Кстати, ты не против, если нашу следующую ассамблею мы проведем в твоем замке? На всякий случай, мы уже разослали приглашения.
Не прикасайся к серебру, не открывай молитвенник и не обижайся на зеркала.
Искренне твой,
Влад Дракула и остальные любящие родственники.
P.S. Тебе понадобится кровь. Много крови.»
Скомкав это послание, вампир неверными шагами подошел к двери, оттолкнул шкаф, мимоходом подивившись его легкости, дернул дверь на себя…
… и сорвал ее с петель.
Слуги, столпившиеся в коридоре, уставились на него в немом удивлении. Виконт же сделал несколько опасливых шагов вперед.
— Мы не хотели тревожить тебя, отец, но ты не откликался. Как ты себя… О нет! Отец, скажи, ты ведь не простудился?
Проследив за взглядом сына, фон Кролок прикоснулся к своему горлу, обмотанному плотным шарфом несмотря на августовскую жару. Вампиры позаботились обо всем. Как видно, проблема с помещением для танцев стояла очень остро.
— Нет, — он покачал головой, глядя на перепуганного Герберта. Бедный мальчик, и что он только подумал в этот момент?
— Правда? Слава Богу.
— Молчать!!
Виконт вовремя отскочил в сторону.
— П-прости, отец, но что я такого сказал?
— Ничего. Это ты меня прости. Я… я скверно себя чувствую.
— Тогда тебе нужно отдохнуть.
— Что мне действительно нужно, так это побыть в одиночестве, — пробормотал вампир, — кто-нибудь, оседлайте мне коня!
Но любимый конь графа не разделял его желания подышать свежим воздухом. Несчастное животное вставало на дыбы и оглашало окрестности иступленным ржанием, будто его тащили на живодерню. Другие лошади дрожали в стойлах, а гончие на на псарне сбились в скулящий клубок. Махнув рукой на бесцельную возню конюхов, граф фон Кролок отправился на прогулку пешком, строго-настрого запретив кому-либо из слуг следовать за ним.
Никогда еще его приказы не выполнялись с таким энтузиазмом.
Добравшись до ближайшего поля, он упал под деревом, не в силах двигаться дальше. Сумерки были бледными и солнечный свет, все еще золотивший колосьях пшеницы, резал глаза. Стоял жаркий августовский вечер. Жнецы, которые почти закончили вязать снопы, встречали каждое дуновение ветерка, будто благословение небес. Воздух был густым и сладким, хоть на хлеб мажь. Птицы сонно чирикали в гнездах. Над полем роились мухи, мало помалу уступавшие сцену комарам. Насекомые заинтересовались новым действующим лицом. Ведь мужчина, прислонившийся к дереву, был мертв и по законам природы принадлежал им, но вот с другой стороны… «Даже и не думайте об этом!» можно было прочесть в его глазах. И насекомые полетели прочь. Кому охота связываться с нежитью? Тем более, что каждый вампир — это без пяти минут летучая мышь.
Тем временем граф фон Кролок, стиснув зубы, боролся с Голодом, выворачивавшем его наизнанку. Нужна кровь. Много крови. Много много много крови, чтобы заполнить пустоту. В научных кругах еще шли споры о вакууме, но граф фон Кролок теперь не сомневался, что эта субстанция существует. По крайней мере, у него в груди. Сердце было пустой оболочкой, из которой выпорхнула бабочка. Ничего не осталось, только хитиновый покров. И Голод. Как злосчастный Уголино, замурованный в башне, он мог думать лишь о еде. Ему нужна кровь. Все равно чья.
Вампир едва сдержал подкативший крик. Каким он был глупцом, полагая будто сможет защитить сына! Теперь врагов у Герберта стало больше на одного человека. Вернее, на одно существо.
Он опять проиграл…
Фон Кролок пошевелился в саркофаге. Разве он имеет право ехать в Париж, чтобы прийти на выручку Герберту? Кто даст гарантию, что он не навредит ему вновь, как когда-то? Даже если сыну угрожает опасность, пускай сам принимает решение. Пускай у виконта наконец появится шанс повзрослеть.
Собственно, здесь книгу воспоминаний можно и закрыть. Вот только она отказалась закрываться.
…Работы на поле уже закончились и жнецы отправились восвояси, напевая невинные, простодушные сельскохозяйственные песни. В основном про сено и про то, какое применение ему могут найти половозрелые юноша и девушка. Вампир слушал топот босых ног, надеясь, что крестьяне его не заметят. Иначе с уборкой урожая возникнут серьезные проблемы из-за нехватки рабочих рук.
Но удача не была на его стороне. А может и была. Все зависит от точки зрения.
