Дорога Я вновь вышел на столбовое шоссе. Я был так же небрит и помят, но подбитый глаз был скрыт под темными очками. Хотя, смотря на себя со стороны, не думаю, что темные очки ночью способствовали осуществлению желания оставаться неприметным.
Тем не менее, какой-то старый джип практически сразу отреагировал на мой поднятый большой палец.
Водителем был суховатый старик, очень похожий на индейца, хотя одет он был в европейский костюм.
— Садись сынок, тебе куда? — спросил он меня тепло и дружелюбно.
Только что меня уже принимали тепло и дружелюбно, что заставило меня на секунду поколебаться. Однако, рассуждая здраво, что мне собственно сейчас было надо? Уехать автостопом как можно дальше отсюда, и как можно ближе к дому. Так что выбирать особенно не приходилось. Кроме того, старик выглядел хоть и странновато, но совсем безобидно. Поэтому даже предостережения моих бывших сослуживцев по легиону держаться в Штатах подальше от местных нацменов выглядели как-то бледно. И потому, приветливо улыбнувшись, я заскочил в открывшуюся дверь.
— Вообще-то мне далеко. В Калифорнию, — сказал я сразу. — Немного проигрался в казино. Вот теперь добираюсь до дома.
— Да, дело молодое, — сказал он, тронувшись. — Хорошо, когда есть дом, который тебя ждет. — Он наступил на больную мозоль, но я постарался этого не заметить. — Я еду в Барстоу. Так что нам долго по пути.
И мы поехали по этому большому пути навстречу полной неизвестности, по крайней мере, касательно меня.
Старик оказался на редкость разговорчивым. Причем разговорчивость свою он обосновал сразу:
— Когда едешь ночью по шоссе, чтобы не уснуть за рулем, нет ничего лучше, чем взять попутчика и хорошего собеседника.
Я понимающе кивнул головой. Честно говоря, меньше всего мне сейчас хотелось разговаривать, но выбирать, путешествуя на халяву, не приходится.
— Да, с хорошим собеседником, время, потраченное на дорогу, не является пропавшим всуе, но, наоборот, — тут я замялся, не в силах придумать, что все-таки «наоборот», и, не найдя ничего лучшего, закончил, — помогает сэкономить деньги на психолога.
— Да, ваше поколение просто помешано на этих психологах.
— Что верно, то верно. Наше поколение вообще тьфу, — провторил ему я.
Разговор явно не клеился, но старик не оставлял попыток.
— Но ты, я вижу, отличаешься.
— Не понял.
— Отличаешься от массы людей. А людей я повидал немало… Ты — не американец?
Ох уж этот вопрос.
— Американец. Но свою юность я провел в Африке. Родители были миссионерами. Так что тоже людей повидал немало.
— Но ты не похож на типичного американца.
— Да, во мне смешано много разных кровей.
Как это ни странно, в этот момент я говорил правду. Но слишком много правды тоже плохо, и потому я добавил:
— От ирландской до цыганской. Да и ты я вижу тоже не типичный американец.
— Да, я — индеец. Самый настоящий потомок древних ольмеков. Меня зовут дон Хуан. — А меня Карлос Кастанеда, — ответил я ему, не моргнув глазом.
Он смерил меня долгим взглядом, и промолвил:
— Ты врешь.
— Как и ты. Я когда-то читал Кастанеду.
— Это хорошо.
— Но никогда не был его поклонником.
— Это тоже хорошо. Ибо сказано в Писании, не сотвори себе кумира. Однако Кастанеда написал много дельного. И хотя я не тот Дон Хуан, о котором ты подумал, тебе все же будет полезно меня послушать.
— Полезно? — я удивленно поднял брови.
— Да, именно полезно. Я вижу, ты — не американец. Скорее всего, история о родителях — миссионерах — ложь.
Но это не важно. Я вижу на тебе знак ягуара.
— Знак ягуара? — я изобразил непонимание, — где?
— Я вижу его на твоем лице, потому что могу видеть. Но если ты расстегнешь рубашку, то с левой стороны груди, ты увидишь нечто, о чем еще не знаешь.
Внутренне спружинившись на случай неожиданной атаки, я медленно расстегнул рубашку. С левой стороны груди я увидел причудливый орнамент.
Это было действительно нечто. Нечто вроде татуировки около полутора дюймов в диаметре. Ничего подобного этому рисунку я никогда не видел, но почему-то он казался мне ужасно знакомым.
А главное, я хоть убей, не мог хотя бы приблизительно вспомнить, откуда она могла появиться.
