— Какого числа вы улетели с Лохудринска?
— Седьмого апреля.
— А прибыли на Бастманч?
— Девятого.
— Где вы были восьмого с девяти до одиннадцати?
— На Смердяево.
— Сколько причалов на астероиде Смердяево?
— Один…
— Шесть! — возразил Курдюк.
Зинка хотела снова шлепнуть его по жирным губам, но толстяк перехватил ее руку и преданно вылупился на Зигфрида.
— Вот вам и результат, — заявил Пофиговский, проглотив честно заработанные полстакана. — Вы не были на Смердяево.
— А где же я был?
— Либо где-то в другом месте, либо вообще — нигде.
— Как это? А груз, а менеджеры злюхинские? Их тоже не было?
— Не было, — доктор улыбнулся. — Это ложная память. Кто-то очень красиво промыл вам мозги, милостивый государь.
— А груз? — растерялся Безногий.
— А груз к вашему кораблю прицепили так же, как и «приняли на работу». В рамках ложной памяти. Вы помните, что это делали монтажники на Смердяево, а в действительности это сделали…
— Федералы! — грохнул ладонью по столу Професор. — Говорил же я — подвох!
— А что, такое возможно… ну, с мозгами? — удивился Курдюк. — А как?
— А берут такой здоровенный шприц, вставляют в ухо и ка-ак надавят на поршень! — Зинка вставила указательный пальчик толстяку в ухо и резко надавила.
Курдюк охнул и свалился под стол. Пропасть залилась звонким смехом, но Професор ее приструнил:
— Это, между прочим, опасный прием из арсенала войскового спецназа. Ты, случаем, там не служила?
— Ну что ты, милый! — Зинка ловко перебралась на колени к горбуну. — Или ты меня боишься?
Професор неожиданно покраснел и смутился. С его внешностью и страшным немигающим взглядом этот юношеский румянец не вязался. Однако основным объектом внимания был Зигфрид, и о професорском смущении все быстро забыли.
— Разработкой специальных приборов для манипуляций с памятью и личностной матрицей человека занимаются особые закрытые институты. Широкой общественности о них известно крайне мало, — пустился в рассуждения Пофиговский, — но сам факт их существования ни для кого не секрет.
Безногий неожиданно ощутил, что в голове происходит нечто странное. В его мозгу будто что-то забурлило, и мощное течение (с водочным запахом) вынесло на поверхность мысленного моря незнакомое словосочетание явно технического характера. Какое отношение оно имеет к теме беседы, капитан не понимал или не помнил, но отмахнуться от всплывшей невесть откуда подсказки не смог.
— Мозгоклюй Корабельный Мозгоклевательный, — выпалил Зигфрид.
Кроме доктора, все посмотрели на капитана с недоумением. Пофиговский же смотрел с интересом.
— «МКМ-1»? Есть такой прибор. Как раз для мозговой промывки, — врач задумчиво поднял бровь и заглянул на пустующее дно стакана.
Там мгновенно забулькала новая порция консультационного гонорара.
— Точно! «МКМ-1»! — согласился Безногий, прикладываясь прямо к горлышку. — Только я не помню, где это слышал.
— Раз «корабельный», значит, на корабле, — подал голос Професор. Он разрумянился пуще прежнего и произносил слова как-то отстраненно, словно витал в облаках. Зинка на его коленях тоже почему-то притихла. Она сидела, не шевелясь и ошалело улыбаясь. Взгляд ее плавал и ни на ком конкретно не останавливался. Что происходило у них на стуле, понять было невозможно.
— «МКМ», хм…Тогда нет ничего удивительного в том, что вы начинаете кое-что вспоминать, — сделал вывод доктор. — Мозговой Калибратор Модифицированный создает довольно прочные блоки, но их разрушает…
Он выразительно постучал по стакану.
— Маня, водки! — мгновенно сориентировался Пережевалкин. — Будем Устиныча лечить!
— Нет, за раз этим не вылечишься, — возразил Пофиговский.
— Ну хотя бы за надежду на выздоровление выпьем, — парировал Сема.
— А за сколько можно вылечиться? — спросил Зигфрид.
— Думаю, три-четыре интенсивных курса по десять дней…
— Запросто!
— Перерыв между курсами должен составлять не меньше трех недель! — строго предупредил врач.
— Первый курс пройдешь у меня! — заявил Пережевалкин. — Бесплатно!
— Но я бы посоветовал воспользоваться тем же «МКМ-1» и вернуть себе память в полном объеме без такой серьезной нагрузки на печень. Цирроз, знаете ли, не дремлет…
— А если мне не удастся раздобыть такой прибор?
— Тогда раздобудьте хотя бы кристалл, на который записаны стертые фрагменты. Его можно вставить в обычную бытовую стереовидеоквадроаудиосистему и просмотреть свои воспоминания заново, как объемный фильм. Это, конечно, займет слишком много времени, но лучше уж так, чем никак.