С основной дороги свернула молодая крестьянка, болтая на ходу лукошком с земляникой. В прошлый раз она заприметила здесь ягодную поляну и решила, покуда свет не померк окончательно, собрать ягоды, не разглашая товаркам ценную информацию. Ветер трепал траву у ее ног, казалось, она переходит вброд зеленую реку. Нежданно-негаданно увидев хозяина, девушка остановилась и сделала торопливый книксен.
— Подойди ко мне, дитя. Присядь рядом.
Увы, фон Кролоки с пренебрежением относились к своим феодальным правам. Граф был слишком поглощен женой, а интерес виконта к женскому полу был скорее теоретическим. Единственной обидой, которую он нанес бы девице, оказавшись с ней в одной постели, была бы попытка стянуть на себя все одеяло. Так что ни один ребенок в деревне не мог похвастаться, что в его жилах течет голубая кровь, которую туда влили господа из замка.
Будь репутация графа не такой безупречной, крестьянка, только услышав его приглашение, пустилась бы наутек. Но теперь она подошла без страха и опустилась на траву, подобрав под себя юбку. Она не отдернула руку, и когда граф сжал ее запястье. Всем известно, как тяжко ему приходится после смерти жены. А человеческая компания даже кошке нужна.
На девушке была рубашка расшитая узорами, некогда красными, но уже выцветшими до бледно-розового цвета, и шерстяная, аккуратно залатанная юбка. Из-под косынки выбились пряди льняных волос. На вид ей было около 18ти. Ровесница Герберта. Вампир ухватился за спасительную мысль, но ее заглушил шум. Пульс смертной грохотом отдавался в ушах, ее кровь неслась по венам с ревом горной реки. Единственное, что может утолить Голод.
— Ваше Сиятельство? — воскликнула девушка. — Да вам худо совсем! Может, пить хотите?
Вампир обдумал услышанное.
— Пить? — он провел языком по пересохшим губам. — Я бы не отказался.
Разумеется, ему хватит одного глотка, он не станет ее убивать, потому что это грех, но в основном потому, что жена зальется слезами на небесах, а дома его ждет Герберт, считающий отца самым добрым и справедливым человеком на свете… нельзя подводить их обоих… нельзя убивать… убивать… убивать…
Когда граф поднялся, девушка уже крепко спала, откинув голову. Под ее глазами залегли тени. Она казалась изможденной, но ведь так случается, если весь день работать не разгибая спины?
И темные брызги на траве были ничем иным, как рассыпавшейся земляникой.
Пусть спит спокойно. Ветер споет колыбельную, а ночью прилетят малиновки и, следуя традиции, укроют листьями ее тело. Потому что он сам не то что не прикоснется к ней — даже оглянуться не посмеет.
… Фольклор расставил все по местам. С одной стороны, прокушенное горло. С другой — замок, чей обитатель в последнее время резко изменил свои привычки. Уже несколько недель никто не видел графа при свете солнца. Работы у кухарок стало меньше, потому что хозяин больше не требовал еды. Но вряд ли он питается Святым Духом, потому что в церкви он тоже не появлялся. А уж это насторожило решительно всех. К религии здесь относились с пиететом. Ведь во время страды, когда работы невпроворот, воскресная проповедь — это единственная возможность выспаться как следует.
Слуги обратились к виконту, но тот сам не понимал, что происходит. Отец отгородился невидимой стеной, наглухо закрыл дверь и забыл дать сыну запасные ключи.
Вскоре сомнения утратили элемент неуверенности, закостенели, превратились в обвинения. Никто уже не сомневался, что граф перешагнул порог смерти. Вернее, отказался перешагивать. Навечно задержался в дверном проеме.
Крестьяне нередко называли своих господ вурдалаками. Но фон Кролок, похоже, был вурдалаком без кавычек.
Теперь, когда проблема вырисовывалась довольно четко, нужно было искать пути ее решения. Здесь-то и начиналось самое сложное. Никто не ловил вампира за руку — точнее, за клыки — но даже так… Графу достаточно сказать, что та девушка дерзко с ним заговорила. Одно его слово перечеркнет показания всей деревни. И хотя он перестал быть человеком, в глазах закона крепостные тоже не были людьми.
Оставался лишь один выход.
Бежать.
Тут здравый смысл вступил в схватку с инстинктом самосохранения. Уходите днем, подсказывал здравый смысл. Днем упыри спят так крепко, что можно плясать вприсядку на крышке их саркофага, они даже глазом не моргнут. Уходите ночью, шептали инстинкты. Тогда вас никто не заметит. Ночь — лучше время для противозаконных дел. А противозаконее побега трудно что-то отыскать. Лучше бежать врассыпную, советовал здравый смысл, так вас сложнее поймать. Даже если к нему присоединятся другие вурдалаки. Нужно идти толпой, сообща, протестовал инстинкт самосохранения. Тогда добраться до деревни смогут хотя бы те, кто окажется посередине.
