— Спи, ангелок, спи, — сквозь смех просипел черт. — Когда вернешься домой, выучи главу «Чувство юмора гомо сапиенса» — тебе это необходимо!
— Да ну вас всех! — обиделся ангел и с ворчанием стал возиться на жестком тюремном полу, пытаясь устроиться поудобнее. — Гуча, — вдруг спросил несостоявшийся герой-любовник, — Гуча, а где все же Самсон?
— У мамы с папой. Он перелет сразу в их спальню заказал. Завтра проверим — и домой. К дядюшке, ангелок. Все, я сплю. И прекрати возиться, в конце-то концов?
— Так ведь неудобно, жестко. Везет наследнику. Он-то на мягких перинах нежится.
Ангел даже не мог предположить, как он ошибается. Самсон не нежился, а валялся без создания под фургоном в цыганском таборе, что расположился под стенами столицы.
При переносе парень не вписался в небольшое пространство и больно ударился головой о дно повозки. Принц отключился, забытье плавно перешло богатырский сон. Мощный храп сотрясал хлипкий домик на колесах.
Хозяин этого средства передвижения не привык к посторонним звукам. Он заворочался, почесал спину, попробовал заткнуть ухо грязной подушкой, но напрасно — громовые раскаты, вырывавшиеся из глотки Самсона, мешали ему спать.
Цыган выругался и сел. Прислушался.
— Кто-то лошадей отвязал, — подумал он вслух и вылез наружу. Босые грязные ноги примяли влажную от росы траву. Мужчина посмотрел по сторонам, прислушался, в недоумении почесал лоб и крикнул: — Эй, кто засунул коня под телегу?!
Табор проснулся. Из кибиток высыпали чумазые цыганята, переругиваясь, вылезли мужчины. Кто-то зажег костер. Женщины в разноцветных юбках пытались собрать малышню в одну кучу, но у них это плохо получалось. Шум и гвалт заглушили храп.
— Что случилось, Барон, — спросил разъяренного главаря дряхлый старик.
— Какой-то гад засунул коня под кибитку, — рявкнул тот, недовольный ранним подъемом.
— Да, молодежь нынче измельчала, — вздохнул старик. — Это надо ж. Самое святое для цыгана — коня — и под телегу? Вот в наше время…
— Ой, дядька, опять тебя понесло, — хихикнула молодая цыганка. Она опустилась на колени, заглянула под кибитку и восхищенно взвизгнула: — Это не конь, это жеребец!
— Достать! — приказал цыганский барон.
Мужчины приподняли передвижной домик, явив на обозрение толпе бритого детину в красных штанах и синей рубахе.
— Ну что, каков красавец! — засмеялась девчонка. — Отдайте его мне.
— Молода еще, — отмахнулся главарь и гаркнул: — А ну, встань, аспид, и объясни, почему ты нарушил мой покой?
— Цыгане и покой — вещи несовместные, — пробормотал спросонья Самсон и вдруг, резко подскочив, закричал: — Где они?
— Кто? — не понял цыган.
— Черт и ангел!
— Все ясно. Что ты вчера пил, сынок? — сочувственно спросил цыган и распорядился: — Грузите его в фургон, подбросим до дома.
— Не надо меня грузить, и не пил я, не пил! — Но Самсоновы уверения никого не интересовали. Цыгане дружно подняли подкидыша на руки и кинули в повозку.
— В столицу, — распорядился главный и залез следом.
Услышав, куда направляется табор, Самсон успокоился. Он удобно устроился на куче узлов и внимательно посмотрел на хозяина кибитки. Один глаз у того был изумительно зеленый, а другой — карий. Густые волосы, черные как смоль, закручивались спиралями, а длинные тонкие пальцы дергали пышный ус. Барон наморщил лоб, будто пытался что-то вспомнить, и сказал:
— Кажется, я тебя где-то видел, парень.
Самсон на минуту задумался, прищурив голубой глаз и вытаращив карий, потом решительно тряхнул головой.
— Нет мы не встречались, я бы вспомнил? Хотя, надо сказать, вы мне тоже кого-то напоминаете.
Цыган ухмыльнулся, сделал едва заметное движение рукой и раскрыл ладонь — на ней, поблескивая, лежал злополучный перстень отшельника.
— Вот это да! — восхитился юноша и повторил жест. На раскрытой ладони Рыжего гостеприимный хозяин узрел свою собственную серьгу, только что висевшую в ухе.
— Молодец! — Барон от души рассмеялся. — Вор у вора, значит… Я сразу понял, что ты из наших. Кого же ты мне напоминаешь? Слушай, а может, я отца твоего знал?
— Вряд ли, я — подкидыш, но твое лицо мне тоже знакомо. Я все равно вспомню!
— В столицу по делам или для развлечения? — поинтересовался цыганский начальник.
