Зафод ничего не ответил. Он поднялся, гордо прошествовал к небольшому шкафчику, достал из него бутылку старого джанкс-спирта и сделал большой глоток.
— И на этом всё, так? — грубо спросил Зафод. — Я смогу пойти куда мне будет угодно, делать что захочу, валяться на пляже и прочее?
— Это зависит от того, что мы там узнаем, — ответил Зарнивуп.
— Зафод, кто это? — спросила Триллиан слабым голосом, с трудом вставая на ноги. — Что он здесь делает? Почему он находится на нашем корабле?
— Это очень тупой мужик, — ответил Зафод. — Он хочет встретиться с человеком, который правит Вселенной.
— А-а, — сказала Триллиан, взяла у Зафода бутылку и налила себе, — карьерист.
Основная проблема… или одна из основных проблем, поскольку их много.
Скажем так: одна из множества основных проблем, связанных с правящими чем-либо людьми, заключается в том, кто будет править. Или, вернее, кто решает, кем будут те, кому он позволит собой править.
Вывод: общеизвестно, что люди, которые больше всего хотят править людьми, в силу самого факта наименее для этого пригодны. Вывод из вывода: никого из тех, кто в состоянии добиться того чтобы стать президентом, ни в коем случае нельзя к этому допускать. Вывод из вывода, сделанного из вывода: люди — это проблема.
И вот что мы имеем: череда президентов Галактики, которым так сильно нравится вся суета и праздность пребывания у власти, что они крайне редко замечают, что власти, собственно, нет.
А где-то там, в тени за их спинами… кто?
Кто может править, если никому из тех, кто править хочет, этого делать нельзя?
В маленьком уединенном мире где-то посреди неизвестно где — то есть, никому неизвестно где это, потому что это место защищено огромным полем невероятности, ключ от которого есть только у шестерых человек во всей галактике — шел дождь.
Лило как из ведра, и лило вот уже несколько часов. Над морем висел туман, вода хлестала по деревьям, поросшая кустарником местность у моря вся раскисла и превратилась в грязевую ванну.
Дождь плясал и барабанил по железной рифленой крыше небольшой хижины, стоящей посреди этого пятачка поросшей кустарником местности. Он размыл узкую неровную тропинку, которая вела от хижины к морю, и разбросал сложенные там аккуратные кучки красивых раковин.
Внутри хижины шум колотившего по крыше дождя был оглушающим, но его почти не замечал ее обитатель, внимание которого было занято совсем другим.
Это был высокий неуклюжий человек с жесткими соломенными волосами, сырыми оттого, что крыша протекала. Одежда его была потрепанной, спина сгорбленной, а глаза, хотя и были открыты, казались закрытыми.
Из обстановки в хижине было побитое кресло, ободранный стол, старый тюфяк, несколько подушек и печка, маленькая, но горячая.
Еще там был слегка потрепанный кот, именно он и был в данный момент центром внимания человека. Он склонил над котом свою сутулую спину.
— Киса, киса, — говорил он, — мур-мур-мур… киска хочет рыбку? Вкусная рыбка… хочешь, киска?
Похоже было, что у кота нет уверенности в данном вопросе. Он снисходительно тронул лапой предлагаемую рыбу, отвернулся и увлекся пылинкой на полу.
— Киска не ест рыбка, киска будет тощая и сдохнет. я так думаю, — сказал человек.
В голосе его зазвучало сомнение.
— Мне кажется, что случится так, — уточнил он, — но разве я могу об этом знать?
Он снова предложил коту рыбу.
— Киска подумает, — сказал он, — есть рыбка или не есть рыбка. Наверно, мне лучше не вмешиваться.
Он вздохнул.
— Я думаю, что рыба хорошая, но точно также я думаю, что дождь мокрый, а как я могу судить об этом?
Он положил рыбу на пол и уселся в кресло.
— О, мне кажется, я вижу, что ты ешь ее, — сказал он, когда кот, наконец, исчерпал развлекательные возможности пыли и набросился на рыбу.
— Мне нравится видеть, как ты ешь рыбу, — сказал человек, — потому что мне кажется, что ты зачахнешь, если не будешь есть.
Он взял со стола лист бумаги и огрызок карандаша. Держа карандаш в одной руке, а бумагу в другой, он поэкспериментировал со способами приведения их во взаимодействие. Он положил карандаш под бумагу, потом на бумагу, а затем рядом с бумагой. Он попробовал завернуть карандаш в бумагу, потереть по ней сначала тупым концом карандаша, а потом острым. Карандаш оставил след, и он обрадовался этому открытию, как радовался ему каждый день. Он взял со стола другой лист бумаги. На нем был кроссворд. Он быстро изучил его, вписал пару слов, после чего потерял интерес.
