— А разве можно заказать книги об… этом?
— Можно заказать книги о чем угодно.
Оба, как по команде, уставились на огонь. «Ей не нравится быть королевой, — подумал Веренс. — Я это вижу. Но когда выходишь замуж за короля, становишься королевой. Так во всех книгах сказано…»
А Маграт тем временем думала: «Он был таким милым, когда носил колпак с серебряными бубенчиками и спал на полу перед дверью хозяина. Тогда я могла разговаривать с ним, ничего не стесняясь…»
Веренс хлопнул в ладоши.
— Ну, похоже, мы все обсудили. Завтра будет тяжелый день, приезд гостей и все такое прочее.
— Да, день будет длинным.
— Почти самым длинным. Ха-ха.
— Да.
— Наверное, грелки в наши постели уже положили…
— Шон научился с ними справляться?
— Надеюсь. Во всяком случае, больше одеял я навалить на себя не могу.
Зал был действительно большим, тени прятались по углам, собирались кучками.
— Должно быть, — очень медленно произнесла Маграт, не отрывая глаз от пламени, — в Ланкре было не очень много книг. До этого времени.
— Грамотность — великое дело.
— Люди как-то обходились без них.
— Да, но делали все неправильно. Все по старинке да по старинке…
Маграт смотрела на огонь. «Ну да, с фантазией в Ланкре всегда было туго», — подумала она.
— Что ж, пора уже ложиться, как ты думаешь?
— Думаю, ты права.
Веренс снял два серебряных подсвечника и зажег свечи вощеным фитилем. Один подсвечник он передал Маграт.
— Тогда спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Они поцеловались, развернулись и разошлись по своим спальням.
Простыни на кровати Маграт как раз начинали дымиться. Она вытащила грелку и выбросила ее в окно.
А потом с ненавистью посмотрела на свой гардероб, который почему-то одновременно служил и уборной.
Маграт, вероятно, была единственным человеком в Ланкре, которого волновали проблемы биопереработки. Все остальные придерживались простого принципа: сгниет все, что угодно — только время дай.
Дома у Маграт — вернее, там, где она раньше жила — уборная располагалась в дальнем конце сада. Маграт она нравилась. Ведерко золы — и все проблемы решены. К тому же в уборной на гвоздике висел прошлогодний «Ещегодник», который всегда можно было почитать, заскучав, а на двери был красивый вырез в виде виноградной грозди. Раз в несколько месяцев Маграт копала другую яму и просила кого-нибудь помочь перенести будочку на новое место.
Но что представлял собой местный гардероб, он же туалет? Это была небольшая ниша с деревянным сиденьем, расположенным над квадратным отверстием, которое вело в самый низ крепостной стены, в своего рода яму, где раз в неделю происходила биопереработка посредством органо-динамического процесса, более известного под названием «Шон Ягг и его тачка». Это Маграт еще могла понять. Это некоторым образом вписывалось в общую теорию знати и простонародья.
Но что ее шокировало, так это крючки и вешалки в уборной, которая почему-то служила еще и гардеробом.
Да, да, крючки и вешалки предназначались именно для одежды. Как объяснила Милли, здесь хранились наиболее дорогие меха и платья. А коварную моль отгонял сквозняк из отверстия и… запах[18].
Но Маграт решительно пресекла эту порочную практику.
Она лежала в постели и смотрела на потолок.
Конечно, она хотела выйти замуж за Веренса, даже несмотря на его безвольный подбородок и слезящиеся глаза. Сейчас, во мраке ночи, Маграт понимала, что не имеет права быть привередливой, к тому же не каждой девушке удается заполучить в мужья короля.
Просто ей он больше нравился, когда был шутом. Есть что-то привлекательное в мужчине, который позвякивает при ходьбе.
А теперь в будущем ее ждали плохо сотканные гобелены да сидение у окна с задумчивым видом.
Она досыта наелась томами по этикету и всевозможными родословным, а Твурповская «Книга Пэров Питнадцати Гор и равнины Сто» преследовала ее во сне.
Но, чтобы стать настоящей королевой, все это нужно выучить. Длинная галерея была забита подобными трудами, а Маграт и до середины ее не добралась. Как обращаться к троюродному брату графа? Что означают картинки на щитах, все эти смотрящие назад или идущие с поднятой правой передней лапой и косящиеся вправо львы?
А одежда? Мантилью Маграт решительно отвергла, но большая остроконечная шляпа с длинным шарфом позади ей тоже не сильно нравилась. Может, на ком-то эта шляпа и смотрится, но Маграт в ней выглядела так, словно ей на шею кто-то уронил большую порцию мороженого.
