Голова Ерофея трещала и буквально раскалывалась от удара по ней чем-то тяжелым. Хотелось есть, но ещё больше - пить. Язык от жажды, казалось, так распух, что и нужды в кляпе не было. Так прошла ночь.
Утром за Ерофеем явились два дюжих молодца и поволокли его на площадь, где, видимо, был базар, но сейчас у глухой стены какого-то дома был сооружён эшафот, и по нему прогуливался неспешно здоровенный детина в красной рубахе и чёрном остроконечном балахоне на голове. У самой стены на резном кресле восседал ещё один человек - вчерашний судья. Вокруг эшафота толпились люди, маясь от безделья: из-за казни временно запретили торговлю, и горожанам ничего не оставалось, как глазеть на страшное действо.
«Мамочка моя! - внутренне взвыл Ерофей. - Вот и погибель моя пришла, а этот шалапут Герка где-то шляется, с девчонками, небось, лясы точит».
Судья в кресле важно провозгласил:
- За шпионские деяния сей человек приговаривается к смертной казни посредством отрубания головы, - он значительно произнёс последние слова, словно делал Ерофею одолжение, дескать, радуйся, что легко умрёшь.
Но не всё ли равно как умирать? Главное, не будешь ничего видеть вокруг, ничего не услышишь, тело твоё будет хладным, мозги сгниют… Он достаточно видел в фильмах ужасов про живых мертвецов, как это всё выглядит, и так чётко представил себя, гниющего в земле, что его всего, от пальцев ног до самой макушки, передёрнуло от ужаса.
- Ваше последнее слово, подсудимый! - обратился к нему судья, и у Ерофея изо рта вынули кляп. Руки, однако, так и остались связанными.
Ерофей поворочал языком, облизал пересохшие губы, которые, наверное, стали похожи на сардельки, и засвистел первую попавшую на ум песенку: «А нам всё равно, а нам всё равно!» - в голове одновременно с тем мелькнуло: «Ни фига себе - всё равно! Башку срубят сейчас, как кочан капусты», - «И правильно сделают, если у тебя вместо головы - кочан капусты! - сказал вдруг кто-то над ухом, от чего Ерофей даже подпрыгнул, оглянувшись назад. - И вообще не свисти, а то денег и так нет. Свистеть можно только гаишникам».
Ерофей хотел закричать: «Гермес, бродяга ты мой милый!» - но палач бесцеремонно ткнул его в загривок, и Ерофей шмякнулся на колени, а лоб его впечатался в старую-престарую колоду, коричневую то ли от старости, то ли от крови. Ерофей рявкнул обозлённо по-русски:
- Ты, раздолбай гадский, как вмажу сейчас! - и даже ногами взлягнул, чем насмешил палача, и ещё несколько минут выиграл для жизни, потому что убийца громогласно и басовито захохотал. Но где же Гермес? И Ерофей заорал еще громче: - Где ты, чучело гороховое?! Помогай, видишь же - пропадаю!
«Потерпи секундочку, - раздалось в голове, - сейчас материализуюсь».
- Секундочку? - заревел Ерофей. - Секундочку?!! Ну, попадись ты мне, чёртов бабник, котлету сделаю!
Палач, всё ещё хохотал во все горло - но странно звучал этот смех, каждое «ха» звучало отдельно от другого, словно смеялся не человек, а робот («Фантомас да и только!» - некстати мелькнуло в голове у Ерофея). Палач, видимо, вспомнил наконец про свою работу и лихо взмахнул топором, однако… топор остался на месте. Палач, остервенело дергал из-за спины топорище. Но безуспешно. Тогда он извернулся и, не отпуская топора одной рукой, другой ударил с размаху в того, кто мешал, но… кулак попал в пустоту. Палач в изумлении выпустил топор, обернулся всем телом к неизвестному обидчику, полагая, что он прячется за его спиной, и тут же согнулся пополам, испуганно взревев:
- А-а-а!!! - ибо не увидел того, кто его ударил, зато в воздухе по-прежнему висел топор.
- А-а-а!!! - завопила и толпа, в ужасе отшатываясь от помоста - словно волна прошла по площади - люди падали друг за другом на колени, а топор танцевал над головой палача, со свистом рассекая воздух. А из ниоткуда неслось весёлое:
- И-о-хо-хо!!! Десять дураков за сундук мертвеца и бутылку рому!!! Дам тебе я тумака и пойду до дому!
Палач сунулся головой в помост, словно ему кто-то припечатал ногой по заду, и Ерофей почувствовал, что руки его начали выворачиваться, как на дыбе, потому что именно за руки кто-то поднял его в воздух.
- А!!! - закричал и Ерофей. - Больно же, зараза, руки вывернешь!
- Ничо, - ответил Гермес. - Зато сам целый будешь! - и ругнулся: - Ну, блин, как же я тебя ещё понесу, за штаны что ли? - Но Гермес - необузданный насмешник, потому хихикнул: - Так ведь выскользнешь оттуда, девки-то на площади ослепнут от прелестей твоих, - однако Ерофей почувствовал, что его схватили и за штаны. Он взмыл над площадью, замерев от ужаса, потому что никого над собой не увидел.
