Карта Спарты (да, река называется Еврот. Ничего смешного):
Вторая Мессенская Война еще более мифологизированная, чем первая, к тому же, это уже не эпическое фентези с разрубанием дочерей, а крепенькое героическое фентези, где сюжет вертится вокруг Аристомена. Некоторые источники даже саму войну называют Аристоменовой. Аристомен — это типичный герой боевика, который режет спартанцев со страшной, нечеловеческой силой. Дважды проходят большие битвы. Первый раз повонзались вничью. Вторая битва оканчивается разгромом спартанцев, но Спарту спасает божественное вмешательство. Не как сейчас, «звонок сверху», а личное. Против богоа даже Аристомен не вытащил. Но вообще, Аристомен в источниках выглядит прям как «крепкий орешек» из того самого фильма. Он преодолевает все, и еще немного. Его и пару раз ловят и берут в плен, но он бежит. Однажды принимают за мертвого и сбрасывают в пропасть с трупами, но его спасает орел и он умудряется выбраться, схватившись за хвост лисицы. Там еще много отличных сюжетных поворотов.
Внимание, еще одно красивое, емкое слово вам в лексикон: « гекатомфония» — жертва за сто убитых врагов.
Скромняга Аристомен справлял этот юбилей трижды. И это много. В тех же скандинавских сагах, если не брать совсем уж мифических персонажей, то рекордсменом будет Торгейр сын Хавара, «худший из людей». У него тринадцать или четырнадцать зарубок на копье (переписчик саги написал римскую цифру XIIII, видимо, решив блеснуть эрудицией), это с двумя фрагами в его последней битве. Он и правда был человеком заметным — Торгейр единственный, кого после смерти обезглавили, голову засолили и возили всем показывали. Убить такого человека было большой славой. Так что тройная гекатомфония вызывает у меня осторожный скепсис.
Спартанцы в шоке и трепете. И делают что? Правильно, просят совета у оракула))
Оракул говорит, что спартанцам надо попросить себя военачальника у Афин. Афины, видимо, уже тогда Спарту не любили. Поэтому, чисто в издевку, дали им в генералы одного мелкого, смешного учителя, который был знаменит своими дурацкими стихами, которые никому не нравились. Звали его Тиртей. Да, это именно его я постоянно вставляю в повествование. Ну, что сказать. Помогло. Тиртей вдохновил спартанцев, и они как давай превозмогать. Грекам еще повезло, что они в Спарту непризнанного художника не отправили.
…Стойте под сводом щитов, ими прикрывши ряды,
Каждый в строю боевом: Памфилы, Гиллеи, Диманы,
Копья, угрозу мужам, крепко сжимая в руках.
И на бессмертных богов храбро во всем положившись,
Без промедления словам будем послушны вождей.
Тотчас все вместе ударим…
Дальше как водится — неверно истолкованные пророчества, предательство из-за женщины, короче мессенцы продули. Впрочем, непотопляемый Аристомен успел свалить на Родос, где и умер, и стал очень почитаемым героем.
По уже испытанной стратегии, спартанцы разделили плодородные долины на наделы и раздали своим, прибрежные города стали союзниками — периэками.
Так кончилась Вторая Мессенская.
Чему мы можем верить из всех этих рассказов? Не считая удивительной точности пророчеств оракула, конечно. Ну примерно ничему. Во первых, современные исследователи (не все, но гипотеза обрастает все новыми доказательствами) полагают что и первая, и вторая мессенская война произошла не далее VII века. А может и позже. И это была одна война. Ликург, тот самый человек (или бог — у него храмы, и не один, и не только в Спарте) который якобы дал Спарте её законы тоже похоже был не из IX века, а явно позже. Почему они так говорят? Помимо всего прочего, недавние археологические раскопки, обнаружили в слоях VI века Спарту, которая совсем не похожа на ту, которую мы знаем. Это Спарта — культурный центр региона. Статуи, керамика — есть основания думать, что великое классическое искусство Греции зародилось именно в Спарте!
Это, и некоторые другие косвенные улики, заставляют предположить, что в годах 600-х или даже начале 500-х до нашей эры, Спарта действительно пережила изнурительную войну. И превратила себя из вполне себе нормального общества, в государство-военный лагерь.
