Две-три недели спустя я встретил около ресторана ее мужа Октавиуса. Я стоял и изучал выставленное в окне меню. Поскольку он собирался зайти внутрь и заказать обед, у него не заняло много времени пригласить меня к нему присоединиться, а у меня заняло еще меньше времени это приглашение принять.
– У вас не слишком счастливый вид, Октавиус, – сказал я.
– Я действительно не слишком счастлив, – ответил он. – Я не знаю, что случилось с Мэгги в последнее время. Она так рассеянна, что почти меня не замечает. Она всегда хочет быть на людях. А вот вчера…
– Вчера? – переспросил я. – Что вчера?
– Вчера она попросила называть ее Мелисандой. Я же не могу называть Мэгги таким смешным именем – Мелисанда.
– А почему? Это имя ей дали при крещении.
– Но ведь она – моя Мэгги. А Мелисанда – это кто-то другой.
– Да, она слегка переменилась, – заметил я. – Вы не заметили, что она стала гораздо красивей?
– Да, – сказал Октавиус. Как будто зубами лязгнул.
– Ведь это хорошо?
– Нет! – отрубил он еще резче. – Мне нужна моя простая Мэгги с ее смешным личиком. А эта новая Мелисанда все время возится со своими волосами, мажется тенями то такими, то этакими, меряет какие-то платья и лифчики, а со мной почти и не говорит.
До конца обеда он не сказал больше ни слова. Я подумал, что мне стоит увидеться с Мэгги и поговорить с ней как следует.
– Мэгги, – сказал я.
– Мелисанда, если вам не трудно, – поправила она меня.
– Мелисанда, – повторил я, – похоже, что Октавиус несчастлив.
– И я тоже, – ответила она довольно едко. – Октавиус становится таким нудным. Он не хочет выходить из дому. Не хочет развлекаться. Ему не нравятся мои новые вещи, моя косметика. Что он, в конце концов, из себя строит?
– Ты сама его считала королем среди мужчин.
– Ну и дура была. Он просто маленький уродец, на которого смотреть противно.
– Ты же хотела стать красивой только для него.
– Что вы имеете в виду – «стать красивой»? Я и так красивая. И всегда была красивая. Мне просто надо было сменить прическу и научиться правильно накладывать косметику. И я не дам Октавиусу стать мне поперек дороги.
Так она и сделала. Через полгода они с Октавиусом развелись, а еще через полгода Мэгги – теперь Мелисанда – вышла замуж за поразительно внешне красивого человека с мерзким характером. Однажды я с ним обедал, и он так долго мялся, принимая счет, – я даже испугался, что мне придется принять его самому.
Октавиуса я увидел примерно через год после их развода. Он по-прежнему был неженат, поскольку вид у него был все тот же, и по-прежнему от его присутствия молоко скисало. Мы сидели у него дома, где всюду были развешены фото Мэгги, прежней Мэгги, одно другого уродливей.
– Вы все еще тоскуете по ней, Октавиус, – сказал я.
– Ужасно, – ответил он. – Могу только надеяться, что она счастлива.
– Насколько я знаю, это не так. Она могла бы к вам вернуться.
Октавиус грустно покачал головой:
– Мэгги уже никогда ко мне не вернется. Может быть, ко мне хотела бы вернуться женщина по имени Мелисанда, но я бы ее не принял. Она не Мэгги – моей любимой Мэгги нет.
– Мелисанда, – заметил я, – красивей, чем Мэгги.
Он посмотрел на меня долгим взглядом.
– А в чьих глазах? – спросил он. И сам ответил: – Только не в моих.
Больше я никого из них не видел.
Минуту мы сидели в молчании, а потом я сказал:
– Захватывающая история, Джордж. Вы меня тронули.
Более неудачный выбор слов в этой ситуации трудно было вообразить.
Джордж сказал:
– Это мне напомнило об одной вещи, старина, – не мог бы я одолжить у вас пять долларов этак на недельку? Максимум десять дней.
Я достал бумажку в пять долларов, поколебался и сказал:
– Джордж, ваша история того стоит. Возьмите насовсем. Это ваши деньги (в конце концов, любая ссуда Джорджу оборачивается подарком де-факто).
Джордж принял банкнот без комментариев и вложил его в изрядно потрепанный бумажник. (Он, наверное, был потрепан, еще когда Джордж его купил, потому что с тех пор не использовался.) А Джордж, сказал:
– Возвращаясь к теме; могу я одолжить у вас пять долларов на недельку? Максимум десять дней.
Я опешил:
– Но ведь у вас есть пять долларов!
– Это мои деньги, – сказал Джордж, – и вам до них дела нет. Когда вы у меня занимаете, разве я комментирую состояние ваших финансов?
– Да я же никогда…
Я осекся, вздохнул и дал Джорджу еще пять долларов.
