Он владел ими задолго до того, как правительство запретило хранение золота частным лицам. Плевать на правительство — он будет владеть ими всегда! А если все же придется продать, он поклянется, что просто забыл о них, а потом обнаружил совершенно случайно.
Джейкоб Эрл сдвинул крышку с ящика, хранившего его золотой запас. И в ту же секунду его обычно красное лицо вдруг стало мертвенно серым. В верхнем ряду не хватало двух слитков!
Но ведь никто не мог открыть сейф! Никто, кроме него самого. Просто невозможно, чтобы вор…
В следующее мгновение его лицо из серого стало пепельно-белым. Задержав дыхание, он смотрел в ящик и не верил тому, что видит. Прямо на его глазах исчез третий слиток. Растворился в воздухе! Как будто невидимая рука сомкнулась на нем и умыкнула из ящика!
Но это невозможно! Так не бывает!
Словно в ответ на его мысли исчез четвертый слиток. Охваченный яростью и страхом, Джейкоб Эрл положил обе ладони на оставшиеся в ящике желтые бруски и навалился на них всем своим весом.
Через пару секунд он почувствовал, как прямо из-под пальцев у него выскользнул пятый слиток драгоценного металла. Только что он ощущал его ладонью и вдруг — пшик! Пустота! Как и не было!
Издав хриплый стон, Джейкоб Эрл бросил ящик на пол. Спотыкаясь, он побрел через всю комнату к телефону и набрал номер.
— Доктор? — выдохнул он. — Доктор Норкросс? Это Джейкоб Эрл. Я… я…
И замолчал. Этого не может быть. Это безумие. Если он кому-нибудь расскажет…
— Э… нет, ничего, доктор, — пробормотал он. — Простите, что побеспокоил вас. Все в порядке.
Джейкоб Эрл положил трубку и сел на пол. Там он и просидел остаток дня, обливаясь холодным потом и наблюдая, как блестящие желтые слитки, разбросанные вокруг, один за другим растворяются и исчезают без следа.
В другой части города другая дрожащая рука тоже потянулась к телефону и, будто наткнувшись на невидимую преграду, отпрянула. Рука Минервы Бенсон. Минерва Бенсон обнаружила постигшую ее трансформацию еще утром, едва выбравшись из постели. Теперь на затылке у нее располагалось застывшее и безжизненное лицо. Узкое, злобное, перекошенное лицо гарпии.
В очередной раз поднесла она к нему трясущиеся пальцы в безумной надежде, что второе лицо исчезло. Увы, оно по-прежнему оставалось на месте. Тогда Минерва заперла двери, задернула шторы и свернулась калачиком на диване.
Она не могла никому звонить. Потому что никто не должен видеть ее такой. Никто. Даже доктор…
Нетти Питерс, примчавшись домой, забилась в угол и тоже боялась прикоснуться к телефону.
Боялась, что этот едкий и пронзительный второй голос начнет трещать и тараторить, как только она попытается попросить доктора Норкросса приехать.
Дрожа от страха, она ощупала горло скрюченными пальчиками, похожими на маленькие коготки. И ей показалось, что она чувствует, как внутри что-то шевелится, будто живое…
Миссис Эдвард Нортон гордо плыла по тенистой улице к центру Локаствилля с величавостью фрегата, входящего в гавань под полными парусами.
Эта была весьма пышнотелая — ладная, как она сама предпочитала о себе думать — женщина, одевавшаяся в самых дорогих магазинах. Одевавшаяся, вне всяких сомнений, лучше всех других женщин городка, как того требовал ее статус руководительницы общественной жизни Локаствилля, пользовавшейся огромным и неоспоримым влиянием.
И сегодня она была полна решимости этим влиянием воспользоваться. Она собиралась изгнать Дженис Эйвери с должности учительницы средней школы.
Вчера вечером, проезжая мимо дома девушки, она совершенно отчетливо видела, как та курила, сидя за письменным столом. И это человек, который во всем должен быть примером своим ученикам!
Миссис Нортон плыла по улице, кипя от негодования. Несколько минут назад она попыталась зайти к Минерве Бенсон. Минерва была членом школьного попечительского совета. Однако она сказала, что болеет, и даже не впустила миссис Нортон в дом.
Тогда она направилась к Джейкобу Эрлу, тоже члену попечительского совета. Но и он оказался больным.
Это было очень странно.
Теперь она шла к доктору Норкроссу. Он был председателем попечительского совета. Не тот, конечно, человек, которого она хотела бы видеть на этом посту…
Миссис Нортон остановилась. Последние несколько секунд она испытывала странное ощущение нездоровой легкости. Может, и она тоже заболела? Вот и теперь — какое-то головокружение…
Нет, с ней все в полном порядке. Наверное, она шла слишком быстро и оттого почувствовала себя нездоровой.