Он попробовал посидеть на собственном кулаке, и его заинтересовало ощущение от суставов, упершихся в бедро.
— Мне сказали, что рыбу привозят издалека, — сказал он. — Или мне кажется, что мне это сказали? Когда прилетают люди. А когда в моем сознании прилетают люди на шести черных кораблях, в твоем сознании они тоже прилетают? Что ты видишь, киска?
Он посмотрел на кота, но кот был озабочен скорейшим поеданием рыбы, а не подобными размышлениями.
— А когда я слышу их вопросы, ты слышишь их вопросы? Что значат для тебя их голоса? Может быть, ты думаешь, что они поют тебе песни?
Поразмыслив, он обнаружил изъян в этом предположении.
— А может, они поют тебе песни, а я думаю, что они спрашивают меня о чем-то?
Он снова помолчал. Иногда он молчал целыми днями, чтобы посмотреть, что будет.
— Как ты думаешь, они прилетали сегодня? — спросил он. — Я думаю, что да. Вот грязь на полу, сигареты и виски на столе, вот рыба на тарелке для тебя и память о них в моем сознании. Я понимаю, вряд ли это убедительное доказательство, но ведь любое доказательство косвенно. И вот, посмотри, что еще они мне оставили.
Он протянул к столу руку и взял с него несколько предметов.
— Кроссворды, словари и калькулятор.
В течение часа он играл с калькулятором, кот спал, а дождь снаружи продолжал лить. В конце концов, он отложил калькулятор.
— Должно быть, я прав, когда думаю, что они задают мне вопросы, — сказал он. — С их стороны было бы очень странно проделывать такой путь и привозить все эти вещи ради удовольствия петь тебе песни. Мне так кажется. Кто знает, кто знает.
Он взял со стола сигарету, прикурил ее от лучинки из печки, глубоко затянулся и откинулся на спинку кресла.
— По-моему, я видел сегодня в небе еще один корабль, — сказал он наконец. — Большой и белый. Никогда не видел большого белого, только шесть черных. И шесть зеленых. И каких-то других, которые говорили, что они прилетели издалека. А большого белого никогда. Возможно, в какие-то моменты шесть маленьких черных выглядят как один большой белый. Возможно, я бы выпил виски. Да, скорее всего, так.
Он встал и отыскал стакан, который валялся на полу рядом с тюфяком. Он налил в него виски из бутылки и уселся обратно.
— Возможно, ко мне прилетели еще какие-то люди, — сказал он.
В сотне футов от хижины на землю под проливным дождем опустился «Золотое сердце».
Открылся люк и из него, ежась и закрываясь от дождя, вышли три фигуры.
— Там? — крикнула Триллиан, пытаясь перекричать дождь.
— Да, — ответил Зарнивуп.
— В этом сарае?
— Да.
— Дурдом, — сказал Зафод.
— Да ведь это дыра дырой, — сказала Триллиан. — Наверно, здесь какая-то ошибка. Нельзя управлять Вселенной из сарая.
Они добежали до хижины и остановились у двери насквозь мокрые. Все дрожа, они постучали.
Дверь открылась.
— Здравствуйте, — сказал человек.
— Простите, — сказал Зарнивуп, — у меня есть основания полагать…
— Ты правишь Вселенной? — спросил Зафод.
Человек улыбнулся ему.
— Стараюсь ничего такого не делать, — ответил он. — Вы промокли?
Зафод посмотрел на него изумленно.
— Промокли? — воскликнул он. — А разве не видно?
— Ну, это мне так видно, — ответил человек, — а вы можете придерживаться совсем другой точки зрения по этому вопросу. Если вы думаете, что в тепле вам будет лучше, то входите.
Они вошли в хижину и огляделись — Зарнивуп с легким отвращением, Триллиан с интересом, а Зафод с удовольствием.
— Слушай… — сказал Зафод, — как тебя звать?
Человек смотрел на них с сомнением.
— Не знаю. Почему вы думаете, что меня надо как-то звать? Очень странно давать имя кучке смутных чувственных ощущений.
Он предложил Триллиан сесть в кресло. Сам он присел на краешек подлокотника, Зарнивуп брезгливо оперся о стол, а Зафод улегся на тюфяк.
— Круто! — сказал Зафод. — Средоточие власти!
Он пощекотал кота за ухом.
— Послушайте, — сказал Зарнивуп, — я должен задать вам ряд вопросов.
— Хорошо, — любезно ответил человек, — можете спеть моему коту, если желаете.
— Ему это нравится? — спросил Зафод.
