— Разумеется. В городе Sta-rit-zin большое кладбище наших военнопленных. Лютеранская кирха. На благоустройство кладбища и реконструкцию церкви были собраны и посланы значительные суммы. И проходили они как раз через одно из отделений нашего банка. Мы не имеем к этому проекту непосредственного отношения. Но выглядеть это будет именно так. А ввиду того, что деловые круги этого города, в том числе и сама администрация, ведут сейчас переговоры о германских инвестициях, всё выглядит как нельзя более достоверно. Перед тем, как выделять новые деньги, нужно посмотреть, куда и как делись старые.
Господин Председатель уважительно покачал головой.
— Ганс! — с чувством сказал он. — Ты даже сойти с ума стараешься с выгодой для банка… Мне, что я говорю! — всем нам будет очень не хватать тебя… Ладно, с полицией я решу все вопросы лично, можешь не беспокоиться. От тебя требуется только одно — постарайся вернуться живым и здоровым.
Господин Гуго вспомнил что-то и усмехнулся.
— Однажды, когда я по вопросам восточных инвестиций был в России, принимающая сторона повезла меня на свою личную загородную дачу. И там меня поразил один разговор. Сын моего, э-э-э, собеседника просил у своего отца разрешения идти купаться куда-то на реку. И тот ответил ему очень странно: «Если утонешь, домой не приходи»… Россия — это странная страна, Ганс. Береги себя. И, если, как бы это сказать…
Ганс улыбнулся и понятливо склонил голову.
— Я понял.
— Эльза, любовь моя, ты единственный родной человек, который у меня остался. Ты и трое моих племянников… До чего же мы, немцы, сентиментальный народ. Я до сих пор помню, как ты выводила меня гулять.
— А когда ты был совсем маленьким, я помогала маме стирать твои пелёнки.
Ганс грустно усмехнулся, вертя в пальцах хрустальный бокал для пива.
— Я уезжаю в деловую поездку. В Россию.
— Но там же опасно! Ганс! Россия — это не место для цивилизованного человека. Там же русская мафия! КГБ! И эти, русские медведи…
Младший брат чуточку наклонился вперёд и успокаивающе погладил свою старшую сестру по самым кончикам пальцев её правой руки, тревожно протянутой в сторону брата вечным жестом женской тревоги за близких.
— Может быть, это и к лучшему… Если со мной что-то случится, скажем прямо — если я погибну в России, все мои деньги, мой дом и прочее имущество останутся тебе. Твой счёт в моём банке, не так ли? По моему завещанию, в случае чего, все имеющиеся у меня деньги будут перечислены на него.
Эльза отрицательно покачала головой.
— Только не это, Ганс. Ты даже представить себе не можешь, что я буду чувствовать каждый раз, когда…
— … каждый пфенниг, появившийся на твоём счёту, будет казаться тебе свидетельством моей смерти? Да. Об этом-то я и не подумал. Хорошо. Вот номер моего запасного счёта. Помнишь, года четыре назад, когда мы хотели было?.. Да-да, я так и не закрыл его. Хорошо. В случае чего все мои деньги будут перечислены именно на этот счёт. Наше совместное пользование им никто не отменял. К тому же, так будет проще с наследством.
Эльза аккуратно стёрла кончиком передника выступившую в углу глаза слезинку.
— Как будто ты хочешь уехать туда, чтобы умереть, Ганс…
— Для того, чтобы умереть, не нужно куда-то ездить.
— Но ты же думал об этом, да? Не отрицай, ложь такой же грех, как и самоубийство! Ты попадёшь в ад и никогда не встретишься со своей семьёй!
Господин Мюллер опустил глаза и грустно усмехнулся чему-то, спрятанному глубоко внутри него.
Люфтганза — это добрая немецкая авиакомпания. И поэтому Ганс Мюллер, ах, да, простите!.. Ганс Мюллер, конечно же, остался в Германии! И билет на самолёт приобрёл некто Фридрих Ингер. Но Фридрих Ингер тоже был немцем. Поэтому, в условиях наличия выбора, тоже, естественно, выбрал именно немецкую авиакомпанию.
… Фридрих Ингер, Фридрих Ингер…
Практически всё время полёта было потрачено на то, чтобы стереть из памяти некоего господина Ганса Мюллера. И заменить его господином Фридрихом Ингером.
Сразу же, едва заняв своё место, прилично, но не богато одетый господин с атташе-кейсом (дань въевшейся в кости привычке) сразу же ушёл в себя и едва заметно шевелил губами. «Я — Фридрих Ингер. Моё имя — Фридрих Ингер. За моей спиной крикнули «Ганс!»? Ну и что? Я — НЕ Ганс. Я — Ингер. Фридрих Ингер. Что? Кто-то сказал Фридрих? А вдруг это меня? Надо обернуться, посмотреть. Я — Фридрих. А Фридрих — это я».