Миссис Нортон продолжила путь. О чем это она думала? Ах да, о докторе Норкроссе. Способный, возможно, специалист, но жена его одевается так… так немодно…
Она опять остановилась. Вдоль улицы прошелестел едва ощутимый ветерок, чуть было не сваливший миссис Нортон с ног. Она покачнулась, переступила с ноги на ногу, но удержалась на месте.
Миссис Нортон поспешно ухватилась за фонарный столб, так кстати оказавшийся рядом. По крайней мере, теперь ее не раскачивало ветром из стороны в сторону. Но…
Она с изумлением уставилась на свои пальцы. Они стали какими-то распухшими, раздутыми…
Прежде удобные кольца больно впивались в них. Может, она заразилась какой-то ужасной…
И вдруг все мысли вытеснило ощущение странного неудобства и напряженности, заполнившего собой, как ей показалось, все ее тело. Ощущения, что она сдавлена со всех сторон собственной одеждой.
Свободной рукой она принялась лихорадочно ощупывать себя, сначала с удивлением, а затем и с ужасом. Ее одежда сидела на ней так плотно, как оболочка на сосиске! Ее одежда странным образом съежилась! Съежилась до такой степени, что уже препятствовала нормальному кровообращению!
Нет, не так. Все наоборот. Это она сама увеличилась в объеме! Раздулась во все стороны! Заполнила собой одежду, как надутый воздушный шарик!
Корсет невыносимо сдавливал диафрагму, мешая дыханию. Она просто не могла наполнить легкие воздухом.
Несомненно, она заразилась какой-то ужасной болезнью. Вот что случается, когда долго живешь в таком мерзком, отвратительном городишке, как этот Локаствилль, среди тупых и невежественных людей, которые носят бижутерию и…
В этот момент лямки корсета миссис Нортон не выдержали. Она физически чувствовала, как надувается, распухает, раздается в стороны. Руки ее превратились в пухлые колбаски, которыми уже невозможно было управлять. А в следующую секунду ее платье расползлось по швам.
Веселый ветерок игриво подтолкнул ее, и она принялась раскачиваться взад и вперед, как пьянчужка, выбравшийся из любимой забегаловки.
Распухшие пальцы выпустили фонарный столб, и миссис Нортон начала медленно, но неотвратимо подниматься в воздух, подобно выпорхнувшему из руки ребенка воздушному шарику.
Она закричала. Оглушительно и пронзительно. Но из горла вырвался лишь тонкий писк, способный преодолеть не более двадцати ярдов. Это было немыслимо. Это было невозможно!
И тем не менее все это происходило наяву.
Вот она уже в десяти футах над землей. А теперь — в двадцати. На этой высоте она задержалась и стала медленно вращаться вокруг своей оси, взмахивая растопыренными руками, как испуганная курица крыльями, открывая и закрывая рот, как голодная золотая рыбка в аквариуме. Но не могла выдавить из себя ни звука.
Если ее сейчас кто-нибудь увидит!.. Господи, если ее сейчас кто-нибудь увидит!..
Но никого не было рядом. Улица была совершенно безлюдной. Домов на ней было мало, и все они располагались в глубине. Кроме того, все не обремененное срочными делами население Локаствилля сосредоточилось сейчас в центральной части города, где с раннего утра Генри Джонс и его добровольные помощники гонялись за стадом обезумевших пони.
Миссис Нортон, подталкиваемая легким ветерком, стала медленно дрейфовать в северо-западном направлении к границе города.
Попытавшись в отчаянии ухватиться за ветви деревьев, она добилась лишь того, что они оцарапали ее и разодрали чулки. Несколько раз вокруг нее облетела ворона, привлеченная удивительным зрелищем, затем удовлетворенно каркнула и поспешила по своим делам.
Бездомная собака, лениво гонявшая блох, развалясь на солнцепеке, увидела проплывавшую над ней тушу и некоторое время преследовала ее, оглушая окрестности раздраженным лаем.
Миссис Нортон побагровела от стыда и унижения. О господи, если только кто-нибудь ее увидит!..
Но никто не видел ее, а потому и не мог прийти на помощь. Теперь она уже не знала, молиться ли о том, чтобы, наконец, показалась хоть одна живая душа, или наоборот. По крайней мере, пока она жива и невредима. Может, ничего худшего ее и не ждет.
Но плыть вот так беспомощно по воздуху в двадцати футах над землей, распухшей до неузнаваемости, как воздушный шарик!..
