Долгорукий был, конечно, парнем интересным, как и тема Японии в целом, но ведь он за все время ничего увлекательного мне так и не рассказал! Только удивлялся и ставил меня под угрозу разоблачения. А потому пусть лучше общается со своей предсказуемой соседкой. Так и ему и мне будет спокойней.
Я, конечно, видела, что он не единожды пытался привлечь мое внимание, но не реагировала. Однако, под конец этого длинного обеда он все же сумел меня удивить. В тот момент, когда Заславский застыл за спинкой моего стула, чтобы отодвинуть его для меня, а я уже готова была встать из-за стола, он дотронулся до моей руки, привлекая внимание, и сказал.
— Кабуки скучен лишь поначалу. Однако, стоит узнать японцев чуть лучше, и их искусство воспринимается уже совершенно иначе. Надеюсь, при нашей следующей встрече я не покажусь вам на столько скучным и вы уделите мне кроху своего внимания.
— Вы вовсе не показались мне скучным, Георгий Константинович. — Улыбнулась я ему в ответ. — Просто примите, как факт, что девушке могут быть интересны не только наряды и балы. И не стоит искать за каждым ее словом подвох и удивляться ее кругозору. Это, знаете ли, может и обидеть.
На том наше посещение Кремля в тот день и окончилось. С тех пор прошла уже неделя, но ни от Императора, ни от Долгорукого, ни даже от Заславского не было ни слуху ни духу. Отец и тот не желал со мной разговаривать о женской магической гимназии, лишь отмахиваясь большой занятостью. Его, к слову, и правда почти не было видно в усадьбе, так как он проводил слишком много времени в Кремле и часто в последнее время ночевал в Москве.
Занятия наши не смотря ни на что все же продолжались, однако, мы все впали в некий режим ожидания, и обучение проходило как-то рутинно и без огонька.
Вот я и стояла около окошка думая, чем же все это окончится и чем вызвана наша такая изоляция.
— Дуся, ну ты чего? — Снова обратилась ко мне Наташа. — Все будет хорошо. — И погладила меня по плечу.
— Конечно. — Согласилась я с ней и улыбнулась. — Все будет хорошо. Иначе ведь и быть не может!
— Тогда почему ты такая грустная? — Не поверила моим словам она.
— Просто я волнуюсь. Что там такого могло случиться, что папенька даже на ночь домой не приезжает?
— Ну, мало ли? Это же мужчины! — Пожала она плечиками. — Небось опять маются со своей политикой.
— В том-то и дело… — Снова задумавшись, протянула я.
— Ой, да ладно тебе! На то они и мужчины.
Спорное утверждение, как по мне, но в чем-то она права. Оглянувшись, я увидела, что и остальные девчонки из нашей компании сидят какие-то поникшие и вялые. Явно, их тоже посещают всякие не радужные мысли.
А, собственно, от чего мы киснем? Умер кто или в заболел? А может даже просто в беду попал? Так ведь ни то, ни другое, ни третье! Эх, сама виновата. Значит будем исправлять!
— Девчонки, что случилось? Вы еще затяните какой-нибудь грустный мотивчик и слезу пустите!
— На себя сначала бы посмотрела. — Буркнула Лида, не отрываясь от вышивки.
— А и посмотрю!
Я демонстративно встряхнулась. Поставила руки в боки, топнула ножкой, привлекая внимание, и запела песню «Валенки» известную всем в моем мире в исполнении Лидии Руслановой. Да, ее здесь еще никто не знал, но народные мотивы и напевы на то и народные, что всегда можно сказать, что я где-то там ее услышала.
Валенки, да, валенки, ой
Да не подшиты стареньки
Нельзя валенки носить
Hе в чем к миленькой сходить
Припев:
Валенки, валенки
Эх, не подшиты стареньки
Валенки, валенки
Ой, да, не подшиты стареньки
И пошла по кругу, разводя руки в разные стороны и немного приседая на каждом шаге.
Ой, ты Коля, Николай
Сиди дома, не гуляй
Hе ходи на тот конец
Ох, не носи девкам колец
Припев:
Валенки, валенки
Эх, не подшиты стареньки
Валенки, валенки
Эх, не подшиты стареньки
А потом зацепила по очереди всех своих подруг и, озорно сверкая глазами, показала следовать за мной по кругу и вступить в этот не хитрый танец. Сидевший все это время где-то в уголке Сережка, подхватил свои гусли и почти без ошибок заиграл мелодию песни. Вот, что значит талант!