Может, работа этих синанджуистов? Пока я был без сознания. Едва ли. Во-первых, она бы болела, а во-вторых, какого черта? Нет, скорее всего это была работа Того, кто…
— Не трудись вспомнить, — старик увидел мое замешательство, — это не татуировка. Это тот рисунок, который появляется сам, и является знаком. Он появился недавно, не так ли?
Я кивнул.
— Это большая ответственность, быть избранным Тем, кто идет по кронам деревьев.
Я буквально остолбенел. Видно, не случайно мне встретился его джип. Или это я не случайно оказался на его дороге? Нет, скорее, первое. Ведь избранным, по его же словам был все-таки я. Это льстило самолюбию. Но все же не застилало глаза.
Старик знал больше меня. И я настроился слушать.
Однако, к своему разочарованию, ничего принципиально нового я от него так и не услышал. В несколько искаженной форме он поведал легенды, что я уже слышал, или, точнее, видел от пумы в Колумбии и совсем недавно от Того, кто идет по кронам деревьев.
От рассказов он перешел к анализу. И могу подтвердить, весьма интересному анализу. Он говорил, что большинство людей живет инстинктами, не задумываясь о глубинных мотивациях своих поступков. Что, если бы они их осознавали, то были бы не так неуемны в своих потребностях. Что европейская цивилизация противна природе, и, как это ни парадоксально, не развивает разум, а лишь придает лоск, и, что самое главное, разрушает естественные связи. И в противовес этому цивилизации индейцев были гармоничны.
— Но они не смогли защитить себя, — вырвалось у меня.
— Это так. Когда они подумали о защите, было поздно.
— То-то и оно. — На этот раз говорить начал я, — Тут резонно вспомнить о европейце, негре и бананах.
Он удивленно посмотрел на меня.
Казалось, он был удивлен, что я вообще могу говорить.
— Так вот, — начал я. — Лежит под пальмой негр и ест бананы.
Подходит к нему европеец.
— Давай, — говорит, — соберем бананы, продадим их и получим кучу денег. С этими деньгами ты сможешь делать, что хочешь. Хоть просто лежать и есть бананы.
— А что я сейчас делаю?
Просто лежу и ем бананы.
Вот эта притча, или анекдот, не знаю, как правильно выразиться, как раз дает представление о двух подходах к жизни. Ты защищаешь подход негра. Но правда состоит в том, что европеец не будет уговаривать дикаря делать что-то, а просто наведет на него ружье и заставит. Во всяком случае так было на протяжении всей истории.
— Пример хороший, — ответил мне старик. — Но ты упрощаешь. Я вовсе не призываю лежать под пальмой, есть бананы и ничего не делать. Я говорю, что надо жить в единстве с природой. А это совсем другая разница. Но одно ты подметил правильно. Недостаточно просто жить в единстве с природой. Надо иметь достаточно сил, чтобы защитить себя от внешних врагов. Наши предки не имели достаточно сил. Видимо, чтобы победить врага, надо вжиться в него и воспользоваться его же оружием.
— То есть, чтобы убить дракона, надо самому стать драконом? — спросил я, и сам удивился аллегоричности своей речи.
— В какой-то степени, да. Поэтому многие не выдерживают этого испытания. Ведь если даже дракон убьет дракона, то общее число драконов останется тем же. Поэтому самым важным является понять дракона, вжиться в его шкуру, стать таким, как он, но не стать им.
Я слушал внимательно, и он продолжил:
— Мы стоим на пороге великих событий.
Тот, кто идет по кронам деревьев, вышел на большой путь. Теперь нам предстоит возвращение утраченного.
Я старался не предавать словам старика большего значения, чем они его имели. Но все же мурашки пробежали по моей спине. Судя по всему, совсем не исключено, и даже более чем, вероятно, что мне в самом недалеком будущем предстоит ввязаться в крупную борьбу. Борьбу, действующими лицами которой выступали древние, почти забытые боги. Пока это дало мне силы. Но, кто мог мне сказать, что это принесет мне потом? Тем более, будучи не совсем индейцем, или, точнее, совсем не индейцем, я не мог точно и утвердительно ответить на самый простой вопрос: «А мне это нужно?».
Но, памятуя, что слово — серебро, а молчание — золото, я не стал задавать ему этого вопроса.
Честно говоря, я, грешным делом, надеялся, что он начнет учить меня пользоваться новыми возможностями, и поведет дальше по пути воина, по которому я, сам того не подозревая, пустился три года назад. Однако я круто обломался. Он только довез меня до Барстоу, и высадил возле автобусной остановки.
Однако все же наша встреча была полезной. По крайней мере, теперь я знал, что я — не один.