— Друзей найти надо, — ответил Самсон, откидывая драную тряпку, что прикрывала заднюю стенку кибитки. — Отстал я от них, теперь вот боюсь, как бы чего не случилось с ними.
— Найдешь, обязательно найдешь, — успокоил его Барон. — Сегодня на главной площади казнь, так что все население столицы там будет.
— Кого казнят-то?
— Ребятки доложили, что ночью двух колдунов поймали, утром жечь будут. Говорят, всю ночь костров дрова собирали.
— Странно здесь как-то. — Самсон почесал в затылке. — Везде колдунам, ведьмам и прочей волшебной братии в ножки кланяются, а здесь жгут.
— Да ладно были бы колдуны, — вздохнул Барон — так ведь нет! Наверно, загребли каких-нибудь бедолаг, которые ночью без крыши над головой остались!
— А что, на улице уже и переночевать нельзя? — удивился воришка.
— В принципе — можно, но на деле — кому как повезет. С тех пор как пропал наследник престола, здесь такие дела творятся — впору повеситься!
— Вот как?! — неопределенно хмыкнул Самсон. Он не знал, стоит ли рассказывать хитрому цыгану свою историю.
— Да вот так! Короля этот удар подкосил. Стал сохнуть и гаснуть не по дням, а по часам, так и не оправился — помер, бедолага. Королева Августа — женщина сильная. Она перенесла это несчастье. И все бы ничего, да только вот появился в тот трудный год в государстве странный человечек. Весь в черном, на шее крест золотой. Все о Боге каком-то толковал. Не то повешенном, не то утопленном за наши грехи. И так этот недомерок королеве мозги запудрил, что молится днями и ночами — эти самые грехи отмаливает.
— А колдуны тут при чем?
— А при том, — ответил Барон, — что пока она перед крестом колени обдирает, страной правит эта черная ворона. Этот, чтоб его, епископ. А он в первую очередь издал указ, согласно которому колдуны, ведьмы и прочие должны быть уничтожены через сожжение.
— То-то я смотрю, что здесь ни вампиров, ни ведьм, ни оборотней не видно. — Самсон присвистнул.
Цыган горестно вздохнул:
— Еще бы, они разбежались кто куда, лишь бы подальше отсюда. Кому ж охота живьем в костер?! А этот первосвященник совсем озверел — по ночам охоту на ведьм устраивает. Приезжие по незнанию ночью в столицу сунутся — колдуны! Пьяный в канаве уснет — тоже колдун! Тьфу! Вот и эти двое, бедолаги…
— Не повезло… — Сердце юного вора сжалось от нехорошего предчувствия. — Скоро столица-то?
— Да уже…
— Тпру… — Резвые цыганские лошади протестующе заржали, увидев перед собой скрещенные палаши! — Тпру, сказал, банда таборная!
— Это кто там у нас такой грозный? — Барон вылез из кибитки и уткнулся носом в железное плечо стражника.
— На площадь, рвань цыганская, — приказал солдат. — Сегодня его преосвященство показательную казнь устраивает.
— Так бы сразу и сказал, — буркнул Барон и кивнул. Вереница повозок послушно направилась на главную площадь столицы. Отовсюду спешил народ, разодетый в честь праздничной казни.
— Тпру-у-у! Приехали, дальше пешком. — Цыган остановил лошадей, и новоиспеченные друзья стали пробиваться поближе к месту казни. — Как выглядят твои друзья?
— Высокий блондин в попугайской одежде и брюнет в красном, с посохом в руке и торбой.
— Не вижу я таких. — Цыган вертел головой, разглядывая народ. — А ты уверен, что они в городе?
— Конечно? Гуча ясно сказал, что мы отправляемся в столицу.
— Значит; здесь. Нос не вешай — найдутся твои друзья! Мои родственники иголку в стоге сена найдут — только словесный портрет дай, а тут два мужика!
Тем временем гул толпы становился громче. Люди с нетерпением ожидали начала казни, каждый боялся увидеть на костре кого-то из близких.
У дворцовой стены вкопали два столба, и ретивые слуги уже возвели у их основания пирамидки из дров. Неподалеку возвышался помост, на котором расположилась местная знать. Там же стояли два высоких кресла для королевы и епископа.
— Вот она — наша несчастная королева. — Барон толкнул Рыжего локтем.
— Где?
— Да воя, на помост поднимается.
Самсон вытянул шею, присмотрелся и разочарованно протянул:
— Это она…
Его мамочка оказалась очень дородной женщиной двухметрового роста. Королева была столь огромна, что даже черный вдовий наряд не скрадывал объемы. Лицо правительницы отличалось прямо-таки крестьянской простотой — круглые щеки, огромный нос и маленькие, сидящие глубоко под бровями, черные глазки. Узкий лоб венчала корона. Черные волосы были собраны в аккуратный пучок. Самсон хотел было задать пару вопросов своему спутнику, но в этот момент на площадь вывели приговоренных к сожжению колдунов.
