— Бенедикт, практикант издательства, третья степень допуска.
— Ты?!
— Я?!
— Идиот! — Черт сгреб со стола бумагу и какие-то брошюры, сложил все это в аккуратную стопку и, размахнувшись, ударил ею Бенедикта по голове.
— От тебя одни неприятности. Ты же сам это накатал, бумагомаратель! И как у тебя совесть не проснулась?! Мы же все Иномирье прочесали с этим ворюгой, а ты?!
— А что я? Что я? — Бенедикт уклонялся от ударов, которыми осыпал его друг, и одновременно пытался собрать разлетающиеся листки.
— Придурок, идиот, олух царя небесного!!!
— Дядю не трогай!
— Я трону, я всех трону! Из-за тебя я до сих пор повышения не получил, торчу в этой норе, как канцелярская крыса! — Гуча молотил Бенедикта всем, что попадалось под руку, тот уворачивался.
— Канцелярия-то Небесная!
— Да хоть трижды небесная! — прокричал черт. — У меня, между прочим, тоже кодекс чести есть! Если я обещал вернуть наследника, значит, должен вернуть!!!
— Кодекс чести, — передразнил друга ангел. — Уголовный кодекс по тебе плачет!
— Ну, ангелок, допрыгался. — Гуча сгреб ангела за грудки и припечатал к стене. — Ты о Самсоне подумал? А о принце, о настоящем принце? Куда его по твоей милости закинуло, ты можешь представить?
— Я же молодой был, глупый, — оправдывался Бенедикт, прикрывая голову рукой.
— А сейчас ты старый и мудрый, — съязвил черт. — Ну и как исправлять будешь? Я, между прочим, из-за тебя слово нарушил.
— Тоже мне, клинический джентльмен нашелся! Я что-то не помню, чтобы ты так спешил с Гризеллой рассчитаться — пижаму-то семнадцать годков нес, белошвейка несчастная!
После этих слов у черта отказали последние тормоза, и, сцепившись, друзья покатились по полу, завершая погром в комнате.
— Так-так-так! — раздался над ними противный старушечий голос. — Годы идут, а вы все те же! Говорила я Боссу, что собьешь ты его племянника с пути истинного — не поверил. Каркаешь, говорит, старая. Мальчик с ним мужества наберется! Набрался, как же! Хулюганства набрался! Тьфу!
— Гризелла! — в один голос воскликнули друзья и замерли на полу в неудобной позе.
Ангел лежал на спине, одной рукой вцепившись в Гучин рог. Другой рукой он дергал черта за хвост. Черт, уворачиваясь от ударов мощных крыльев, колотил Бенедикта по лицу кулаком. Ведьма прервала их как раз когда Гучина рука соскользнула с лица ангела на нимб и Гуча от неожиданности, наверное, забыл ее убрать. В комнате противно запахло паленой шерстью.
— Ты ручку с нимба-то убери, милок, обжегся, ласково проворковала Гризелла. — А ну дайте бабушке стул, паршивцы!
— Уй, — взвыл черт, приходя в себя. Он вскочил ноги и потряс обожженными пальцами.
— Извините нас, уважаемая Гризелла, мы, кажется, несколько увлеклись. — Бенедикт снова стал вежливым мальчиком и подал гостье стул.
— Так-то оно лучше, — удовлетворенно хмыкнула ведьма и села, но, как всегда не специально, Бенедикт попал впросак — у стула оказалась сломана ножка. Бабка упала на пол, высоко задрав ноги.
Друзья тупо смотрели на задранные вверх кривые конечности. Обтянутые черными чулками в сеточку, с кокетливыми подвязками над острыми коленками, ножки Гризеллы торчали из пышных оборок коротеньких панталон. До того чулки эти нелепо смотрелись на изогнутых ведьминых нотах, до того не сочетались со стоптанными домашними тапочками, а изящное кружево нижнего белья пребывало в таком диссонансе с мешковиной верхнего платья, что парней пробрал смех. Они заржали, как молодые жеребцы, икая и кашляя, забыв про недавнюю драку и склочный Гризеллин характер.
— Ироды! — пискнула ведьма. Она кое-как поднялась, одернула юбку и, набрав полные легкие воздуха, завопила: — Фулюганы проклятые! Я на вас жаловаться буду!
И вышла. Ангел с чертом переглянулись, спрятали улыбки и кинулись следом.
— Гризелла Бенесафуиловна, — увещевал рассерженную старуху с одной стороны Гуча, — он не знал, он не нарочно. Вы же знаете, наш Бенедикт такой растяпа!
— Извините, пожалуйста, — лепетал с другой стороны Бенедикт, — так неловко вышло. Я бы никогда такого специально не сделал. А смеялся я просто от нервов.
— От нервов, Гризеллочка, от нервов, — уговаривал разъяренную ведьму черт, — его и припадки бьют, и галлюцинации преследуют. Грешно на психа обижаться! С чем пожаловала-то?