Приземлились они в лесочке за городом, вернее, шлепнулся на землю один Ерофей, угодив головой в кучу прелых листьев.
- Эй, ты где, Герка? - робко спросил он пустоту вокруг себя.
- Да тут я! - раздался досадливый голос Гермеса из той пустоты.
Ерофей скособочил голову, насколько смог, чтобы посмотреть, где Гермес, но никого не увидел и опять испуганно спросил:
- Ты где? Хватит дурака валять!
- Ага, ты прав, - насмешливо фыркнул Гермес, - достаточно, что я уже одного дурака носом о землю брякнул.
- Но-но! - воинственно произнес Ерофей, пытаясь подняться, но связанные сзади руки не позволили это сделать. - Ты лучше развяжи меня, чем попусту болтать.
- Да не могу я! - с неожиданным отчаянием вскричал Гермес. - Видишь, не могу материализоваться. Как же я тебя развяжу? - и тут же довольно хохотнул: - А здорово мы шухеру понаделали, когда ты взлетел вверх!
- А топор как ты держал? - недоверчиво спросил Ерофей. - Я же видел, так что не отвлекайся, - и холодно велел Гермесу, - а режь ремни.
- Был бы у тебя сейчас нож, я бы и разрезал, а своим не могу, он же тоже стал невидимым. Не могу я материализоваться! - Гермес чуть не плакал.
- Ага, раньше ты мог, а сейчас не можешь, зараза ты этакая?! - разозлился Ерофей. - Ко мне прилететь - мог, из загса утянуть мог. А сейчас он, видите ли, не может, издеватель чёртов!
- Что ты ругаешься, Ероха? - примирительно сказал голос Гермеса, самого его по-прежнему не было видно. - Я могу переходить в то или иное состояние - видимое или невидимое - в вашем измерении только в полнолуние. И вот получается, что-то держать в руках могу, как топор на эшафоте держал.
- А на Олимпе как мог?! - заорал Ерофей.
- Ерошка, - начал терпеливо увещевать его приятель, - ну там ведь мифическое время, там всё возможно, - и не выдержал, тоже закричал во всё горло. - Я к тебе в первый раз прилетал тоже в полнолуние. Да разве ты мог это с перепою заметить?
И Ерофей понял: не врёт Гермес.
- Ну и как мне быть? - тихо спросил он приятеля.
- Как… - заворчал тот. - Ждать полнолуния.
- О, ё мое! Да ведь сейчас месяц только на убыль пошёл, - простонал Ерофей, вспомнив, что видел через окно своей темницы ущербный кусок луны. - И какой тебя дьявол заставил невидимым стать?
- Ох, - вздохнул тяжко Гермес. - То печальная и очень трогательная история. Я расскажу её тебе как-нибудь… - Гермес испустил душераздирающий вздох из своей могучей груди.
- А! - сказал пренебрежительно Ерофей. - Небось и рассказывать-то нечего. Ты, наверное, полез к квартирной хозяйке с любовью, а её муженёк тут как тут, и застукал вас… Как это? а-а… о натюрэль! Голыми! Вот ты и сбежал, как самый распоследний трус, а даму оставил на растерзание ревнивому разъярённому мужу. Эх ты, - укорил он приятеля.
- Ага, он всех соседей позвал. Что мне оставалось делать? - в голосе Гермеса послышалась жалобная обидчивая нотка. - И убежал вовсе не голым, а успел одеться.
- Ну ладно, - смилостивился Ерофей, - будем считать, что ты просто отступил перед превосходящими силами противника на другой оборонительный рубеж… Но, блин, как же мне развязаться? - он поворочался немного, перевернулся на спину и потом, раскачавшись, с трудом сел. Затем встал на колени, а потом поднялся и на ноги. И скомандовал: - Ладно, идём!
И они пошли, правда, шёл один Ерофей, а невидимый Гермес был неизвестно где: то ли рядом, то ли уже умчался. Через какое-то время Ерофей выбрел на проселочную дорогу. Он устал и очень хотел есть, потому что не ел третьи сутки, с самого Ажена, откуда им так срочно пришлось бежать. Выйдя на дорогу, Ерофей задумался: куда же идти - вправо или влево. Пока он сосредоточенно размышлял, решая эту проблему, с правой стороны послышался скрип колес и разудалая песня. Ерофей нырнул в кусты, шепнув:
- Герка, посмотри, кто там?
Гермес вскоре откликнулся:
- Крестьянин какой-то пьяный, выходи, не бойся.
Ерофей так и сделал. Вышел на дорогу и встал на обочине. Крестьянин, увидев неожиданно вышедшего из леса человека, закричал:
- Стой, не подходи! - и выхватил из-за спины арбалет.
- Но-но! - закричал испуганно Ерофей. Вернее, он шевелил губами, а разговаривал с крестьянином Гермес. - Добрый человек, я сам жертва разбоя! Видишь? Повернись… - шепнул Ерофею Гермес, и он повернулся спиной, чтобы показать связанные руки. А у самого коленки дрожали от страха: мало ли что взбредёт пьяному в голову? Возьмёт да шарахнет в спину из арбалета, с такого-то малого расстояния тяжёлая стрела насквозь прошьёт:
