– Кажется, она уехала на все праздники к своей сестре, – сообщил казначей.
– …Но неужели мы, волшебники, испугаемся какой-то домоправительницы?! – тут же воскликнул Чудакулли. – Все в прачечную!
Возбужденные волшебники толпой повалили прочь из зала, оставив в нем Сьюзен, о боже, грибного гномика и гномика выпадающих волос.
– Слушай, – поинтересовался о боже, – а кто все эти люди?
– Одни из величайших умов Плоского мира, – ответила Сьюзен.
– Нет, я чего-то не понимаю… Или лекарство перестает действовать?
– В данном случае характеристика «величайший» относится скорее к размерам, – пожала плечами Сьюзен. – Кроме того, ты наверняка слышал высказывание: «Если хочешь достичь истинной мудрости, перво-наперво стань как младенец».
– Но им известно, что это всего лишь первая ступень?
– Наверное, – вздохнула Сьюзен. – Во всяком случае, они то и дело разбивают о нее носы.
– А-а, – откликнулся о боже. – Как ты думаешь, тут есть что-нибудь… безалкогольное?
Путь к мудрости действительно начинается с первой ступени, ну, или с первого шага, как еще говорят.
Однако очень часто люди забывают о тысячах других ступеней, следующих потом. Человек поднимается на первую ступень с искренним желанием начать жить в единстве с вселенной, но следующий логический шаг так и не делает – мало кому хочется семьдесят лет провести на горе, питаясь одним рисом и периодически балуясь чайком из шерсти яка. Может, дорога в ад и в самом деле вымощена благими намерениями… Самые первые ее ступени – это уж точно.
Именно в подобные моменты декан жил полной жизнью. Он мчался впереди всех, шнырял между огромными древними котлами и тыкал посохом в темные углы, постоянно повторяя: «Чоп! Чоп!»
– А с чего вы все взяли, что эта тварь должна появиться именно здесь? – шепотом спросил профессор современного руносложения.
– Во всех прачечных реальность крайне нестабильна, – пояснил Чудакулли, поднимаясь на цыпочки, чтобы заглянуть в бак для отбеливания. – Тут столько всякого скапливается… Уж тебе ли не знать.
– Но почему именно сейчас? – встрял заведующий кафедрой беспредметных изысканий.
– Отставить разговорчики! – прошипел декан и, вытянув перед собой посох, прыгнул в следующий проход. – Ха! – торжествующе завопил он и тут же принял разочарованный вид.
– А эта ворующая носки тварь – она большая? – спросил главный философ.
– Не знаю, – пожал плечами Чудакулли, выглядывая из-за штабеля стиральных досок. – Хотя, если прикинуть, за свою жизнь я потерял тонны носков.
– Я тоже, – подтвердил профессор современного руносложения.
– И где мы будем искать? – продолжал главный философ голосом человека, чей поезд мысли мчался по длинному и темному тоннелю. – В маленьких местах или в больших местах?
– Хороший вопрос, – признал Чудакулли. – Кстати, декан, что ты все время твердишь?
– Я говорю «Чоп!», Наверн, это то же самое, что «Йо»…
– А «Йо», видимо, то же самое, что и «Чоп»?
– Точно, – обрадовался декан. – Бывают ситуации, когда так и тянет крикнуть: «Чоп!»
– А эта тварь… Она просто ворует носки или она их пожирает? – не унимался главный философ.
– Очень ценное замечание, – нахмурился Чудакулли, мигом забывая о декане. – Передать всем по цепочке: ни в коем случае не быть похожими на носки!
– На носки? Но как такое… – начал было декан.
И тут все услышали: «…Грнф, грнф, грнф…»
Судя по звуку, существо, его издающее, на аппетит не жаловалось.
– Пожиратель носков, – простонал главный философ, закрывая глаза.
– А сколько у него может быть щупалец? – спросил профессор современного руносложения. – Хотя бы приблизительно?
– Звук определенно немаленький, – заметил казначей.
– Где-то с дюжину, – сказал профессор современного руносложения, делая шаг назад.
«…Грнф, грнф, грнф…»
– Мы и глазом моргнуть не успеем, как эта тварь сорвет с нас носки и… – взвыл главный философ.
– Пять-шесть щупалец, не меньше, – продолжал профессор современного руносложения.
– Кажется, этот звук доносится откуда-то из стиральных машин, – сказал декан.
Стиральные машины высотой с двухэтажный дом использовались только в том случае, когда в Университете собирались все студенты. Устройство стиральной машины было достаточно примитивным: пара побелевших деревянных весел подсоединялась к большому жернову и опускалась в котлы, которые нагревались через расположенные ниже топки. При полной загрузке требовалось не менее полудюжины человек, чтобы ворочать белье, поддерживать огонь в топках и смазывать петли весел. Чудакулли лишь однажды видел стиральные машины в действии. Тогда прачечная напомнила ему своего рода гигиенический ад, в который после своей смерти попадало мыло.
Декан остановился у входа в котельную.
– Там определенно что-то есть, – сказал он. – Слышите?
