того и гляди, эта рухлядь развалится на части. И тогда… впрочем, найти работу нетрудно, но Денни не имел охоты изнурять себя. Оборонные заводы — еще чего! Совсем загрустив, он медленно объехал площадь Колумба, высматривая своего пассажира. Вот и он — одинокая неподвижная фигура под дождем. Пешеходы сновали через улицу, увертываясь от троллейбусов и автомобилей. Хольт затормозил и открыл дверцу. Человек подошел. Зонта у него не было, в руке он держал трость, на черном пальто поблескивала вода. Бесформенная шляпа с опущенными полями защищала от дождя голову; черные пронзительные глаза испытующе смотрели на Хольта. Человек был стар — на редкость стар. Глубокие морщины, обвисшая жирными складками кожа скрадывали черты лица.
— Деннис Хольт? — спросил он резко.
— Так точно, дружище. Скорей в машину и сушитесь.
Старик подчинился.
— Куда? — спросил Хольт.
— А? Поезжайте через парк.
— В сторону Гарлема?
— Как… да, да.
Пожав плечами, Хольт повернул к Центральному парку. «Тронутый. И никогда я его не видел». Он посмотрел на пассажира в зеркальце. Тот внимательно изучал фотографию Хольта и записанный на карточке номер. Видимо, успокоившись, откинулся назад и достал из кармана «Таймс».
— Дать свет, мистер?
— Свет? Да, благодарю.
Но свет горел недолго. Один взгляд в газету — и старик выключил плафон, устроился поудобнее и посмотрел на ручные часы.