Сеанс самогипноза, по-научному — аутосуггестии, — занял практически всё полётное время. Вошедший в самолёт человек с гордой осанкой, явным признаком самоуважения и привычки к почтению со стороны окружающих, постепенно превратился в немножечко сутулого, намного менее уверенного в себе, небогатого служащего…
Вздохнув от многочасового полёта, пусть даже и прерывавшегося на приёмы пищи, но практически полностью затраченного на превращение (занятие не столько мучительное, сколько нудное), Фридрих Ингер, твёрдо убедивший себя в том, что он именно Ингер и именно Фридрих, в первый раз по-настоящему огляделся по сторонам. И сразу же наткнулся на немного насмешливый взгляд человека в соседнем кресле. Сосед, в отличие от чуточку робкого Ингера, чувствовал себя полным хозяином и времени и пространства своего пребывания. К тому же на откидном столике перед розовощёким весельчаком стояла бутылка русской водки и пластиковый стаканчик. В стаканчике имелась в наличии чудовищная доза крепкого алкогольного напитка — около пятидесяти граммов. Бутылка же… была практически пуста…
Встретившись взглядом с Ингером, сосед кивнул на бутылку. А когда удивлённые глаза, послушно взглянув на сосуд с алкоголем, снова и с недоумением обратились к лицу весельчака, тот только хмыкнул и с лёгким пренебрежением осведомился:
— Первый раз в Россию?
— Совершенно верно… Господин — англичанин?
Розовощёкий пренебрежительно хмыкнул и отрицательно покачал пальцем перед собой из стороны в сторону.
— Никаких англичан! Господин — ирландец!
Фридрих (уже — Фридрих!) автоматически кивнул головой, соглашаясь.
— Господин ирландец едет в Россию не в первый раз?
— И не в последний, надеюсь! — со смехом ответил тот.
Дальнейшие действия господина ирландца повергли господина Ингера в состояние лёгкого, но долговременного шока. Мало того, что все пятьдесят граммов совершенно не разбавленной водки, без содовой, были подняты недрогнувшей рукой и одним махом отправлены в рот. После приёма алкоголя господин из соседнего кресла поднёс к лицу рукав своего модного пиджака и со вкусом его понюхал! А потом посмотрел на робкого соседа с явным чувством собственного превосходства.
— Надолго?
— Полгода, — спохватившись, ответил Фридрих.
— О! Вы получите ощущения на всю оставшуюся жизнь. Если у вас, конечно же, что-то останется…
И, откинувшись на спинку кресла, засмеялся бесшумным смехом, затряс плечами.
— Какие ощущения? — не удержался и спросил-таки Фридрих.
Ирландец задумался, даже приоткрыл рот, пытаясь сформулировать.
— Сложно сказать… Не знаю, как это будет по-немецки, но по-английски это лучше всего прозвучит так: тебя ждет АПОКАЛИПСИС EVERY DAY.
И успокоился, впал в задумчивость, время от времени вздыхал с чувством, шмыгал носом, улыбался чему-то своему, приоткрыв рот и время от времени стирая слюну в уголках рта бумажной салфеткой. Потом бросил взгляд в иллюминатор. Под крылом проплывала Москва, столица загадочной и странной страны — России. С сомнением взглянул на робкого немца. Усмехнулся чему-то своему. Опустил глаза на лежащий на коленях плеер. Наушники — маленькие, вкладывающиеся в ухо, каждый на своём проводке. Вздохнул и протянул один.
— Это группа из вашей страны. Каждый раз, когда мой самолёт опускается к аэропорту Москвы, я слушаю эту музыку. Последний штрих, чтобы настроиться на жизнь в России.
Фридрих вложил в ухо наушник и сосед нажал клавишу воспроизведения. Решительно, как штурман бомбардировщика — рычаг бомбосбрасывателя. По барабанным перепонкам ударил жёсткий ритм группы «Чингисхан». Первый диск. Хит «Москау, Москау…» Отличная замена «Полёту валькирий» в данной конкретной ситуации…
В каком-то мистическом оцепенении Фридрих смотрел на приближающуюся землю. Да. Он — не Ганс и не Фридрих. Он — Чингис-хан. И он бросит к своим ногам эту варварскую страну…
Самолёт совершил посадку. Смолкли двигатели. Смолкла музыка. Ирландец так резко нажал клавишу «стоп», что Фридрих вздрогнул. Ирландец вынул из его уха наушник, повернул к нему своё ставшее строгим и жестоким лицо. С полной серьёзностью, без малейшей тени насмешки, глядя в глаза немцу, тоном старшего командира произнёс приказ:
— Хочешь выжить в России — пей водку.
