— В трех… нет, уже в четырех местах, — соврала я.
— О как… больно небось.
— Ты даже не представляешь как.
— Да поставь ты меня. На землю поставь! Я за помощью сбегаю. Нет, не боюсь. Да найду я куда бежать!
Мелкого с трудом, но выпихнули наверх. Над могилкой показалось лицо подпрыгнувшего паренька. Оба с надеждой смотрим на пытающегося отряхнуться малыша.
— Всё, я пошел. Скоро вернусь.
Я заволновалась. Это он за вампирами, получается, пошел? Хрен их знает, может, тут и вампиры есть. После говорящего трупа с претензиями я уже ничему не удивлюсь.
— Погодь! А чего искал-то?
Паренек обернулся, вытер рукавом нос, тут же ставший таким же грязным, как и рукав, задумался.
— Монету, — крикнули из могилы. — Ему, видите ли, нужна неразменная монета.
— А чего это?
— Мертвым в рот кладут, — пояснил малыш и вздохнул. — Ее потом трать не трать, все равно вернется. А у них серебро было… Кладбище больно богатое, с медяками не хоронили. А я так лошадку хотел…
Ошарашенно на него смотрю. Так это чего, те монеты, которые из наших зомби постоянно сыплются? Они их поднимают, суют в рот, но монеты все равно сыплются. Дыр-то много. Щеки есть не у всех. И тем более… некоторые и вовсе без головы бродят.
Залезаю здоровой рукой в мокрый слипшийся карман, с остервенением там копаюсь. Да где же это? Где?!
— Ну ладно, Арчи. Не скучай, я скоро.
— Осторожно там, мало ли, вдруг оборотни на охоту вышли.
Тут еще и оборотни есть? Я придушу мага. Он теперь смертный, его должно пронять.
— Подумаешь, я принц! Они от одного моего запаха передохнут.
Хихикаю. Это нервное. О, вот она!
— А… у меня есть монета! Неразменная!
Гордо демонстрирую погнутую почерневшую металлическую штуковину, которую один из зомбиков так и не поднял, ибо рухнул рядом и рассыпался на составляющие. Маг сказал, что срок вышел.
Малыш обернулся и, сощурившись, присмотрелся к тому, что я так бодро сжимала в руке.
— Ну что, она?!
— Гм… меня вообще-то обмануть сложно. Я магию такого рода чую… — Подходя ближе и вытягивая от любопытства шею.
Еще чуть-чуть, и смогу его схватить и уволочь к себе. Мысль мелькнула и с ужасом огляделась в пустом пространстве черепа. Ее никто не поддержал.
— Она! — радостно. — Точно, она! Я эту магию завсегда узнаю. Арчи, рычи, я монету нашел! А ты говорил, что зря идем.
Прячу монету обратно, буквально выскальзывая из хватки ребенка. Ребенок едва не ухнул следом, растерявшись оттого, что приз убрали.
— Эй, — обиженно, — отдай мою монету!
Как у детей все просто. Едва что-то увидели, и всё, это уже их собственность. Или это только у принцев так принято?
— Только в обмен на мазь, — категорически. — Пока мазь не дашь, фигушки тебе, а не монетка.
— Ага, а ты потом вылезешь и ничего не дашь! — возмущенно.
— Дам. Слово ведьмы! Только дай мазь, а?
Перед глазами, к слову, уже все плыло. Рука уже не болела, зато пульсировала вся правая половина тела. Было плохо, бросало то в жар, то в холод. Все происходящее стало казаться непрекращающимся ночным кошмаром, от которого невозможно сбежать. Хотелось проснуться дома, в своей кроватке, выпить горячего чаю и…
— Блин. Арчи!
— Не дам. Она обманет!
— Ну дай ей мазь.
— Нет.
— Ну дай-дай. — Голосом, который предвещал близкую детскую истерику.
— С ума сошел?! Это мама на крайний случай дала — а вдруг коленку поцарапаешь?
— А-а-арчи-и-и-и…
Даже меня перекосило от рева его королевского высочества. Избаловали его вампиры. Арчи небось что-то вроде слуги и телохранителя в одном флаконе. Старшие братья так младшим не потакают.
— На.
В могилу упало что-то мелкое, булькнув и мгновенно уйдя на дно. Падаю на колени, судорожно это что-то разыскивая. Лишь бы не затонула, лишь бы не затонула, лишь бы не зато… Есть. Вот она! Ой, это череп. А где баночка? О, вот!
Бросаю черепушку, открываю баночку зубами и зажимаю горлышко во рту.
Так… теперь стянуть куртку с больной руки. Блин, как больно-то… уй, елки.
Застываю, глотая слезы и стараясь не реветь.
— Монету дай, — потребовали сверху.
— Сначала проверю, действует ли мазь.
— Хм. Ну проверяй, только мы других-то и не брали.
Мне плевать. Изучаю обломки костей, грязный, сбившийся бинт и стекающую вниз кровь. Сколько у меня ее? Видать, много.
