– Прости? – переспросил Абрим, маня рукой пару маячащих поблизости стражников. – Я не расслышал, что ты сказал после того, как эта юная особа, – он поклонился Канине, – заехала тебе локтем прямо в ухо.
– Думаю, – вежливо, но твердо перебила Канина, – вам лучше отвести нас к ней.
Пять минут спустя шляпа, покоящаяся на столе в сокровищнице серифа, буркнула:
«Наконец-то. Где вас так долго носило?»
Как раз сейчас, когда Ринсвинд с Каниной, возможно, вот-вот станут жертвами безжалостных убийц, когда Койн собирается обратиться к собравшимся вокруг и сжавшимся от страха волшебникам с разоблачительной речью о предательстве, а Диск находится на грани того, чтобы покориться диктатуре магии, – как раз сейчас стоит затронуть тему поэзии и вдохновения. Например, сериф, сидящий в заманчивой Глуши, только что перелистал свою тетрадь со стихами, чтобы перечесть следующие строфы:
«Проснись! Ибо утро уже в чашку с днем
Ложку бросило, звезды спугнув как огнем».
И вздохнул, потому что раскаленные добела строчки, терзающие его воображение, никогда не выходили такими, какими он их видел.
По правде говоря, они и не могли выйти такими.
Очень грустно, но подобные вещи происходят все время.
Во всех многомерных мирах множественной Вселенной установлен и хорошо известен тот факт, что все по-настоящему великие открытия совершаются в чрезвычайно краткий миг вдохновения. Сначала, конечно, нужно как следует поработать, но исход дела решает вид, скажем, падающего яблока, закипающего чайника или воды, переливающейся через край ванны. В голове наблюдателя что-то щелкает, и все встает на свои места. Строение ДНК, согласно общепринятой версии, обязано своим открытием взгляду, случайно брошенному на винтовую лестницу как раз в тот момент, когда температура мозга ученого была самой подходящей для восприятия новых теорий. Воспользуйся он лифтом, и генетическая наука развивалась бы совершенно иначе[16].
Люди считают миг озарения чем-то замечательным. Но это не так. Сей миг трагичен. Крошечные частички вдохновения постоянно летают по Вселенной, проходя сквозь самое плотное вещество с такой же легкостью, с какой нейтрино проходит сквозь стог сена. И большая их часть проносится мимо цели.
Но те из них, которые попадают точно в мозг-цель, обычно оказываются не в той голове.
К примеру, странный сон о свинцовом шарике, лежащем на стреле крана высотой в милю, сон, который, попади он в нужный мозг, послужил бы катализатором изобретения нового способа получения электричества при помощи подавления силы тяжести (дешевая, неистощимая и совершенно не загрязняющая окружающую среду форма энергии, которую данный мир искал в течение нескольких веков и из-за отсутствия которой развязал себе на голову ужасную и бессмысленную войну), – этот сон на самом деле приснился маленькой и сбитой с толку утке.
Вид табуна белых лошадей, несущихся галопом по заросшему дикими гиацинтами полю, вполне мог подвигнуть начинающего сочинителя на написание знаменитой «Сюиты летящих богов», которая принесла бы спасение и пролила бальзам на души миллионов. Если бы этот сочинитель не лежал дома в постели с опоясывающим лишаем. В общем, неудачное совпадение привело к тому, что вдохновение досталось сидящей неподалеку лягушке, которая вряд ли могла внести потрясающий вклад в область тонической поэзии.
Многие цивилизации осознали ужасающую расточительность подобного порядка вещей и испробовали различные методы предотвращения напрасных потерь. Большинство этих методов включали в себя приятные, но противозаконные попытки настроить мозг на волну нужной длины с помощью экзотических трав или продуктов брожения дрожжей. Это никогда не срабатывает так, как надо.
Поэтому Креозот, к которому во сне пришло вдохновение для написания довольно изящного стихотворения о жизни, философии и о том, что они выглядят гораздо лучше, если смотреть на них сквозь дно бокала, абсолютно ничего не мог сделать с посетившей его музой, поскольку его способности к поэзии были примерно такими же, как, скажем, у гиены.
Почему боги позволяют таким вещам происходить, остается загадкой.
Вообще-то, наитие, необходимое для того, чтобы объяснить эту загадку, имело место, но то существо, которому оно досталось, – небольшая синичка – так и не смогло пролить свет на данную проблему (даже после нескольких поистине изнурительных попыток оставить зашифрованное послание на крышках молочных бутылок). По странному совпадению, некий философ, посвятивший разрешению этой же загадки ряд бессонных ночей, проснулся тем утром с чудесной новой идеей насчет того, как извлекать орехи из птичьих кормушек.
