– С ДЕДОМ Я БЫ ЕЩЕ СМИРИЛСЯ. НО ДЕДУШКА… А ЧТО ДАЛЬШЕ? ДЕДУСЯ? НО, ВОЗВРАЩАЯСЬ К ЭТОМУ ЖИЗНЕИЗМЕРИТЕЛЮ, Я ПОЛАГАЛ, ТЫ ВЕРИШЬ В ЛОГИКУ. ИНОСКАЗАНИЕ ТОЖЕ МОЖЕТ СООТВЕТСТВОВАТЬ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ.
Смерть помахал жизнеизмерителем.
– НАПРИМЕР, ЧАСТО ГОВОРЯТ: ТЕМНО ХОТЬ ГЛАЗ КОЛИ. ВИДЕЛ Я ТАКУЮ ТЕМНОТУ. ДЕЙСТВИТЕЛЬНО НИЧЕГО НЕ ВИДИШЬ. НО ЧЕГО Я НЕ МОГУ ВЗЯТЬ В ТОЛК – ЗАЧЕМ ГЛАЗА-ТО ВЫКАЛЫВАТЬ?…
Смерть вдруг замолчал.
– СНОВА Я ЗА СВОЕ! – воскликнул он. – КАКОЕ МНЕ ДЕЛО ДО ТОГО, ЧТО ЗНАЧИТ КАКАЯ-ТО ФРАЗА? ИЛИ КАК ТЫ МЕНЯ НАЗЫВАЕШЬ? ОБЩЕНИЕ С ЛЮДЬМИ ЗАТУМАНИВАЕТ МЫШЛЕНИЕ, ПОВЕРЬ МНЕ. НИКОГДА НЕ УВЛЕКАЙСЯ ЭТИМ.
– Но я – человек.
– А НИКТО И НЕ ГОВОРИЛ, ЧТО БУДЕТ ЛЕГКО. ПРОСТО НЕ ДУМАЙ. НЕ ЧУВСТВУЙ.
– Ну, тебе лучше знать, – резко ответила Сьюзен.
– ВОЗМОЖНО, В НЕДАВНЕМ ПРОШЛОМ Я ПОЗВОЛИЛ СЕБЕ ИСПЫТАТЬ НЕКИЕ ЧУВСТВА, – продолжал Смерть. – НО Я МОГУ ОТКАЗАТЬСЯ ОТ НИХ В ЛЮБОЙ МОМЕНТ.
Он снова поднес к глазам жизнеизмеритель.
– ЗАБАВНО… Я ЗАМЕЧАЛ, ЧТО МУЗЫКА, ЯВЛЯЯСЬ ПО СВОЕЙ ПРИРОДЕ БЕССМЕРТНОЙ, СПОСОБНА ПРОДЛИТЬ ЖИЗНЬ ТОМУ, КТО ТЕСНО С НЕЙ СВЯЗАН. НАПРИМЕР, ВСЕ ЗНАМЕНИТЫЕ КОМПОЗИТОРЫ ОТЧАЯННО ЦЕПЛЯЮТСЯ ЗА ЖИЗНЬ. А ВЕДЬ НЕКОТОРЫЕ БЫЛИ ГЛУХИ КАК ПРОБКИ, КОГДА Я ПРИХОДИЛ К НИМ. ВИДИМО, КАКОМУ-ТО БОГУ ЭТО ПОКАЗАЛОСЬ ОЧЕНЬ ЗАБАВНЫМ. – Смерть очень неплохо изобразил презрение. – ШУТКА В ИХ СТИЛЕ[15].
Он поставил часы на стол и щелкнул про ним костяным пальцем.
– Вауууммммииии-чида-чида-чида, – пропели часы.
– У НЕГО НЕ ОСТАЛОСЬ ЖИЗНИ. ТОЛЬКО МУЗЫКА.
– Музыка захватила его?
– МОЖНО И ТАК СКАЗАТЬ.
– Продлила ему жизнь?
– ЖИЗНЬ РАСТЯЖИМА. ТАКОЕ СЛУЧАЕТСЯ. НЕ ЧАСТО. И ОБЫЧНО ЗАКАНЧИВАЕТСЯ ТРАГИЧЕСКИ, НЕСКОЛЬКО ТЕАТРАЛЬНО. НО ЭТО – НЕ ЧЕЛОВЕК. ЭТО – МУЗЫКА.
– Он играл на каком-то инструменте со струнами, похожем на гитару…
Смерть резко повернулся к ней.
– ПРАВДА? ГМ…
– Это важно?
– СКОРЕЕ… ИНТЕРЕСНО.
– Я должна что-то знать?
– НЕТ. ПРОСТО Я КОЕ-ЧТО ВСПОМНИЛ. НИЧЕГО ОСОБЕННОГО… ДРЕВНИЕ МИФЫ. НО ВСЕ РЕШИТСЯ САМО СОБОЙ. МОЖЕШЬ НЕ БЕСПОКОИТЬСЯ.
– Как так само собой?
– СКОРЕЕ ВСЕГО, В БЛИЖАЙШИЕ ДНИ ОН УМРЕТ.