Они буквально упразднили богатых, и перевели всех в «средний класс», который поставлял гоплитов, для чего разделили всю землю на равные наделы, с арендаторами-илотами. И законодательно запретили гражданам заниматься чем-либо, кроме войны. Это принесло свои плоды — похоже, Спарта смогла довести число выставляемых единовременно гоплитов, больше чем до 9 000. Это очень много, конечно в период своего расцвета Афины выставляли до 20 000, но это со всей Аттики, с очень густонаселенного и богатого региона. Думаю, что Спарта одна выставляла как бы не треть гоплитов Пелопоннеса.
Второе, на что я обращу внимание, это периэки. Есть рассказ о том, как Спарта обратила в периэков свой первый город. Это тоже была очень потная катка, десять лет они воевали, и в конце концов были спартанцы разбиты, и поняли что силой город не взять. Кстати, если вы видите круглые числа, типа десять (десять лет осады Трои, десять тысяч воинов Спарты) имейте в виду, что у греков это обычно означает «очень долго», или «очень много». Это хорошо считывается в наследнике греческой культуры, Риме. Осада Карфагена длилась около 3 лет — но в личных письмах, и иногда в официальных речах её всегда называют Десятилетней. Город в современной Испании держался шесть лет — это четко прослеживается по перемещению войск и командующих — везде говорят о десяти годах. И так далее.
Так вот периэки. Первый город спартанцы взяли, как вы наверно уже догадываетесь, с помощью совета оракула. И хитрости. Я не буду пересказывать, хотя там есть яркая сцена с похищением трупа и темной магией, но я приберегу её для своей фентези книги.
Легенда говорит о том, что жители города согласились формально признать над собой власть Спарты. Но действительно формально. Практически единственное условие — выставлять ополчение гоплитов в случае войны. Причем оговоренной количество — человек двести. И это примерно половина призывного потенциала для достаточного крупного города. Ну да, еще Спарта присылала своего «наместника» — но у него прав было, как у наблюдателя на наших выборах. Единственное что он мог, так это в Спарту наябедничать.
Скорее всего такая форма сотрудничества устраивала всех участников. Это было похоже на корпорацию, где формально подчиненные Спарте города сохраняли за собой полную свободу в экономическом отношении, но оставляли на откуп Спарте внешнюю политику. На которую, впрочем, могли влиять. Через банальные откаты, надо полагать, но об этом потом.
Зато периэкские города приобретали мощное силовое прикрытие. Если боги будут благосклонны, мы доберемся до Рима, и там я остановлюсь на этом подробнее. Он так себе Империю отгрохал.
По сути, и Спарте оставался шаг до империи. Но именно его они так и не сделали.
А дальше со Спартой произошла весьма драматическая и поучительная история. Что же случилось со спартанцами, которые покрыли себя неувядающей славой в войне с персидскими ордами и завоевали гегемонию в Греции? Ну… Даже не знаю, как сказать. По сути, они вымерли.
Сейчас будет абзац с зубодробительными ссылками и поток цифр, но в конце я его резюмирую одной строчкой, так что можете пропустить:
Эпоха Греко-Персидских войн одновременно и высшая точка и рубеж, от которого берет свое начало процесс постепенного вымирания спартанской аристократии. Все полноправное население Спарты в начале V в., по-видимому, составляло 8—10 тысяч граждан призывного возраста (Герод., VII, 234; Арист. Пол., II, 6, 12, p. 1270a; Плут. Лис., 8). Достоверность этих данных подтверждает и то, что в битве при Платеях участвовало 5 тысяч спартиатов, причем в это число, по-видимому, не входили ни старшая, ни младшая возрастные группы (Герод., IX, 10; 12). Спустя 60 лет, в 418 г. число полноправных граждан в Спарте по максимальным расчетам составляло 4—5 тысяч человек, а по минимальным — 3 тысячи (ср. Фук., V, 64, 2; 68; 74). А к моменту битвы при Левктрах численность спартиатов никак не превышала 2400 человек. Потеря в этой битве 400 спартиатов из 700 оказалась, по словам Ксенофонта (Гр. ист., VI, 4, 15), таким тяжелым ударом, что Спарта так никогда и не смогла от него оправиться. При нападении Эпаминонда на Спарту из-за крайней малочисленности собственных граждан государство было вынуждено прибегнуть к крайней мере и вооружить илотов (Ксен. Гр. ист., VI, 5, 28—29). Ко времени же Аристотеля, по словам самого философа, Спарта не могла выставить и тысячи гоплитов, и государство «погибло именно из-за малолюдства» (Пол., II, 6, 11—12, p. 1270a).
