Хасан взвалил на плечо ковер и, пнув створку ворот ногой, сделал приглашающий жест. Друзья прошли следом за ним по замусоренной дорожке, почти не различимой из-за выросшей меж каменных плит травы.
— Одни бабы в городе, — поморщился Самсон, — а грязно, как в свинарнике!
— Последний Приют забыл, милок? — напомнил ему черт. — Там тоже чистотой не особо увлекались.
— Что делать? — вздохнул Рыжий воришка. — К хорошему быстро привыкаешь. Я ведь теперь не просто вор, я теперь вор с королевскими манерами. Тошно здесь. Раньше, помню, душа радовалась.
Действительно, куда-то исчезли прохладные фонтаны, засохли роскошные сады, и даже небо, пронзительно-голубое когда-то, стало грязно-серым, будто его затянуло дымом.
— Что-то горит? — спросил Бенедикт и принюхался.
— Тентогль волшебную бурду-мурду варит, — объяснил Хасан. — Сегодня обещал закончить. Весь город у дворца собрался — ждут!
— Посмотрим-ка поближе на этого предприимчивого химика, — зловеще прошептал черт и прибавил скорость.
Парни побежали следом. Хасан и его таксисты, сгибаясь под тяжестью ковров, старались не потерять их из виду.
В центре дворцовой площади стоял огромный чан. Женщины суетились вокруг, подкладывая дрова в костер. Пламя длинными горячими языками облизываю бока закопченной посудины. Толпа была в экстазе. Люди покачивались и завывали.
На деревянном помосте, что возвышался над чаном, стоял тщедушный человечек в маленькой круглой шапочке на лысой макушке. Он помешивал варево черпаком на длинной палке и вещал надтреснутым голосом:
— Волшебство не терпит жадности, дети мои. Несите еще золота!
На помост поднялась тоненькая девушка в простом платьице и, брезгливо наморщив носик, заглянула в котел.
— Фу, какая гадость, — воскликнула она и отшатнулась. — А золота больше нет.
— Как это нет? — возмутился колдун. — Надо, чтобы было! Тогда волшебное зелье будет действовать и великий колдун Тентогль, то есть я, снимет с вас заклятие демонов!
— Это кого он демонами обозвал? — воскликнул Самсон. — Нас, что ли?
— А кто мы для этих бедных женщин? — рассмеялся Гуча. — Может, добрые бабушки? Да если бы со мной кто сотворил такое, то вариться бы тому шутнику в подобном котле!
— Тише вы, остряки, — шикнул на них внимательно наблюдавший за развитием событий Бенедикт.
— Нет больше золота, и все! — Девушка топнула ножкой и, капризно надув губки, ласковым голоском попросила: — Ну, могу я оставить себе хоть этот вот маленький браслетик?
— Тебе жалко ничтожную капельку металла?! Тебя не волнуют страдания этих несчастных, потерявших надежду женщин? Ты пожалела отдать песчинку во имя спасения своих подданных? — Тентогль изобразил на сморщенной мордочке такую скорбь, что толпа внизу возмущенно зароптала.
— Вот гад, — выругался Самсон и сплюнул. — Последнее с девчонки снимает!
— С девчонки, говоришь? — ухмыльнулся Гуча. — Не узнал бультерьершу?
— Ой, мамочки, — выдохнул Рыжий, — как ее жизнь-то уделала!
За прошедшие десять лет Гуль-Буль-Тамар изменилась. Она не постарела, нет, напротив — стала выглядеть моложе. Вместе с килограммами косметики и золотых украшений с нее слетела надменность. Она казалась маленькой обиженной девочкой.
— Бросай, дочь моя, — добрым голосом сказал колдун, помогая ей расстаться с последней побрякушкой. Принцесса разжала пальчики — и тонкий золотой браслетик желтой змейкой скользнул в сизые клубы пара, поднимавшиеся из чана.
— Мошенник! — продолжал громко возмущаться Самсон. — Он ведь браслетик себе в карман опустил. У меня глаз на такие трюки наметан, не обманешь!
— Не кипятись, — осадил его Гуча. — Тебе этот товарищ никого не напоминает?
— Нет.
— А ты, Бенедикт, не узнаешь?
— Где-то я его видел. — Ангел внимательно посмотрел на колдуна. — Точно знаю, что видел, но вот где?
— Плохо, братцы! — рассмеялся Гуча. — Врагов надо помнить в лицо. Святого отца не узнали? Помните, он нас в прошлый раз на костре немного поджарил?
Бывший наследник пригляделся и воскликнул:
— Точно, он! Вот дела, а я еще голову ломал, куда он пропал! Я его еще тогда казнить хотел, да не нашел. Он словно сквозь землю провалился!
— Жаль, что не казнил, — помрачнел Гуча. — Чувствую, нам придется с ним повозиться.
Тем временем события вокруг чана шли своим чередом.