Нянюшка Ягг сидела перед камином в халате, попыхивала трубочкой и лениво подстригала ногти. Периодически раздавался пронзительный свист рикошета. Потом послышался звон — это разбилась масляная лампа.
А матушка Ветровоск лежала в постели, неподвижная и холодная. В ее руке, испещренной синими венами, была зажата записка, говорящая о том, что матушка «НИ УМИРЛА».
Ее разум парил над лесом и искал, искал…
Вся беда была в том, что туда, где не было глаз, чтобы видеть, и ушей, чтобы слышать, матушка проникнуть не могла.
Вот почему она не заметила низинку рядом с Плясунами, в которой спали восьмеро мужчин. Спали и видели сны…
С другими освоенными человеком землями Ланкр соединяется мостом через Ланкрское ущелье, где протекает мелкая, но убийственно быстрая и коварная речка по имени Ланкр[19].
Достигнув обрыва, карета остановилась.
Дорогу перегораживал шлагбаум, небрежно раскрашенный красной, белой и черной красками.
Кучер потрубил в рог.
— В чем дело? — осведомился Чудакулли, высунувшись из окна.
— Троллев мост.
— Ничего себе.
Через некоторое время из-под моста донесся грохот, и через парапет перелез тролль. Впрочем, для обычного тролля на нем было слишком много одежды. Кроме обязательной по закону набедренной повязки он носил еще и шлем. Изначально шлем предназначался для человеческой головы, поэтому на башке тролля он удерживался лишь при помощи шнурка. В общем, тролль именно «носил» его.
— Что такое? — спросил проснувшийся казначей.
— Там, на мосту, тролль, — ответил Чудакулли, — но он под шлемом, стало быть, он скорее всего какой-нибудь местный чиновник. Так что вряд ли он будет нас есть[20]. Ты, главное, не бойся…
Казначей хихикнул — разум его быстренько взял ноги в руки и помчался куда глаза глядят.
У окна кареты появился тролль.
— Добрый вечер, ваши светлости, — поздоровался он. — Таможенный досмотр.
— Что вы, что вы, мы совершенно не больны, — пролепетал уже совершенно счастливый казначей. — Тем более этим. Я имею в виду, то есть, мы волшебники, поэтому, э-э, нам нельзя…
— Я спрашиваю, — сказал тролль, — не провозите ли вы случайно пиво, крепкие напитки, вина, галлюциногенные растения или книги непристойного или распутного содержания?
Чудакулли оттащил казначея от окна.
— Нет, — ответил он.
— Нет?
— Нет.
— Уверены?
— Да.
— А не желаете ли приобрести?
— Мы что, похожи на козлов? — радостно осведомился казначей, несмотря на попытки Чудакулли сесть ему на голову.
Есть люди, способные войти в негритянский бар и толкнуть длинную речь в защиту рабства.
Но даже эти люди посчитали бы нетактичным упоминание слова «козел» в присутствии тролля.
Выражение лица тролля изменилось очень медленно, словно лавина величаво сошла с горного склона. Думминг попытался забраться под сиденье.
— Ну, мы поскакали? — раздался слегка приглушенный голос казначея.
— Это не он, — быстро проговорил аркканцлер. — Это говорят пилюли из сушеных лягушек.
— Меня невкусно есть, — объявил казначей. — Лучше моего брата съешь, он такой ко… Мф-мф мф-мф…
— Понятненько, — покачал головой тролль. — Кажется мне… — И тут он заметил Казанунду. — Ага! — воскликнул он. — Контрабанда гномов.
— Не говори чепухи, — возразил Чудакулли. — Контрабанды гномов не существует.
— Неужели? Тогда кто это у вас здесь?
— Я — настоящий гигант. В определенном смысле, — сказал Казанунда.
— Гиганты, знаешь ли, побольше ростом.
— А я болел.
При этих словах тролль несколько растерялся. Для него это была неразрешимая задача. Но тролль явно нарывался на неприятности — которые и обрел на крыше кареты, где принимал солнечные ванны библиотекарь.
— А это что за волосатый мешок?
— Это не мешок. Это библиотекарь.
Тролль потыкал в кучу рыжих волос.
— У-ук…
— Что? Обезьяна?
— У-ук?!
Минутой спустя путешественники, перегнувшись через парапет, задумчиво рассматривали протекавшую далеко внизу речку.