Сьюзен уставилась на жизнеизмеритель.
– Но это ведь ужасно!
– У ТЕБЯ РОМАНТИЧЕСКАЯ СВЯЗЬ С ЭТИМ МОЛОДЫМ ЧЕЛОВЕКОМ?
– Что? Нет! Я и видела-то его всего один раз!
– И ВАШИ ВЗГЛЯДЫ НЕ ВСТРЕЧАЛИСЬ В ЗАПОЛНЕННОМ ЛЮДЬМИ ЗАЛЕ? НИЧЕГО ПОДОБНОГО НЕ БЫЛО?
– Нет! Конечно нет!
– ТОГДА ПОЧЕМУ ЭТО ТЕБЯ БЕСПОКОИТ?
– Потому что он ва… он – человек, вот почему, – сказала Сьюзен и сама себе удивилась. – Просто я не могу понять… разве можно так обращаться с живыми людьми? – добавила она, запинаясь. – В общем… Не знаю.
Смерть наклонился так, что его череп оказался на уровне ее лица.
– ЛЮДИ ГЛУПЫ И ПОНАПРАСНУ РАСТРАЧИВАЮТ СВОИ ЖИЗНИ. НЕУЖЕЛИ ТЫ ЭТОГО ЕЩЕ НЕ ЗАМЕТИЛА? РАЗВЕ ТЫ НЕ СМОТРЕЛА С ЛОШАДИ НА ГОРОД? ПРАВДА ОН ПОХОЖ НА МУРАВЕЙНИК, ПОЛНЫЙ СЛЕПЫХ СОЗДАНИЙ, КОТОРЫЕ СЧИТАЮТ СВОЙ МЕЛКИЙ ЗЕМНОЙ МИРОК РЕАЛЬНЫМ? ТЫ ВИДИШЬ ОСВЕЩЕННЫЕ ОКНА, И ТЕБЕ ХОЧЕТСЯ ДУМАТЬ, ЧТО ЗА НИМИ СКРЫВАЕТСЯ ВЕЛИКОЕ МНОЖЕСТВО ИНТЕРЕСНЫХ ИСТОРИЙ И СОБЫТИЙ, ХОТЯ ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО ТАМ, ЗА ОКНАМИ, НЕТ НИЧЕГО, КРОМЕ МЕЛОЧНЫХ ТУПЫХ ДУШОНОК, ПОЖИРАТЕЛЕЙ ПИЩИ, НАЗЫВАЮЩИХ СВОИ ИНСТИНКТЫ ЧУВСТВАМИ. ОНИ ДУМАЮТ, ИХ НИЧТОЖНЫЕ ЖИЗНИ БОЛЕЕ ЗНАЧИМЫ, ЧЕМ ДУНОВЕНИЕ ВЕТЕРКА.
В глазах Смерти ярко полыхал синий огонь. Ей показалось, что ее поглощает какая-то бездна.
– Нет, – прошептала Сьюзен. – Нет… Я никогда так не думала.
Смерть резко выпрямился и отвернулся.
– НО ВООБЩЕ ЭТО ПОМОГАЕТ.
– Но в том, как люди умирают, нет никакого смысла! – воскликнула Сьюзен. – Это же хаос! Где справедливость?!
– ХА.
– А ты? Ты ведь вмешался! Спас моего отца!
– Я ПОСТУПИЛ ГЛУПО. ИЗМЕНЕНИЕ СУДЬБЫ ОДНОГО ЧЕЛОВЕКА СПОСОБНО ИЗМЕНИТЬ ВЕСЬ МИР. Я ПОМНЮ ЭТО. ЗАПОМНИ И ТЫ.
Смерть по-прежнему не поворачивался к Сьюзен.
– Не понимаю, почему мы не имеем права вмешиваться?! Ведь мир станет от этого только лучше!
– ХА.
– Или ты боишься изменить мир?
Смерть повернулся. И, взглянув на него, Сьюзен попятилась.
Он медленно направился к ней, а голос его превратился в шипение:
– И ТЫ ПОСМЕЛА СКАЗАТЬ ЭТО МНЕ? ТЫ, НАРЯДИВШАЯСЯ В КРАСИВОЕ ПЛАТЬЕ, ПОСМЕЛА СКАЗАТЬ ЭТО МНЕ? ТЫ? ТЫ ЛЕПЕЧЕШЬ ОБ ИЗМЕНЕНИИ МИРА? ЧТО, НЕ МОЖЕШЬ НАЙТИ В СЕБЕ СМЕЛОСТЬ И ПРИНЯТЬ ВСЕ КАК ЕСТЬ? ЗНАТЬ, КАК СЛЕДУЕТ ПОСТУПИТЬ, И ПОСТУПАТЬ СООТВЕТСТВЕННО, НЕВЗИРАЯ НИ НА ЧТО… ДА ЕСТЬ ЛИ ХОТЬ ОДИН ЧЕЛОВЕК В ЭТОМ МИРЕ, КОТОРЫЙ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ПОНИМАЕТ, ЧТО ТАКОЕ ДОЛГ?