Продолжение песни мы горланили уже все месте, не смотря на то, что до этого ее никто не слышал и не знал. Да еще и танец разнообразили кто во что горазд, продолжая, разве что, держать импровизированный хоровод и ходить по круг.
Когда песня закончилась, мы все дружно рассмеялись. Я же поглядела на нашего талантливого гусляра и, сама того от себя не ожидая, выдала частушку.
А гусляр у нас хороший,
Сердце беспокоится,
Разрешите, ой, гусляр,
С вами познакомиться!
Внезапно, Сережка, не будь дурак, тоже подорвался на ноги и выдал.
Топну левою ногой,
Топну правенькой,
Все равно девчонки любят,
Хоть я — маленький!
Мы зашлись хохотом и тут вперед выступила Лидия!
За околицей лесок,
А за лесом речка.
Где ты ходишь мой дружок,
Изнылося сердечко.
И ручки так вперед выставила, будто и правда страдала по нашему Сережке. Тот тоже не остался в долгу и, сделав вид, что испугался запел в ответ.
Три недели не купался,
И поймал не пузе вошь.
Она толстая, большая,
Из винтовки не убьешь!
Все! Продолжать мы больше не смогли и от смеха просто попадали там, где стояли.
Вот скажите, откуда это все в этих дворянках? Ведь они не просто водили со мной хоровод, они отплясывали так, как их уж точно никто не учил, но как плясали бы, родись они в какой-нибудь простой семье! Все-таки есть у нас у всех что-то в крови и подкорке сознания! Что-то, что можно назвать простым и емким словом Корни!
А Сережка! Нет, ну кто бы мог подумать, что он на такое способен! Сразу видно, что привык и обжился уже среди нас. И чувствует моя пятая точка, что не одно женское сердце будет подбито стрелами, пущенными из глаз этого мальчишки. Тут уж, как говорится, только дайте время подрасти!
Так мы и остались лежать на ковре. Моя голова лежала на животе Лиды. Лидина на Наташином и так далее. Сережка же снова уселся в свой дальний угол и начал тихо перебирать струны своих гуслей.
«Гитару ему подарить, что ли?» — Мелькнула у меня мысль.
— Дусь, как ты думаешь, нам все же разрешат заниматься магией? — Вдруг спросила меня Лида садясь и удобнее устаивая мою голову у себя на коленях.
— Будь перед собой честна, Лида… — Вздохнула я. — Тебя уже что-то сможет остановить? — Помолчав немного, задала я очень неудобный вопрос.
В комнате повисла тишина, разбиваемая лишь тихими переливами музыки.
— Меня, например, нет. — Призналась я. — Мы с вами прикоснулись к чему-то удивительному, волшебному, и боюсь что лично я уже не смогу от этого отказаться.
— И я…
— И я…
— И я…
— И я…
Раздалось от девочек, как эхо.
— Знаешь, Евдокия, — ответила на это Лида и внезапно погладила меня по голове, — когда я только попала сюда, то думала, что вся эта затея с магией лишь твоя блажь. Более того, я тебе не то чтобы ненавидела. Нет! Скорее презирала за то, что ты такая толстая, что такая несдержанная, что тебе все вокруг потакают, что даже отец пошел против правил общества ради удовлетворения твоей, как мне тогда казалось, прихоти, и даже всех нас и наши семьи в это втянул! А еще… еще я тебе дико завидовала. Завидовала, пожалуй всему из-за чего презирала и почти ненавидела. Разве что лишний вес из этого списка можно было смело вычеркивать.
Невольно я фыркнула про себя: «Что есть то есть, вряд ли кто-то бы позавидовал тому, как я выглядела даже еще пару недель назад», — и попыталась встать, чтобы лучше видеть ее лицо. Но девушка лишь чуть настойчивее пригладила мои волосы, как бы прося не двигаться, и я осталась в том же положении. Видимо, не видя моих глаз, ей было проще говорить. Другие девчонки тоже застыли, боясь, как мне кажется, спугнуть эту своеобразную исповедь.