— Так я вам теперь и сказала! — Гризелла на секунду притормозила и показала им свою знаменитую фигу. Потом, прихрамывая, заковыляла дальше. Судя по направлению — в кабинет Большого Босса.
— Не надо к дядюшке! — закричал ангел, покрываясь холодным потом. Напакостившие друзья схватили старушку под локотки.
— Пощади, не держи зла? Мы возместим тебе моральный ущерб, — проговорил Гуча, который довольно хорошо знал ведьму.
— Вы мне материальный возместите, а за моральный я сама с вами рассчитаюсь! — прошипела бабка и показала дырку на чулке.
— Гуча заштопает, он умеет, — не подумав, ляпнул ангел, за что получил подзатыльник от скорого на расправу черта, а проходившие мимо служки из отдела Нравов, услышав эти слова, прыснули.
— На старушек потянуло, молодые приелись? — ехидно поинтересовался один.
— Брысь, идиоты! — огрызнулся черт. Насмешники удалились, свернув в ближайший коридор.
— Гризелла Бенесафуиловна, — снова подкатил к ведьме Гуча, — зайдем ко мне, посидим, пропустим по стопочке. У меня случайно завалялась парочка симпатичных чулок. Я их вам подарю, а вы расскажете, с чем пожаловали.
— Мы же старые знакомые, почти родня, — вставил Бенедикт.
— Чур меня от такой родни, — проворчала ведьма и с интересом посмотрела на Гучу: — А чего по стопочке?
— Настоечка волшебника Амината, с прошлого года завалялась, ох и хороша! — черт причмокнул губами.
— Наливай, — махнула рукой Гризелла и облизнулась.
— Не здесь же, — шепнул Гуча и показал на дверь с табличкой «БОГ». — Пойдем ко мне, приглашаю.
Друзья подхватили ведьму под локотки и, осуществив мгновенную телепортацию, оказались в холостяцкой каморке черта.
— У меня тут не прибрано, — засуетился Гуча, смахивая со стола хлам.
— Стопочки-то куда? — Гризелла поймала на лету хрупкие сосуды для иноземных напитков и водрузила их на место. — Нельзя так! Нам до твоей чистоты дела нет, доставай настоечку!
Черт поставил на стол квадратную бутыль из темного стекла, открыл ее, и в стопки потекла густая светящаяся жидкость. Ведьма выпила и на минутку замерла, прислушиваясь к тому, как растекается по телу дурная… энергия.
— Хороша! Сначала чулки, потом расскажу, с чем пришла. — Гризелла достала длинную папироску, поманила ангела крючковатые пальцем и, наклонившись к нему, прикурила от нимба. — Удобная зажигалочка, но, говорят, от нимбов рано лысеют.
— Разве? — Бенедикт почесал затылок, но задел нимб и отдернул руку.
— Ты чулочки-то ищи, — напомнила Гуче ведьма.
Она села на край стола, закинула ногу на ногу, затянулась и выпустила столб дыма к потолку.
— Сей момент, — улыбнулся Гуча и приступил к поискам.
Он методично выворачивал ячейки в стенах, извлекая на свет разнообразные предметы интимного женского туалета. На полу уже выросла высокая горка белья: трусики, лифчики, комбинации, а черт вытаскивал все новые и новые кружевные штучки.
— Да где же они? — разозлился Гуча, вытягивая из-под кровати длинные панталоны с оборками.
Он в сердцах швырнул их в общую кучу и полез в вентиляционный люк. Нащупав рукой комок нежного шелка, обрадовался, но, рассмотрев находку, вздохнул — это была розовая сорочка на бретельках.
Наблюдая за тщетными поисками, ведьма искренне веселилась, а Бенедикт, выпив для храбрости стопочку, спросил:
— Скажи, пожалуйста, Гуча, а ты случайно не этот?
— Не понял, — Черт вытащил стопку мужских штанов, среди которых завалялись две ночные рубашки, еще одни панталоны и пояс верности!!! Он ошарашенно посмотрел на железные трусы, пожал плечами и бросил их в общую кучу.
— Ну, этот, транс… — Ангел запнулся. — Может, у тебя нарушения?
— Выражайся яснее. — Гуча снова взял пояс верности и повертел его в руках — замок оказался спиленным. — Господи, когда же это было?.. Что ты сказал?
— Я говорю — нарушения…
— Чего нарушения?
— Видимо, ориентации, — прыснула ведьма, покосившись на гору нижнего белья.
— Может, ты этот… — Ангел опять замолчал, боясь выговорить следующее слово.
— Который?! — Гуча двинулся на Бенедикта, замахиваясь железными трусами.
— Ну… трансвестит… вот, — закончил фразу осмелевший после настойки ангел. — Или вуайерист. Голубой, одним словом.
— Гад! — Черт стукнул Бенедикта поясом верности. Тот мешком рухнул под стол, а злой черт отшвырнул металлическое белье в сторону.