Так вот, к чему мы ведем.
Далеко-далеко отсюда, по темным проливам межзвездного пространства, несется одинокая частица вдохновения, которая ничего не ведает о своем предназначении, но это и к лучшему, потому что ее предназначение – всего через несколько часов поразить крошечную область в мозгу Ринсвинда.
Это было бы трудной задачей, даже если бы творческая шишка Ринсвинда имела нормальные размеры. Но карма подсунула этой частице проблему попасть с расстояния в несколько сотен световых лет в движущуюся цель величиной с небольшую виноградинку. Жизнь маленькой, субатомной частицы в огромной пустой Вселенной может быть очень тяжелой.
Однако если этой частице удастся выполнить то, что от нее требуется, Ринсвинда посетит серьезная философская мысль. Если нет, то ближайшему к нему кирпичу откроется одна очень важная вещь, к восприятию которой он будет совершенно не подготовлен.
Дворец серифа, известный в легендах под именем Рокси, занимал большую часть центра Аль Хали – ту, на которую еще не посягнула Глушь. Многие вещи, имеющие отношение к Креозоту, были прославлены в мифологии, и изобилующий арками, куполами и колоннами дворец, по слухам, имел больше комнат, чем мог сосчитать человек. Ринсвинд понятия не имел, в какой комнате с каким порядковым номером он сейчас находится.
– Значит, она волшебная? – осведомился визирь Абрим и ткнул Ринсвинда под ребра. – Ты же волшебник. Выкладывай, что она умеет.
– А откуда ты знаешь, что я волшебник? – в отчаянии спросил Ринсвинд.
– Это написано у тебя на шляпе, – ответил визирь.
– А-а.
– И ты был с ней на судне. Мои люди тебя видели.
– Сериф держит у себя на службе работорговцев? – резко вмешалась Канина. – Человек, ратующий за простоту?
– Работорговцы состоят на службе у меня. Я ведь, в конце концов, визирь, – откликнулся Абрим. – От меня этого ждут. – Он задумчиво посмотрел на девушку и кивнул стражникам. – Наш нынешний сериф отличается довольно литературными вкусами. Коих у меня нет. Отведите ее в сераль, хотя, – он закатил глаза и раздраженно вздохнул, – единственное, что ожидает ее там, – это скука и, возможно, сорванное горло.
Он повернулся к Ринсвинду.
– Ни слова, – предупредил он. – И не вздумай размахивать руками. Даже не пытайся неожиданно поразить меня своими магическими штучками. Меня защищают странные и могущественные амулеты.
– Погоди-ка минутку… – начал Ринсвинд.
– Прекрасно, – перебила Канина. – Всегда хотела посмотреть на гарем изнутри.
Рот Ринсвинда продолжал открываться и закрываться, но оттуда не исходило ни звука. Наконец ему удалось выдавить из себя:
– Правда?
Она посмотрела на него и повела бровью. Возможно, это был какой-то знак. Ринсвинд чувствовал, что должен был бы понять намек, но тут в глубине его существа зашевелились какие-то необычные страсти. Нельзя сказать, что они придали ему храбрости, но разозлили точно. В ускоренном виде диалог, прокручивающийся перед его глазами, выглядел примерно так:
«Уф».
«Кто это?»
«Твоя совесть. Я чувствую себя ужасно. Смотри, ее уводят в гарем».
«Лучше ее, чем меня», – без особой убежденности подумал Ринсвинд.
«Сделай же что-нибудь!»
«Здесь слишком много стражников! Они убьют меня!»
«И что? Ну, убьют они тебя, это же не конец света».
«Для меня это будет конец света», – мрачно фыркнул Ринсвинд.
«Зато представь, как спокойно ты будешь чувствовать себя в следующей жизни…»
«Слушай, я, заткнись, а? Я уже надоел мне до чертиков».
Абрим подошел к Ринсвинду и с любопытством посмотрел на него.
– С кем это ты разговариваешь? – осведомился он.
– Предупреждаю, – процедил Ринсвинд сквозь стиснутые зубы, – у меня есть магический ящик на ножках, который абсолютно беспощаден к тем, кто на меня нападает. Одно мое слово, и…
– Я потрясен, – отозвался Абрим. – Он что, еще и невидимый?
Ринсвинд рискнул бросить взгляд себе за спину.
– Он точно был со мной, когда я сюда вошел, – пробормотал он, и его плечи обмякли.
Было бы ошибкой утверждать, что Сундука нигде не было видно. Где-то его было видно, просто это место не находилось в пределах видимости Ринсвинда.