«…Грнф…»
– Тварь замолкла! Она знает, что мы здесь! – прошипел он. – Готовы? Чоп!
– Нет! – пискнул профессор современного руносложения.
– Я открываю дверь, а вы набрасывайтесь на нее! Раз… два… три
– Йо…
Сани неслись по снежному небу.
– В ЦЕЛОМ, ПО-МОЕМУ, ВСЕ ПРОШЛО НЕ ТАК ПЛОХО. ЧТО СКАЖЕШЬ?
– Да, хозяин, – кивнул Альберт.
– ХОТЯ ТОТ ПАРЕНЕК В КОЛЬЧУГЕ… ОН БЫЛ КАКИМ-ТО СТРАННЫМ, ПРАВДА?
– Я думаю, это был стражник.
– ПРАВДА? НУ, ГЛАВНОЕ, ОН УШЕЛ ДОВОЛЬНЫМ.
– Разумеется, хозяин, – согласился Альберт, но в голосе его чувствовалась тревога.
В силу своего «осмотического» характера Смерть слишком быстро делал выводы. Конечно, ситуация была очень сложной, типа: «Если не они, то кто?», и Альберт это прекрасно понимал, но его хозяину… порой его хозяину не хватало ментального оснащения, чтобы отличать правду от…
– И СМЕХ У МЕНЯ ТЕПЕРЬ ГОРАЗДО ЛУЧШЕ ПОЛУЧАЕТСЯ.
– Да, сэр, очень веселенький смех выходит, – кивнул Альберт и посмотрел на список. – Ну что, едем дальше? Следующий адрес совсем рядом, высоту можно не набирать.
– ОЧЕНЬ ХОРОШО. ХО. ХО. ХО.
– Итак, тут сказано: «Сара, маленькая торговка спичками, у дверей табачной лавки Монштука, Мошеннический переулок».
– И ЧТО ЖЕ ОНА ХОЧЕТ ПОЛУЧИТЬ НА СТРАШДЕСТВО? ХО. ХО. ХО.
– Не знаю, писем от нее ни разу не было. Кстати, хозяин, один совет: не стоит перебарщивать с «Хо-хо-хо». Гм, тут еще что-то написано… – Альберт зашевелил губами, читая.
– ДУМАЮ, КУКЛА ПОДОЙДЕТ. ИЛИ КАКАЯ-НИБУДЬ МЯГКАЯ ИГРУШКА. МЕШОК САМ РАЗБЕРЕТСЯ, АЛЬБЕРТ.
Что-то маленькое упало ему в руку.
– Вот это, – сказал Альберт.
– О!
Наступила долгая кошмарная пауза, пока они оба смотрели на жизнеизмеритель.
– Ты, хозяин, на всю жизнь, а не только на страшдество, – наконец пробормотал Альберт. – И эта самая жизнь продолжается. Если так можно выразиться.
– НО СЕЧАС ЖЕ СТРАШЕДСТВО.
– Очень традиционное время для подобных случаев, насколько я знаю, – пожал плечами Альберт.
– Я ДУМАЛ, СЕЙЧАС СЛЕДУЕТ ВЕСЕЛИТЬСЯ И РАДОВАТЬСЯ, – сказал Смерть.
– Понимаешь ли, хозяин, люди веселятся еще и потому, что где-то кому-то не до веселья, – промолвил Альберт так, будто констатировал некий обычный факт. – Хорошее познается в сравнении. Э-э, хозяин?
– НЕТ. – Смерть встал. – ТАК БЫТЬ НЕ ДОЛЖНО.
Главный зал Незримого Университета был полностью подготовлен к Страшдественскому пиру. Столы гнулись и стонали под грузом столового серебра, а ведь основные блюда еще и не начали приносить. Зато на столах высились горы фруктов, и повсюду, куда только падал взгляд, раскинулся лес хрустальных бокалов.
О боже взял меню и открыл его на четвертой странице.
– Четвертая перемена: моллюски и ракообразные. Коктейль из омаров, крабов, королевских крабов, креветок, устриц, улиток, гигантских мидий, зеленогубых мидий, тонкогубых мидий и злобных тигровых пиявок. С пряным маслом и соусом. Вина: шардоне «Шепот волшебника», год Говорящей Лягушки. Пиво: «Ухмельноеособое». – Он положил меню на стол. – И это только одна перемена?
– Они тут любят поесть, – пояснила Сьюзен.
О боже похмелья перевернул меню. На обложке красовался герб Незримого Университета, а сразу над ним старинным шрифтом были пропечатаны три буквы: η β π
– Это какое-нибудь заклинание?
– Нет, – со вздохом ответила Сьюзен. – Эти буквы пишутся на всех меню. Можешь считать их неофициальным девизом Незримого Университета.
– И что они значат?
– Эта, бета, пи.
Перепой, явно ничего не поняв, продолжал смотреть на нее.
– Ну и?…
– Это буквы эфебского алфавита. И очень красиво выглядят. Солидно. А каждый расшифровывает их по-своему. Например, «НВП». «Нам Все По Желудку».
– А где тут буква «ж»? – спросил о боже.
– Она в уме, ну, как в каком-нибудь числосложении.