— дочь моя, — охмурял принцессу мошенник, — осталось добавить три капли живой воды, и готово!
— Так добавь! — Гуль-Буль-Тамар топнула ножкой.
— Добавлю, сразу же добавлю, но сначала пусть твои женщины добудут эту воду!
— Опять?! — взбесилась правительница. Она десять лет старалась быть терпеливой, но вздорный характер время от времени брал свое. — Паршивый индюк, ты много лет обещаешь сварить это вонючее пойло и каждый раз тебе чего-то не хватает! Я прикажу тебя самого сварить в этой гадости! А ну расколдуй всех сейчас же!
— Расколдую, как только будет живая вода, так расколдую! — проблеял Тентогль, пытаясь вырвать свою жидкую бороденку из маленького кулачка.
— Какую еще воду-моду тебе надо?
— Живую.
— А святой водой не пробовали, ваше преосвященство? — крикнул Самсон. На площади стало так тихо, что слышался треск горящего хвороста и бульканье в котле.
Принцесса выпустила бороду колдуна и выпучила глаза, узрев в толпе мужчин. Тентогль отступил на шаг, встал на расстеленный там же, на помосте ковер и, прошептав заклинание, взмыл в воздух.
Гуль-Буль-Тамар, очнувшись, закричала:
— Куда?! Вернись сейчас же, я тебе голову отрублю! Сама, своими руками отрублю!
— Ты демонам головы руби, дочь моя! — прокричал ей аферист сверху. — Это они тебя без мужиков оставили, а я тебе помочь пытался.
— Помог, как же! — взвизгнула девушка. — Полный гарем напомогал! Опускайся, сказала!!!
Ответом был издевательский смех.
— Уйдет ведь, паршивец. — Самсон в сердцах выругался, а Гуча сдернул с плеча Хасана ковер и вскочил на него верхом, словно на горячего скакуна. Ковер-самолет взлетел даже в неразвернутом виде.
— Остановись, поймаю — хуже будет! — прокричал черт вслед удирающему Тентоглю.
— А ты поймай сначала! — крикнул в ответ тот и, прибавив скорости, скрылся за городской стеной
Стражники кинулись было за ними, но, вспомнив, что летать они не умеют, принялись наводить порядок на площади. Как всегда бывает в таких случаях, началась паника. Кто-то побежал, кого-то раздавили, обезумевшие женщины снесли деревянный помост и опрокинули котел. К визгу и крикам добавилась вонь недоваренного волшебного зелья.
Парни немного растерялись — они и предположить не могли, что события примут такой оборот. Так и стояли — открыв рты и хлопая ресницами.
— Без голов захотели остаться, олухи, — проскрипел сзади чей-то голос. Тонкие костлявые пальцы больно вцепились в плечо Бенедикта. — Навязались на мою голову!
Друзья оглянулись и в один голос воскликнули:
— Гризелла!
— Она самая, — проворчала старуха. — Не видите, что ли, что сейчас на вас кинутся! Костей не соберете! А ну, марш за мной!
— Ты-то что здесь делаешь? — спросил Самсон, пробираясь сквозь толпу за вездесущей старухой.
— Торгую я здесь. Лавка у меня, — ответила ведьма, ткнув кулаком толстую тетку, загородившую проход. — да вот вас, идиотов малолетних, спасаю, хотя не пойму — зачем?
— Гризелла Бенесафуиловна! — Ангел остановился, церемонно опустился на одно колено и галантно поцеловал сухонькую ведьмину ручку. — Гризелла Бенесафуиловна, вы — самая достойная женщина из всех, что встречались в моей жизни! Я почел бы за честь назвать вас своей приемной матерью!
— Во загнул! — присвистнул вор. — А в жены взять — слабо?
Ангел смутился, а бабка больно стукнула Самсона клюкой.
— Я устрою тебе жену, — прошипела она, — я тебе такую жену устрою, милок, что ты всю жизнь будешь вспоминать свои слова!
— Уж и пошутить нельзя, — пробормотал бывший наследник. Зная сварливый нрав ведьмы, он уже жалел о сорвавшихся с языка словах.
— Все, дошутился, — отрезала Гризелла и, открыв неприметную дверцу в стене, юркнула в темный проход. — Пошутил, ишь! Я тоже шутить умею! Я такую тебе жену нашучу, что по сравнению с ней старая и, по-твоему, страшная ведьма Гризелла покажется тебе беленькой и пушистой!
— Прости, Гризеллочка! — завопил бывший принц, поняв, что бабка всерьез обиделась и собирается отомстить.
— Ни. За. Что, — отчеканила в ответ ведьма и пнула следующую дверь.
— Ух ты, — вздохнул Самсон, оглядывая помещение.
— Гризелла… — Ангел опустился на неметеный пол и расхохотался. — Гризелла, ты… ты просто прелесть!
Стены лавки были увешаны женским бельем, тем самым, что Гуча подарил ведьме. Точнее, что она сама себе подарила.
