Ян убрал со стола термос, прополоскал чашки от крови из фляжки с водой. Бросил взгляд на часы.
– Дело к полуночи. Возможно, сегодня он не придет. Но вероятнее всего, что именно сегодня и состоится наша, будем надеяться, последняя встреча. Оружие готово, мы подкрепились, пить коньяк будем после. Вопрос в следующем: организуем ли мы засаду здесь или будем поджидать его снаружи? В первом случае мы сможем свести с ним счеты без лишнего шума, во втором - получим преимущества при нападении. Надеюсь, ты понимаешь, что если даже он появится в человеческом облике, мы должны будем убить его без всяческих реверансов? Предварительная беседа уже состоялась, рассусоливать с ним нечего. Единственное условие - мы должны убедиться, что перед нами он и никто другой. Для этого я сбиваю него очки (при этом он должен находиться в полосе света), а ты, увидев, что это Снег, стреляешь в него с возможно более близкого расстояния. Сможешь?
Саша кивнул и бросил взгляд на лепаж, тускло поблескивающий инкрустацией в свете свечей.
– Эх, не догадался я купить фотовспышку! Два-три разряда подряд могли бы значительно облегчить нашу задачу - у всех альбиносов очень чувствительные к свету глаза, именно поэтому он всегда носит очки. Ладно, сделаем так: я буду дежурить наверху, встречу и заманю его сюда, по возможности, не вступая с ним в схватку. Ты же разожжешь здесь как можно больше свечей, поближе к дверям, а сам спрячешься вот в этой нише, за основной линией света, чтобы оказаться в тени. Постарайся не попасть в меня до того, как разделаешься с ним. Если все проходит удачно, завтра же сматываемся в Румынию. Кстати, твой загранпаспорт и билеты на самолет - моем саквояже. Ну что, я пошел?…
– Подожди.
Саша поднялся и, обойдя стол, подошел к Яну. Некоторое время они молча смотрели друг другу в глаза, Ян - со своей обычной полуусмешкой, Саша - с каким-то странным вниманием, будто он впервые заметил в облике своего друга что-то новое, ранее никогда не виданное. И к этому вниманию примешивалось нечто такое, что Ян, не выдержав, улыбнулся полной улыбкой, показав клыки: «Уж не хочешь ли ты, мой сентиментальный друг, сжать меня в прощальных объятиях перед последним, но решительным боем?»
Саша покачал головой и, отвернувшись, оперся ладонями а стол, глядя на пистолет. Ян погасил улыбку и пошел к двери. Уже на последней ступеньке обернулся и, проговорив задумчиво: «А жаль, я бы не протестовал», скрылся в темноте подземного коридора.
Суббота, 20 сентября, 23 - 45.
Снег проделал путь от города до Графского за сорок минут. Свернув под мост и оставив там машину, он прошел остаток пути пешком. Чутье, уже наполовину сделавшееся чутьем Зверя, безошибочно вело его к замку. Народу на улицах поселка почти не было, и Снег, постаравшись ни с кем не встретиться, начал легко взбираться в гору по дороге, ведущей к распахнутым воротам. Но его появление не осталось незамеченным. Тот самый полисмент, который дежурил да дискотеке, наблюдая за художествами Саши и Яна, возвращался домой в выходном расположении духа по случаю отмены дежурства на ставшем уже традиционным субботнем безобразии в санатории УВД: что-то напутал электрик и вся жизненно важная проводка сгорела к едрене фене. Вследствие чего безобразие отменили, полиция и массажисты быстренько выставили посетителей и, вознаградив себя бесплатными дринками по случаю внезапного праздника, разошлись по домам. Страж порядка жил на горе, за шоссе. И до дому оставалось всего ничего, когда внезапно заявил о себе желудок, видимо, недовольный жареной уткой, поданной в качестве пайкового ужина на кухне ресторана санатория перед службой. Ярко светила луна, и для отправления внезапно возникшей потребности пришлось угнездиться в кустах кизила, как раз в том месте, где от шоссе ответвлялась грунтовка, ведущая к замку на горе. Поэтому, когда из-под моста появился человек в спортивном костюме и быстрым шагом проследовал к развалинам, полисмент затаился, изо всех сил стараясь не произвести ни звука своим занедужившим организмом. Освещенный луной прохожий настолько удивил его, что на какое-то время он напрочь забыл о своих внутренних неприятностях: это был старший инспектор из Управления, который приезжал летом на проверку. Несмотря на темное время суток, он была черных очках. На чем он приехал, было непонятно. Зачем приехал - еще непонятнее. Это могла быть какая-нибудь внезапная проверка или секретное мероприятие. Но сельский правоохранник читал вечерние газеты. Он знал, что старший инспектор - под домашним арестом, и если он сбежал, то дело здесь нечисто. Можно получить повышение по службе, если своевременно выявить, а можно (если инспектор действительно трется с мафией, на что прозрачно намекала «желтая» пресса) и пулю в затылок заработать где-нибудь в укромном месте. Однако, кто не рискует, тот не пьет бесплатный дринк. Полицейский решил вести скрытое (насколько получится) наблюдение. Он не был специалистом в этом деле, однако он родился и вырос в этих местах и знал все тропинки и каждый камешек в Графском наизусть, как первый параграф Дисциплинарного Устава. Поэтому он сумел не потерять Снега из виду и в то же время не привлечь его внимания до того момента, пока ночной пришелец не вошел во двор замка. Через полузаваленную потайную калитку, которая служила некогда, по словам историка «для тайных сношений обитателей замка с внешним миром», полицейский увидел, как старший инспектор осмотрел оставленный в старой графской конюшне «БМВ» затем вышел с зажженным фонариком к Большому парадному крыльцу, представлявшему собой груду кирпичей, разбитых революциями, войнами и туристами; с минуту пытался что-то высмотреть в глубине зияющей черной дыры, бывшей когда-то главными парадными дверями замка. Наконец, в несколько прыжков преодолев развалины крыльца, он скрылся в темноте.
