— Беги, я их задержу, — что есть мочи завопила Феврония, — тут кто первый, тот и прав!
Судя по всему, авторитет старших в Малом Халявце был непререкаем. Услышав приказ маменьки, Студнеслав отцепился от Гордона, напоследок (с видимым удовольствием) его пнул и буквально влетел из сеней к оцепеневшим дружинникам. Очутившись в горнице, он резко захлопнул дверь, накинул крючок, огляделся и кинулся к огромному сундуку, стоящему в углу. Несмотря на свой худосочный вид, молодому князьку удалось подтащить его к дверному проему и подпереть им многострадальную дверь.
— Чего стоите, записывайте! — затараторил Студнеслав, усаживаясь на том же самом сундуке. — Хотя нет, так будет слишком долго. Лучше слушайте и потом не говорите, что не слышали! Агриппину собирался отравить Гордон, я это точно знаю. Видел, как он на кухне ошивался, напевал неприличные частушки и существующие власти хаял почем зря. Потом подлюка что-то бросил в котел, стибрил со стола серебряную ложку и был таков.
Тут в сенях раздался душераздирающий крик, и жуткий грохот оповестил округу о том, что стены можно ломать не только с помощью специального тарана, но и простой человеческой головы. Правда, голова должна быть побольше и потверже.
— Пожар в тереме Старко устроил, однозначно! Мамочка видела, как он огниво покупал в лавке. Да что там лавка, я сам видел, как он огонь разводил и при этом князя нашего, любимого и всеми уважаемого Берендея, нехорошими словами обзывал. А в то время как огонь тушили, он наверняка под шумок из казны мешок золотых монет упер. Нужно срочно ревизию провести, и ежели чего не хватает, то всю недостачу на него повесить. Если взяться за дело с умом, то можно и тому и другому помимо политики чистую уголовщину пришить.
Кто-то отчаянно пошел на штурм запертой двери, но они выстояли. Они, это внешняя защитница Феврония, внутренний — Студнеслав и собственно сама дверь.
— Как честный человек и гражданин, я не мог молчать, стоять в стороне и равнодушно наблюдать. Готов на суде выступить на стороне государственного обвинителя и дать любые показания…
Дверь все-таки не выдержала и треснула.
— Непременно расскажите Берендею, что мы с мамой решили дать показания чистосердечно и, главное, добровольно. Дело можно закрывать: этих двоих в острог, нам от простого народа всеобщую любовь, а от власти признательность и денежную премию.
Только тут Студнеслав позволил себе перевести дух и вытереть рукавом текущую из носа кровь.
— Мамаша, можете расслабиться, я дал показания по всей форме, — крикнул он и постучал кулаком по двери. — Теперь, если эти выскочки захотят сделать то же самое, то будут всего лишь вторыми, а это значит, что им никто не поверит. Мол, хотят в отместку на честных людей напраслину навести.
Судя по всему, в сенях слова Студнеслава услышали, во всяком случае, тут же стало тихо. Сынок, отчаянно кряхтя, оттащил от двери сундук и вскоре утонул в раскрытых объятиях матери. Та в неравной битве за право первого слова пострадала несказанно больше своего отпрыска, но держалась молодцом. Ее оппоненты выглядели не в пример хуже, видимо, кулаки оказались такими же крепкими, как и зубы.
Солнцевский переводил свой взгляд с одного участника побоища на другого и не знал, что ему делать. То ли хохотать, то ли плакать, то ли всю четверку спустить с лестницы за учиненный в доме погром.
— Чего уставился-то? — хмыкнула Феврония. — Мы за него всю работу выполнили, извергов-супостатов изобличили, а он не мычит, не телится! У тебя вроде как особые полномочия, так что хватай их и в темницу. А бумаги можно и потом оформить, нечего в таком государственном деле бюрократию разводить.
— Нас можешь не благодарить… — подключился было младшенький «халявщик», но был резко осажен матерью.
— Еще чего, пусть отблагодарит по полной программе. Там, это, банкет и половину награды, что от Берендея получит.
— Половину?! — несмотря на абсурд ситуации, Изя не мог пропустить мимо ушей столь грабительский процент.
— Что, мало? — удивилась Феврония. — А и, правда, маловато. Ладно, уговорили, давайте две трети, думаю, это по-честному. Хотя, положа руку на сердце, вы и на это не наработали.
Изя был так возмущен услышанным, что даже он, наглый пройдоха, не нашелся, что сказать вконец обнаглевшей Халявщице. Он выразительно засопел, надул щеки и плюхнулся на скамью у выхода. Такой демарш черта остался никем не замеченным, хватало проблем и без него.
