Ничего не поделаешь, такая уж странная и легко уязвимая эта штука — человеческий мозг. Подавишь что-то одно, а что-нибудь другое возьмет да и выпрет. В наше время этого явления политики очень боятся, а социологи тщательно изучают. И хотя за столько веков ученые вроде бы изучили мозг намного лучше нас, природа то и дело преподносила им сюрпризы, щелкая их по любопытным носам.
Вернувшись с «Габрово», Циана бросилась на шею своему старому профессору. Ей было бесконечно одиноко — вероятно, такой уж она родилась — непригодной для своего времени… Он, профессор, не знал, что значит быть историком, когда тебя влечет не на астероиды, а в прошлое. Как оказалось, единственный близкий ей человек-она это поняла только сейчас-остался в двадцатом веке. Так вот, ей тоже ужасно хотелось бы хоть краешком глаза, хоть на пару деньков заглянуть в этот век. Циана не жалела слов и слез, чтобы разжалобить старого профессора.
Она еще не успела прибыть с астероида, а на земле уже были получены благодарности за исключительные достижения в науке — благодаря истории с компьютером! — так что профессор не мог отказать ее просьбе и выхлопотал для нее самый совершенный хронолет. К тому же он лично переправил ее в двадцатый век и высадил в окрестностях Софии, надеясь, что небольшое путешествие в прошлом, о котором она так мечтала, лучше всяких психолабораторий излечит его бывшую студентку от романтических бредней. Путешествие «автостопом» — одно из немногих романтических приключений сурового двадцатого века, доступных любому молодому человеку, если он достаточно вынослив, чтобы простоять пару часов на шоссе. Для девушки вроде Цианы это время значительно сокращалось. Любой мало-мальски сведущий в математике человек мог бы высчитать его по формуле: чем короче юбка, тем меньше время ожидания. На беду, в это время дня машины были битком забиты или же рядом с водителями сидели женщины, не дававшие своим мужьям даже глянуть в сторону девушки. Однако ветер, который тоже интересовался ее короткой юбчонкой, продолжал настойчиво поднимать ее руку. И хотя продрогшей Циане казалось, что с тех пор, как она оказалась на автомагистрали, прошла целая вечность, на самом деле она простояла не больше пятнадцати минут.
Небольшая грязно-белая машина отделилась от общего потока, гостеприимно распахнулась ее дверца, но в тот же миг сзади на нее налетел огромный грузовик. Раздался ужасный скрежет, что-то лязгнуло и задрожало. Циана зажмурилась, а когда открыла глаза, увидела, что грузовик только уткнулся в тупой задок грязно-белой машины, не причинив ей никакого вреда, и уже виновато сдавал назад. Однако владелец грязно-белой машины, успев убедиться, что на его машине нет и царапины, размахивал кулаками, грозя в сторону высокой кабины грузовика, и извергал слова, показавшиеся Циане неприличными. Изучая язык двадцатого века, она, естественно, познакомилась и с некоторыми бранными выражениями.
Шофер грузовика смачно выругался, после чего резко распахнул перед Цианой дверь и крикнул:
— Садись, крошка! Брось ты этого психа!
Циана пересела к нему, потому что грузовик выглядел намного надежнее грязно-белой машины.
Как только они тронулись, шофер победоносно хохотнул:
— Вот так, крошка, а то эти засранцы собирают все сливки на дорогах. Ну, этому я сегодня во сне буду сниться, это — как пить дать! Как я его звезданул? Видала, а?
Циана не поняла, о каких сливках он говорил, но его грубое лицо и самодовольная похвальба показались ей весьма мужественными.
— Ты откуда? — спросил он вместо того, чтобы поинтересоваться, куда она направляется. — Немного музыки, не возражаешь?
Внезапно кабина наполнилась такой невообразимой какофонией, что ее неубедительный ответ потонул в общем грохоте:
— Была за городом, дышала чистым воздухом.
На самом же деле здесь оказалось ближайшее к Софии место, где хронолет мог незаметно привремениться.
— А ты, кажись, не здешняя, и разговор у тебя не здешний.
Для Цианы это было неожиданностью. Она-то думала, что хотя бы внешний вид и говор ее не выдадут.
— Что это за музыка? О чем они так кричат? — перебила Циана, чтобы отвлечь его внимание.
— О любви, о чем же еще? — снова засмеялся шофер, очевидно, все еще чувствуя себя победителем. — А ты не боишься скитаться одна? А если кто-нибудь нападет?
— Я достаточно сильная. Кроме того, знаю разные приемы самообороны.
— Попадешься битюгу вроде меня, никакие приемы не помогут.
