Парня, казалось, парализовало обращенное на него внимание. Он сказал:
— Привет…эээ… Анк-Морпорк.
И, полностью истощенный этим словоизлиянием, принялся играть. Это был простенький рисунок, который вы и не заметите, услышав на улице. Он сопровождался последовательностью грохочущих аккордов и — вдруг сообразил Ридкулли — он не сопровождался ими, поскольку они и стали им. Это было невозможно. Никакая гитара не способна на такое.
Гномов горн взорвался секвенцией. Тролль подхватил ритм. Библиотекарь обрушил обе руки на клавиатуру, по всей видимости, на авось. Ридкулли никогда не слышал такого шума.
И вдруг… И вдруг… Это не было больше шумом. Это было вроде той чуши о белом свете, которую вечно несли молодые волшебники из Корпуса Магии Высоких Энергий. Они говорили, что все цвета вместе составляют белый, что по мнению Ридкулли было совершеннейшей ерундой, поскольку каждый знает, что если смешать все краски, какие под руку подвернутся, то получится зеленовато-бурая масса, которая никоим образом не напоминает белый.
Весь этот шум, все это музыкальное месиво вдруг сконцентрировалось и сквозь него проглянула новая музыка.
Деканов кок трепетал.
Толпа двигалась.
Ридкулли заметил, что топает ногой. Он прижал ее к полу другой ногой. Он смотрел на тролля, ведущего бит и молотящего по своим каменюкам так, что стены тряслись. Руки Библиотекаря носились по клавиатуре, потом к ним присоединились и ноги. А гитара, не прерываясь, улюлюкала, визжала и пела мелодию.
Волшебники подпрыгивали на стульях и крутили пальцами в воздухе.
Ридкулли наклонился к Казначею и завопил на него.
— Что?! — проорал Казначей.
— Я говорю, все они свихнулись, кроме нас с тобой!
— Что?!
— Это все музыка!
— Да! Она великолепна! — закричал Казначей, размахивая костлявыми руками.
— А я уже не так уверен в тебе!
Ридкулли откинулся назад и извлек чудометр. Тот дергался как сумасшедший и ничем не мог помочь. По нему нельзя было сказать, магия это или нет. Он отвесил Казначею тычка.
— Это не магия! Это что-то другое!
— Вы совершенно правы!
У Ридкулли возникло ощущение, что он внезапно заговорил на чужом языке.
— Я имею в виду, что этого слишком много!
— Да!
Ридкулли вздохнул.
— Подходящее время для твоих лягушачьих пилюль!
Из развороченного пианино повалил дым. Пальцы Библиотекаря разгуливали по клавишам, как Казанунда по женскому монастырю.
Ридкулли оглянулся кругом. Он чувствовал себя совершенно одиноким.
Кое-кто еще оказался нечувствителен к музыке. Сумкоротый встал. Встали и его ассистенты, обнажив шишковатые дубинки. Ридкулли знал законы Гильдии. Без сомнения, они должны исполняться. Город не сможет существовать без этого. Если и существует нелицензированная музыка, то это именно она.
Тем не менее… он закатал рукав и приготовил шаровую молнию. Просто на всякий случай.
Один из ассистентов выронил дубинку и схватился за ногу. Другой развернулся кругом, как будто схлопотал в ухо. Шляпа Сумкоротого неожиданно смялась, словно кто-то треснул его по голове. Ридкулли, глаза которого ужасно слезились, вроде бы разглядел Зубную Фею, опускающую на голову Сумкоротого рукоятку косы.
Аркканцлер мыслил весьма здраво, но частенько страдал оттого, что поезд его мышления медленно менял пути. Появление косы привело его в замешательство, ведь трава не имеет зубов, шаровая молния вспыхнула у него в пальцах, и пока руку его обжигала нестерпимая боль, он осознал, что в звуке что-то присутствует. Что-то дополнительное.
— О, нет, — проговорил он, пока шаровая молния падала на пол, опалив башмак Казначея. — Он же живой!
Он сгреб пивную кружку, яростно добил содержимое и грохнул ее кверху дном на стол.
Луна сияла над Клатчской пустыней, прямо над пунктирной линией. Пескам по обе стороны доставалось почти равное количество лунного света, несмотря на то что люди, подобные мистеру Клиту, находили данное состояние дел весьма прискорбным.
Сержант брел по утоптанному песку плаца. Он остановился, уселся на песок и извлек на свет божий сигару. Потом он достал спичку, наклонился и чиркнул ею об какой-то торчащий из песка предмет, который произнес:
— ДОБРЫЙ ВЕЧЕР.
— Я думаю, ты получил достаточно, а, солдат? — спросил сержант.
— ДОСТАТОЧНО ЧЕГО, СЕРЖАНТ?
— Два дня на солнце, без пищи и воды… Я полагаю, ты обезумел от жажды и умоляешь выкопать тебя, а? — продолжал сержант.
— ДА. БЕЗУСЛОВНО, ЗДЕСЬ ОЧЕНЬ СКУЧНО.
— Скучно?
— БОЮСЬ, ЧТО ДА.