— Вспомнить незабытое! Назло врагам! — грозно рыкнул тщедушный Сема.
— Скорее — запомнить незабытое заново, — сомнительно приукрасил мысль Пофиговский.
— Значит, кристалл, — Безногий нервно почесался. — А где искать?
— У Бандерского в конторе, где же еще? — произнес каким-то совсем уже размякшим голосом Професор. — Это его бойцы тебе черепушку перекроили, точно — к бабкам не ходи.
— Задачка… — Зигфрид совсем скис. — Контора земной разведки — это не Бастманч, туда так просто не проникнешь. Тут особый талант надо. Да и если проникнешь — где там этот кристалл искать? Он, поди, в самом толстом сейфе спрятан.
— Медвежатник нужен, — солидно бросил Сема. Сам он никогда в криминальных делах замешан не был, но «по долгу службы» кое в чем разбирался. Через его кабак ежедневно проходили десятки самых достопримечательных личностей.
— Это, господа, лежит вне пределов моей компетенции, — щегольнул напоследок терминологией Пофиговский.
Благодарный Зигфрид ему все равно налил.
— Сем, что, ни одного на примете?
— Как назло! — Пережевалкин обеими руками взъерошил шевелюру, но так ничего и не придумал.
— «Гундос» нужен, — из-под стола промямлил очнувшийся Курдюк.
— Какой еще «гундос»? — удивился Зигфрид.
— Професор его знает…
— Мерзони, — елейным голосом поведал горбун. — Ублюдиан Мерзони. Лучший медвежатник Галактики. Он тебе и проникнет, и выкрадет… Только ставки у него…
— Ну, дело-то святое! — укоризненно сказал Пережевалкин.
— А любому гундешманцу на это плевать. Для них чем хуже землянам, тем лучше. Если повезет, его можно будет на бартер какой-нибудь вытянуть, но тут никаких гарантий. Я с ним давно уже не виделся. Может, он вообще завязал.
— Лучший медвежатник Галактики? — усомнился Безногий. — Вряд ли.
— А позвольте полюбопытствовать, — задумчиво встрял Пофиговский, — каковы критерии такого… титулования?
— В смысле — почему лучший? — Професор усмехнулся. — Девятьсот сейфов на его счету, половина — категории А-10… это высшая, теоретически не вскрываемая… Ну и не поймали его до сих пор.
— Что, ни разу не сидел?! — изумился Сема.
— Я же говорю — лучший!..
* * *
— Агент Бляйман докладывает: капитан догадался, кто повинен в его амнезии, и собирается выкрасть у нас кристалл со своими воспоминаниями. Даже решил нанять для этого гундешманского вора Ублюдиана Мерзони, — Сбондин положил рапорт на стол генерала.
— Выкрасть? Очень интересно. И что вы намерены предпринять?
— Я намерен передать эту информацию через надежных посредников Злюхину…
— Кому? — удивился Бандерский.
— Якову.
— Про кристалл?
— Нет, про Мерзони. Я думаю, Злюхин не упустит такой шанс. Платить Безногому нечем, и он постарается нанять Мерзони в обмен на какую-нибудь услугу. Я уверен, что эту «услугу» придумает Яков.
— А этот… гундешманец… он согласится?
— Злюхин умеет убеждать. При его капиталах научиться этому несложно.
— Ну вы и закрутили, Федор, — Бандерский пошевелил губами, словно проговаривая все предложенные подполковником ходы. — Это… это прямо… детектив какой-то…
— У нас все получится, — позволил себе чуть-чуть улыбнуться Сбондин. — Охота на Злюхина вступила в завершающую фазу, вот увидите, скоро он сядет…
* * *
С виду Ублюдиан Мерзони был самым обычным зеленым гундешманцем. Ну разве что быстрым в движениях и с постоянно бегающими глазками. Прибыл он рейсовым экспрессом, в вагоне «эконом-класса», и не выделялся из разношерстной толпы пассажиров решительно ничем. Если б не зоркий глаз Професора, никто из «членов военного совета» его бы даже и не заметил.
— Хорошо выглядишь, — здороваясь с горбуном, сказал гундешманец. — Бледненький такой, почти зелененький…
— Это от тебя отсвечивает, — буркнул Професор.
На самом деле он был скорее «синеньким» от сердечной перегрузки. Потому что, начиная с позавчерашнего вечера, когда «совет» принял решение обратиться к Мерзони, не вылезал из Зинкиной постели. Скрытые внутренние резервы Професора настолько поразили Пропасть, да и его самого (до этого о близости с женщинами он знал лишь теорию), что друзьям стоило немалых трудов вырвать горбуна из Зинкиных объятий, а затем хотя бы временно вывести его из любовного транса, чтобы он помог с опознанием Ублюдиана в толпе приезжих.