Увесистые кулаки, сжимавшие баранку руля, были почти с ее голову, так что ее приемы и впрямь не помогли бы ей, но Циана не испугалась. Сила, исходившая от шофера, не вызывала опасений. Циана инстинктивно чувствовала в нем какую-то стыдливую нерешительность.
Мужчина, голосивший по радио, умолк, вероятно, в надежде, что его дикарский зов будет услышан. Его сменил приятный женский голосок: «Обещай, что светлым будет наше прошлое-е-е…» В грузовике трясло и болтало, однако Циана почувствовала, что при всей невероятности требования слова попали точно в цель. Ах, как ей нужно было, чтобы кто-нибудь пообещал ей светлое прошлое, в которое она бросилась очертя голову! Она спросила:
— О чем говорится в этой песне?
— Не слыхал, но, наверное, тоже о любви, о чем же еще? Ух, какая замерзшая ножка! — корявая и теплая рука шофера легла на ее колено. Потом с требовательной нежностью двинулась вверх по бедру. И вдруг из глотки шофера вырвался какой-то странный, будто с трудом продравшийся крик, подобный крикам орангутанга, только что раздававшимся по радио:
— Ух-ха! Ну, значит!
— Вы сказали — значит? Что значит? — спросила молодой историк.
Шофер смутился и даже как будто немного разозлился.
— А вот то и значит! Понавыдумывали разные там планы-графики, мать их разэдак, эти чертовы автострады, где нельзя остановиться! Послушай, крошка, давай встретимся вечерком, а? Выпьем по одной, согреемся. А ты лакомый кусочек, на тебя как только глянешь, так и тянет выпить!
Не почувствовав в его приглашении никакого подвоха, Циана тут же согласилась. Ей нужно было, чтобы кто-нибудь ввел ее в современную жизнь. Надеяться на то, что она сегодня же разыщет своего историка, не стоило.
— Ну и лады! — опять как-то странно воскликнул шофер, очевидно, несколько удивившись ее согласию. — Только ты меня извини, в центр подбросить не смогу, опаздываю. Говори, где встретимся! Только смотри, не обмани! — забеспокоился шофер, озадаченный ее молчанием.
— Прежде всего мне нужно найти гостиницу. Дай мне свой визофон.
— Чего-чего?
— Извини, я хотела сказать, телефон! — Циана похолодела, поняв, какой промах она допустила. Если так будет и дальше…
— Ладно. Я буду ждать тебя на работе. Попроси Мишку. Записывай!
Грузовик так качало и кидало, что Циана стала опасаться, не развалится ли он по дороге. Когда она, наконец, вышла из машины на какой-то забитой людьми остановке, в кабине остался трогательно счастливый Мишка, готовый, наверное, годами сидеть у телефона и ждать ее звонка.
Остановка — отталкивающе грязный, с выбитыми боковыми стеклами навес — находилась на не менее грязной улице: серо-черный настил, грязные обрывки бумаги, пластмассовые отходы, однообразные длинные здания цвета костей, пролежавших в земле тысячелетия.
Стоявшие на остановке люди глазели на нее, когда она неловко спускалась с грузовика и ее короткая юбчонка задралась до неприличия. Женщины смотрели на нее явно недружелюбно. Мужчины оглядывали тайком, те, что постарше, — насмешливо, а те, что помоложе, таращились во все глаза, будто вот-вот из глоток у них вырвется: Ух-ха! Циана забеспокоилась. Наверное, она чем-то раздражала их. В книгах, которые она читала о болгарах того времени, подобные групповые картины не описывались. В них все жили дружно, сплоченные прекрасными идеями и чувствами. «Обещай, что светлым будет наше прошлое-е-е!» — пропела она в уме и принялась читать небольшие листки, которыми были обклеены ржавые пилоны, поддерживавшие навес.
Объявления были весьма впечатляющего содержания: ищу соквартирантку… продаю спортивную детскую коляску… продаю стереокассетник… студент ищет соквартиранта… Циана обрадовалась: значит, все-таки люди добры и общительны, раз готовы взять себе в соквартиранты незнакомого человека, лишь бы не жить в одиночестве…
Долгожданное средство транспорта наконец появилось, прервав ее радужные размышления, подлетело к остановке, сопя и пыхтя больше, чем Мишкин грузовик. Пока она колебалась, стоит ли им воспользоваться, толпа подхватила ее, потащила и втиснула в распахнутые двери. Зажатая со всех сторон как в тисках, она не успела встать поудобнее на обе ноги, как человековоз рявкнул, словно разъяренный динозавр, и взял с места так резко, что всех качнуло назад. И здесь еще раз была продемонстрирована сила их сплоченности — никто не упал.