— Скучно? Тебе не должно быть скучно! Это же Преисподняя! Ты должен испытывать ужасающие физические и духовные мучения! После одного дня здесь ты должен стать… — сержант исподтишка посмотрел на свою исписанную ладонь —…буйно помешанным! Я наблюдал за тобой весь день, ты даже не стонал! Я не могу усидеть в своей… ну в этом, там сидят, вокруг бумаги и эти, как их…
— КАНЦЕЛЯРИЯ.
— … и работать, когда ты здесь в таком положении! Я не вынесу этого!
Белая Тыква Пустыни взглянул вверх. Он почувствовал, что пришло время для жеста любезности.
— ПОМОГИТЕ, ПОМОГИТЕ, ПОМОГИТЕ, ПОМОГИТЕ, — сказал он.
Сержант расслабился.
— ЭТО ПОМОГАЕТ ЛЮДЯМ ВСЕ ЗАБЫТЬ, ПРАВДА?
— Забыть? Да они вообще ничего не помнят после…эээ…
— ПРЕИСПОДНЕЙ.
— Точно!
— А. ВЫ НЕ БУДЕТЕ ВОЗРАЖАТЬ, ЕСЛИ Я ЗАДАМ ВОПРОС?
— Чего?
— ВЫ НЕ БУДЕТЕ ВОЗРАЖАТЬ, ЕСЛИ Я ПОСИЖУ ЗДЕСЬ ЕЩЕ ОДИН ДЕНЬ?
Сержант открыл рот, чтобы ответить, а из-за ближайший песчаной дюны налетели Д'реги.
— Музыка? — переспросил Патриций. — Ах. Расскажи поподробнее.
Он откинулся на спинку кресла с выражением, предполагающим участливое внимание. Таким образом он создавал некий ментальный эквивалент вакуума. Люди выкладывали все только чтобы заполнить пустоту.
Кстати, Лорд Ветинари, верховный правитель Анк-Морпорка, очень любил музыку.
Людям страшно хотелось узнать, какая именно музыка могла привлечь такого человека. Заформализованная камерная музыка, может быть? Или громомечущие оперы?
На самом же деле он предпочитал стиль, исключающий исполнение. Любое исполнение, полагал он, подвергает музыку издевательствам, заключая ее в высушенные шкуры, останки дохлых кошек и куски металла, расплющивает ее в проволоку и трубки. Она должна оставаться на бумаге, в виде рядов маленьких точек и крючков, аккуратно сидящих на линейке. Только в таком виде она чиста. Она начинает гнить сразу же как только люди дотрагиваются до нее. Куда лучше спокойно сидеть в комнате и читать ноты — ничто не встает между тобой и замыслом композитора, кроме росчерков пера. Слушать ее в исполнении потных жирных мужиков, у которых из ушей растут волосы, а с гобоев капает слюна… сама мысль об этом вызывала у него содрогание. Хотя и не очень сильное, поскольку он никогда и ничего не доводил до крайности. Итак….
— И что произошло потом? — спросил он.
— А п'том, вашсьяттство, — сказал Корявый Майкл, лицензированный нищий и неформальный информатор, — он начал петь п'сню про Здор'венные Огненные Яйцы.
Патриций вздернул бровь.
— Пардон?
— Чтот' вродь этво, не мог раз'брать слов, пашему-патамушт — пианин' взорвалась.
— О? Представляется, что это в некоторой степени затруднило продолжение концерта.
— Не, обезьяна играл' себе дальше на чем осталсь, — сказал Корявый Майкл. — А народ повскакал и начл орать и плясать и топть ногами будто топтали тар'канов.
— И ты сказал, что людям из Гильдии Музыкантов был причинен ущерб?
— Эт' было охренеть как странн'. После всего эт'во они были белые как простыни, — Корявый Майкл подумал о состоянии своего собственного белья. — Белыми, как нектрые простыни.
Пока он рассказывал, Патриций просматривал доносы. Безусловно, это был очень странный вечер. Буйство в «Барабане»… ну, это обычное дело, разве что все это не очень напоминало типичное «барабанное» буйство и он никогда раньше не слышал о пляшущих волшебниках… Была только одна вещь, которая могла встревожить еще больше…
— Скажи мне, — попросил он. — Какова была реакция мистера Достабля на все это?
— Чего, вашсьяттство?
— Достаточно простой вопрос, как мне кажется.
Корявый Майкл подобрал слова «но откуда вы узнали, что старина Достабль был там? Я ведь ничего о нем не сказал», привлек к ним внимание голосовых связок, а потом два, три и четыре раза подумал, стоит ли их произносить.
— Он сидел, потом вск'чил. С открыт'м ртом. Потом рванул оттуд'.
— Я вижу. О, боги. Благодарю, Корявый Майкл. Ты можешь быть свободен.
Нищий смешался.
— Вонючий Старина Рон ск'зал, чт' вашсьяттство иногда платят за информац'ю, — сказал он.
— Да? В самом деле? Он говорил это, да? Что ж, очень интересно, — Ветинари сделал пометку на полях доноса. — Благодарю.
— Эээ
— Не позволяй мне задерживать тебя и далее.
— Эээ. Нет. Боги хр'нят вашсьяттство, — сказал Корявый Майкл и кинулся бежать, пока его не задержали.