Бинт тоже сняла не сразу, но сняла. От боли перед глазами летают звездочки, стены могилы изгибаются, как в фильме ужасов. Такое ощущение, что я нашла свою могилу. Если потеряю сознание и рухну, то утону и не воскресну. В этой жиже вообще выжить сложно. Так что…
Так.
Вываливаю содержимое на рану, стараясь не обращать внимания на острое ощущение жжения в тех местах, где мазь касалась раны.
— Все вымазывай, а то не подействует, — сообщили сверху.
Устало киваю и размазываю остатки по всей руке. Она у меня уже наполовину черная. Офигенный мне переломчик маг организовал. Главный сосуд порвала, что ли?
— Ну как?
— Щиплет. — Сажусь в грязь, ибо ноги не держат.
Жжение охватило всю руку и становилось все сильнее, словно опустила ее в таз с горящими углями. Боль стала еще сильнее и обдала адским огнем. Затем, с громким чмоком, разошлись края раны, и вонючий гной хлынул оттуда наружу.
— Так и должно быть. Мертвое отомрет, живое оживет. Давай монету, пока еще жива.
— А то что?
Удивленная мордашка, свесившаяся с края могилы.
Из последних сил встаю, выбрасываю руку вверх и утягиваю принца в могилу.
Визг ребенка, крик паренька, застрявшего неподалеку, и всплеск от двух тел.
— Эй, ты чего? Пусти!
Меня укусили за руку… больную, малолетний гад. Больно, наверное, но она горит, и я временно не могу оценивать степень боли.
— Говори, что за дрянь ты мне дал. Я подыхаю?
На меня страшно смотреть. Я почти не соображаю, стараясь только не орать. Да что ж это такое! Когда ж все это закончится?!
— Да нормальную я мазь дал! Все сейчас пройдет, потерпи!
— Угу. А если сдохну — тебя никто не подсадит. Вы оба здесь и останетесь. Вода-то не убывает. Сколько в холоде можешь пробыть? А потом рассвет — и капут. От солнца умеешь прятаться?
— С чего ты взяла, что я должен бояться солнца? — с огромным интересом спросил ребенок.
— Ну как же, все знают, чего боятся вампиры: солнце, чеснок и святая вода…
Меня перебил детский смех.
— Говори, что за мазь.
— Не скажу! — Обиженно.
— Как ты думаешь, что сделают с тобой и твоим другом местные жители, когда придут проведать могилки горячо любимых усопших родственничков, а тут вампиры?
Ребенок побледнел.
— Арчи! Кинь мазь, Арчи!
В воздухе что-то мелькнуло. Я сползла по стенке, сжимая зубы до хруста и воя на одной ноте. Было даже не больно, было очень горячо.
— Потерпи! — Мне опять что-то намазывали на руку. — Просто две мази. Одна омертвляет умершее, вторая оживляет живое. Блин, ты много намазала! Ну потерпи.
Ребенок всхлипнул, вытер рукавом нос и продолжил намазывать мне руку серебристой слизью.
Закрываю глаза и пытаюсь дышать.
Вроде… вроде отступает. Не знаю, я уже не соображаю. Темно как-то вокруг… Кажется, я все-таки потеряю сознание.
23:41
Просыпалась медленно, урывками. Было очень холодно, рядом кто-то тихо дышал.
Руку сильно дергало, но боли не было совсем, такое ощущение, словно я умерла или ее ампутировали.
В голове проклюнулась новая мысль: «Бывает ли мир без боли?» Я ее осмотрела и затолкала обратно. Только философии недоделанной мне сейчас и не хватало.
— Ну? Ты как? Живая?
Поворачиваю голову и открываю глаза, стараясь сфокусировать взгляд. Рядом сидит грязный ребенок, дрожит, но смотрит внимательно и с любопытством. Глаза черные, сам симпатичный… но грязный. Очень. И мокрый.
— Да.
— Она жива!
— Отлично! Как рука, ведьма? — Голос доносился откуда-то сбоку, приглушенно как-то. Кое-как вспомнила, что вообще случилось. Пытаюсь сесть, чувствуя, как онемели ноги. Лежала-то я в воде. Только грудь и голова наружу. И то только потому, что ребенок держал. Боялся, что, если утону, его уже никто не вытащит. Молодец… соображает.
Помог мне встать, едва сам не рухнув в грязь.
— Нормально. — Сжимаю и разжимаю пальцы. Надо же… и впрямь ничего. Дергает только!
— Так и должно быть. Скоро пройдет. Не все же сразу.
Киваю и внимательно смотрю на край могилы. Смогу или нет забраться?
— Сначала я. — Меня подергали за куртку и требовательно уставились черными, как сапфиры, глазами.
— Обойдешься. Поможешь мне вылезти, вытащу тебя.
— Не нарывайся, ведьма. Я тебя укусил. А я вампир, тоже ведь утром умрешь. А потом воскреснешь и мне служить будешь.
Я только пожала плечами и демонстративно сложила руки на груди, ребенок нахмурился и тоже сложил руки на груди. Выглядело забавно.