Драчуны потихоньку остыли и пытались привести себя в порядок. Как и следовало ожидать, больше всего пострадала Феврония, но никакие синяки и ссадины не могли стереть совершенно счастливую улыбку с ее лица. Однако не она занимала внимание Солнцевского, и уж тем более не ее шустрый сынок. В данном случае старший богатырь сконцентрировался на поверженной стороне. Эта самая сторона чуть постанывала, еле слышно ныла, прикладывала платки к разбитым и исцарапанным лицам, но не возмущалась и не спорила! Побитая парочка всем своим скорбным видом выражала полное согласие со словами Февронии, а во взглядах можно было вполне отчетливо прочесть искреннюю жалость, что не они заняли почетное место «Первого стукача».
«Похоже, они уверены, что подобное заявление может отправить их в острог, а то и на плаху», — пронеслась в голове Солнцевского совершенно нелепая, на первый взгляд, мысль.
Илюха повнимательнее посмотрел на Старко и Гордона и понял, что не такая уж эта мысль нелепая. Они действительно были искренне убеждены, что подобный донос может поставить жирную точку в этом деле.
— О времена, о нравы! — во всеуслышание блеснул своим школьным образованием Солнцевский и еле слышно добавил: — А еще княжеского рода.
— Что? — тут же переспросил Студнеслав.
— Ничего, — отмахнулся Илюха. — Говорю, повезло Берендею с родственничками.
Не уловив в голосе сарказма, выходцы из Малого Халявца приняли похвалу на свой счет и гордо хмыкнули: мол, что есть, то есть.
— Так мы пошли? — наконец поинтересовались мамаша с сыночком, когда надоело пыжиться, словно индюки.
— Идите, — охотно согласился старший богатырь, — благодарю за службу!
— Рады стараться! — дружно отрапортовали победители и, прихрамывая, покинули «Чумные палаты».
Солнцевский, с трудом сдерживая смех, взял из шкафа набор для письма и со всей значительностью расположился за столом. Даже в свое родное время он крайне редко брал в руку ручку, а если и брал, то, как правило, это был золотой «Раrкеr». Теперь же, когда в качестве канцелярских принадлежностей выступали перья, выдернутые из крыльев несчастных гусей, процесс чистописания стал для него и вовсе мучителен. Несмотря на это, могучая рука обмакнула перо в чернила и, уронив на бумагу жирную кляксу, корявым почерком вывела на пергаменте следующее:
ПРОТОКОЛ
Над седой равниной моря ветер тучи собирает.
Между тучами и морем гордо реет Буревестник.
То стрелой взлетает к тучам, то крылом волны касаясь…
Учился бы в школе лучше, написал бы больше. А для соблюдения формальностей хватит и этого.
Несмотря на то, что протокол оказался не очень развернутым, времени на него Солнцевский затратил вполне достаточно, чтобы подозреваемые заметно занервничали.
— Извиняюсь… — откашлявшись, привлек внимание к своей персоне Гордон. — Если уж у вас особые полномочия, то, может, в виде исключения, вы нас сами судить будете?
— Точно! — обрадовался Старко. — По старой дружбе влепите нам по десятке и быстренько вышлете из города под конвоем.
— А то у Берендея нрав суровый.
— Под горячую руку точно на кол посадит.
— Или голову отрубит.
— Или и то и другое, если особенно не в духе будет.
— Может, договоримся?
Последние слова были сказаны таким заискивающим тоном, что Илюха презрительно скривился. Пора было заканчивать этот балаган.
— Значит так, — начал Илюха и бросил на подозреваемых самый строгий из своих взглядов, — все, что тут сказали уважаемая Феврония Халявщица и ясноокий Студнеслав, должным образом оформлено и приобщено к делу. В любой момент я могу дать этому ход и передать вас с рук на руки Берендею. Но для пользы дела я этого делать не буду. Пока не буду!
Илюха сделал такое ударение на слово «пока», что Старко с Гордоном ощутимо вздрогнули.
— А сейчас…
Чисто из вредности Солнцевский выдержал длительную театральную паузу и, только убедившись, что подозреваемые дошли до нужной кондиции, продолжил:
— Как проигравшие в конкурсе «Настучи на ближнего своего», вы сейчас приводите «Чумные палаты» в порядок. И учтите, работу будет принимать наш домовой, а он халтуру за версту чует.
Из-за печки раздалось одобрительное кряхтение.
Дважды повторять Солнцевскому не пришлось. Уже приготовившиеся к самому худшему Гордон и Старко даже не пытались скрыть своего бурного ликования. Они принялись восстанавливать сломанные двери с таким энтузиазмом, что Солнцевский пожалел, что не назначил более строгого наказания. За него это сделала Соловейка, она строгим голосом приказала ко всему прочему почистить во дворе снег и натаскать дров. Никаких возражений не последовало, и буквально через час оба подозреваемых, выполнив поставленную перед ними задачу, покинули «Чумные палаты».