«БМВ» принадлежал худощавому чернявому чудаку-поляку, который летом гулял со своим дружком на дискотеке в санатории. Поляк сказал, что хочет покопаться в загаженных залах замка, где сохранились ценные для его коллекции образцы старинной отделочной плитки. Естественный историко-охранный патриотизм местного сержанта был моментально погашен сувениром, искусно выполненным в виде пятидесятидолларовой купюры, который при позднейшем рассмотрении оказался настоящей банкнотой. Такие же памятные безделушки получили и остальные четверо сотрудников полицейского участка «Графское» и изыскания поляка потеряли для них всякий интерес. Но теперь-то стало ясно, что никакой плиткой поляк не интересовался, а был он, по-видимому, тоже каким-то боком завязан в истории со старшим инспектором, который, нарушив положение о домашнем аресте, появился здесь в эту полуночную пору. Некоторое время в полицейском боролись чувство служебного долга, повелевавшее ему срочно найти сержанта и переложить на его плечи всю ответственность за дальнейшее и чувство страха, требовавшее срочно драпануть, как он это для себя сформулировал, «швыдким потягом до хаты». Победило не то и не другое. Верх взяло жгучее деревенское любопытство. Полицейский перекрестился по православному, достал плоский портативный фонарик и штатный револьвер. Внимательно оглядевшись, он быстро перебежал через залитый лунным светом двор и скрылся в тени под стеной замка.
Воскресенье , 21 сентября, 00 - 05.
Снег знал, что Ян где-то совсем рядом. Он двигался, стараясь не шуметь, однако это ему не всегда удавалось. Когда он в очередной раз наступил на кувыркнувшихся под ногой кирпич, из темноты на него налетела разъяренная летучая мышь, сбила с лица очки и когтем страшно повредила глаз. Инспектор зарычал от боли, безумно жалея, что еще не превратился в Зверя: звериная реакция не позволила бы Яну-нетопырю безнаказанно нанести такой обезоруживающий удар. Когда он, зажав ладонью кровоточащий глаз, принялся осматриваться здоровым, он увидел четырех Янов, окруживших его со всех сторон. Они засмеялись и проговорили квадрафоничеким голосом: «Проше бардзо, пан инспектор, к нашему ристалищу!» После чего неторопливо разбежались во всех направлениях, унося с собой свой невозможный, отовсюду несущийся смех.
Снега сломало пополам и поставило на четвереньки. Он чувствовал, как трещит и лопается на нем костюм. Раньше он, превозмогая себя, старался в этот момент снять с себя и спрятать одежду, чтобы после обратного превращения не оказаться обнаженным на улице. Но то было раньше. Теперь же он принялся кататься по каменным осколкам, стараясь побыстрее избавиться от остатков костюма. С невыносимой болью, странно переходящей в наслаждение, начала расти шерсть. И когда все человеческие чувства исчезли (кроме боли в раненом глазу), Зверь торжествующе взревел и кинулся в погоню, уже не доверяясь ничему, кроме своего чутья, которое нельзя было обмануть никакими фантомами.
… Полицейский, услышавший этот звук, но пока не разглядевший ничего кроме битого кирпича и засохших кизяков, назойливо попадавших в луч фонарика, потушил свет, присел от страха под каким-то выступом и затаился, чувствуя, как холодный пот струится по телу. Неожиданно мимо него пронесся какой-то почти неразличимый в темноте черный зверь, и сразу за ним - тяжело дышащее белое мохнатое чудовище, с горящими красными глазами. Они скрылись за поворотом, не обратив на него ни малейшего внимания. Полицейский заорал беззвучно, помчался, не разбирая дороги и неожиданно сорвался в какой-то невидимый провал…