Его пальцы конвульсивно сжимались и разжимались.
– Я ВЕЛЕЛ ТЕБЕ ЗАПОМНИТЬ… ДЛЯ НАС ВРЕМЯ – ЭТО ВСЕГО ЛИШЬ МЕСТО. ОНО РАССРЕДОТОЧЕНО. ЕСТЬ ТО, ЧТО ЕСТЬ, И ТО, ЧТО БУДЕТ. ИЗМЕНЯЯ ПОРЯДОК ВЕЩЕЙ, ТЫ НЕСЕШЬ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА ВНЕСЕННЫЕ ТОБОЙ ИЗМЕНЕНИЯ, А ОНА СЛИШКОМ ТЯЖЕЛА.
– Это всего лишь оправдание!
Она долго смотрела на высокую фигуру, после чего развернулась и зашагала из комнаты прочь.
– СЬЮЗЕН?
На полпути она остановилась, но оборачиваться не стала.
– Да?
– У МЕНЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО… КОСТЛЯВЫЕ КОЛЕНИ?
– Да!
Вероятно, это был первый на Плоском мире чехол для пианино, и сделали его из ковровой дорожки. Утес легко забросил инструмент на плечо, а в другую руку взял мешок с камнями.
– Не тяжело? – спросил Бадди.
Утес покачал пианино, словно взвешивая его.
– Немного, – ответил он. Под ним заскрипели половицы. – А обязательно было вытаскивать из него все эти части?
– Так нужно, – вмешался в разговор Золто. – Это как… с каретой. Чем больше частей снимаешь, тем быстрее она едет. Пошли.
Они вышли из дома. Бадди старался не привлекать к себе внимание – насколько может не привлекать к себе внимание человек в компании с гномом, приматом и троллем, тащившим в мешке рояль.
– Это как карета, – повторял Утес, пока они шли в «Барабан». – Большая черная карета с ливером.
– С ливером? – переспросил Бадди. Он уже начинал привыкать к своему новому имени.
– Ну, со щитами и всем таким.
– А, с ливреей.
– И с этим тоже.
– А вот если бы у тебя была куча золота, Золто, что бы ты сделал? – спросил Бадди.
Гитара в чехле едва слышно отзывалась на звуки его голоса.
Золто задумался. Он хотел сказать, что для гнома весь смысл обладания кучей золота заключается в обладании кучей золота. Причем это золото не должно «работать», как иногда говорится; для полного гномьего счастья достаточно, чтобы оно было самым обычным золотым золотом.
– Не знаю, – откликнулся он наконец. – Никогда не думал, что у меня может появиться куча золота. А ты? Чего ты хочешь?
– Готов поклясться, я бы стал самым знаменитым музыкантом в мире.
– Такие клятвы опасны, – заметил Утес.
– У-ук.
– Но разве не того же хочет каждый артист?
– Знаю из личного опыта и могу поделиться им с вами, – встрял Золто, – что каждый настоящий артист хочет, действительно хочет, чтобы ему заплатили.
– И стать знаменитым, – не сдавался Бадди.
– Вот насчет этого не скажу, – пожал плечами Золто. – Трудно быть знаменитым и живым. Лично я хочу играть музыку каждый день, а в конце дня слышать: «Спасибо, было очень здорово, возьмите деньги, как насчет завтра, в это же время?»
– И все?
– Мне вполне достаточно. Мне хотелось бы, чтобы люди говорили: «Нам нужен хороший трубач, эй, найдите-ка Золто Золтссона!»
– По-моему, скучно.
– А мне нравится, когда скучно, потому что это бывает долго.
Они подошли к боковому входу в «Барабан» и вскоре очутились в комнатушке, в которой воняло крысами и уже выпитым пивом. Из бара доносились приглушенные голоса.
– Похоже, народу собралось немало, – заметил Золто.
К ним трусцой подбежал Гибискус:
– Так, ребята, вы готовы?
– Погоди, – сказал Утес. – Мы еще не обсудили гонорар.
– Я же сказал «шесть долларов», а вы чего ожидали? Вы – не из Гильдии, восемь долларов – это ставка Гильдии.
– Мы и не собирались просить у тебя восемь долларов, – возразил Золто.
– Вот и хорошо.
– Мы согласны на шестнадцать.
– Шестнадцать? С ума сошли! Это же двойная ставка Гильдии!
– Но там собралась целая толпа, – указал Золто. – Уверен, ты продашь много пива. Впрочем, мы можем вернуться домой.
– Эй, эй, давай все обсудим, – засуетился Гибискус и, обняв Золто за плечи, отвел его в угол.
Бадди смотрел, как библиотекарь изучает пианино. Никогда прежде он не видел, чтобы музыкант пробовал инструмент на вкус. Потом орангутан открыл крышку и принялся осматривать клавиши. Потом ударил по нескольким из них.
Довольно потирая руки, вернулся Золто.
– Ну все, я договорился, – объявил он. – Ха!
– Сколько? – спросил Утес.
– Шесть долларов! – ответил Золто.
