Мгновение спустя он уже мчался по лестнице на смотровую площадку башни.
Стрелки стараются постоянно поддерживать форму, и их физическое состояние варьируется от просто великолепного до идеального, тем не менее Реджи финишировал лишь третьим. Негоро и хозяину башни, чьи апартаменты находились выше спальни стрелка, пришлось преодолеть гораздо меньшее расстояние. Поскольку Негоро был дублем, на нем небольшое физическое упражнение никак не сказалось, а вот волшебник хватал ртом воздух, как спринтер в конце марафонского забега.
Однако слов для описания произошедшего не нашлось ни у одного из тройки.
— О, — сказал Питер. — О… Об…
— Обо что? — поинтересовался Реджи.
— Обалдеть, — сказан Питер.
— Мягко сказано, — возразил Негоро.
Поскольку не так давно он стал почти бессмертным, ему все было по фигу, и он первым протянул руку вверх, дотронувшись до неба, внезапно ставшего таким близким. Его рука уперлась в синеву.
— Забавно, — констатировал Реджи.
Негоро постучат по синеве костяшками пальцев. Звук получился такой, словно стучали по очень качественному хрусталю.
— Небесная твердь, — сказал Негоро.
— Любопытный астрономический феномен, — заметил Питер Гриффин, к которому вернулся дар связной речи. Встав на цыпочки, он дотронулся указательным пальцем до тусклой звездочки, охнул и тут же сунул обоженный палец в рот.
— А не фиг всюду свои грязные руки совать, — назидательно сказал Негоро.
— Чего-то я в этой жизни не понимаю, — сказал Питер.
— Все вниз! — крикнул Реджи, ныряя в люк.
Негоро и Питер Гриффин оказались достаточно умны, чтобы довериться интуиции стрелка, и сразу последовали за ним. Спустя несколько секунд оглушительный треск повторился, и небесная твердь просела еще на десять метров, разнеся в пыль смотровую площадку и два верхних этажа башни волшебника.
Один из самых старых и, возможно, самый могущественный маг современности Горлогориус Хруподианис сидел за столом и мрачно смотрел в свой хрустальный шар, пытаясь собрать разрозненные куски поступающей к нему информации в общую картину. За этим занятием его застукал другой старый и могущественный маг, в последнее время откликающийся только на имя Мэнни.
— Чего уставился? — дружелюбно осведомился он. Мэнни был одним из немногих людей, осмеливающихся разговаривать с Горлогориусом в подобном тоне.
— Я думаю, — сказал Горлогориус. — И думы мои тяжелы.
— Опять плохие новости? — спросил Мэнни.
— Не так чтобы уж очень плохие, — сказал Горлогориус. — Если не считать плохими новостями полное отсутствие всяческих новостей.
— В нашей ситуации полное отсутствие новостей — это очень плохая новость, — сказал Мэнни. — Ибо времени ждать новостей у нас уже нет.
— Судя по твоему похоронному тону, стряслось еще что-то, о чем я не знаю, — сказал Горлогориус.
— Небо обрушилось, — сказал Мэнни.
Горлогориус оторвал взгляд от хрустального шара и выглянул в окно. Небо находилось, как ему и положено, довольно далеко сверху. Светило солнышко, щебетали пташки…
— Местами, — уточнил Мэнни. — В смысле, оно местами обрушилось.
— Жертвы были?
— Немерено, — сказал Мэнни. — Правда, в основном побило орков и несколько крестьянских хозяйств.
— Удачно, — заметил Горлогориус.
— Еще башню Гриффина придавило немножко, — продолжил Мэнни. — Ту самую, в которой Негоро с дружками засел.
— Потерян кто-то из основных персонажей?
— К сожалению, нет.
— Неизвестно еще, к сожалению это или к счастью, — сказал Горлогориус. — Чует моя селезенка, не так все просто, как нам казалось.
— А нового твоя селезенка ничего не чует? — поинтересовался Мэнни. — Потому что мне вся эта бодяга никогда простой не казалась.
— Ага, — рассеянно сказал Горлогориус. — Слушай, ты Мерлина когда последний раз видел?
— Я не понял, это сейчас что? Неудачная попытка сменить тему разговора? — поинтересовался Мэнни. — Дескать, как там наша старая гвардия и всякое такое, да?
— В гробу я вашу старую гвардию видел вместе со всяким таким. У меня к Мерлину серьезный разговор возник, а по шару я с ним уже вторые сутки связаться не могу, — сказал Горлогориус. — Так когда ты его видел?
— Давно, — сказал Мэнни. — Мрачный он тип, этот Мерлин. Мрачный и некомпанейский. Я от таких стараюсь держаться подальше.
— Это неправильно. Своих друзей надо держать близко, а врагов — еще ближе, — глубокомысленно заметил Горлогориус. Ему в области глубокомысленных замечаний вообще равных не было.
— С каких это пор Мерлин стал нашим врагом? — удивился Мэнни.
— Не знаю, — сказал Горлогориус. — Я его в свои враги еще не записал. Однако меня тревожат смутные сомнения.
— А когда они тебя не тревожили?
— В детстве, — вздохнул Горлогориус. — Говоришь, небесная твердь местами обрушилась?
— Нельзя сказать, что она окончательно обрушилась, — сказал Мэнни. — Она, я бы сказал, основательно просела. В некоторых областях до пяти-шести метров. У тамошних жителей начинается клаустрофобия.
— И в чем ты видишь причину этого… проседания?
— Причина может быть только одна, — твердо сказал Мэнни. — Защита, установленная творцом при создании мира, слабеет, и протуберанцы Большого Бо выбиваются наружу. Пока все это выглядит достаточно безобидно, но мы не знаем, каким по форме будет следующее проявление.
— Похмелье — штука тонкая, — заметил Горлогориус.
— Твои мудрецы-аналитики так и не выяснили природу остальных ключей?
— Они до сих пор даже не знают их конечного числа, — сказал Горлогориус. — Все орали: нет времени в бумажках копаться, купите нам компьютеры… купили, и что?
— Что? — переспросил Мэнни.
— Виснут они, вот что. — Горлогориус в сердцах сплюнул на пол, но вспомнил, что находится в собственном кабинете, и дематериализовал слюну еще в полете. — Не справляются с объемом информации. Попомни мои слова, Мэнни, адекватную замену человеческому мозгу придумают еще очень нескоро.
— Поживем — увидим, — сказал Мэнни. — А сейчас-то нам что делать? Положение отчаянное.
— Отчаянное положение требует крайних мер, — сказал Горлогориус, и Мэнни понял, что своими последними словами невольно спровоцировал продолжение спора, который они с Горлогориусом вели последние полтора дня.
— Нет, — не слишком уверенно сказал Мэнни.
— Да, — авторитетно сказал Горлогориус.
— Ты этого не сделаешь.
— Сделаю. И ты мне поможешь.
— Даже ты не настолько безумен, чтобы попытаться выкинуть этот фокус, — сказал Мэнни. — Ты хоть представляешь, что может случиться?
— Ну в одном из вариантов мы получим ответы на все интересующие нас вопросы.
— А в другом — наша вселенная накроется медным тазом даже без участия Большого Бо.
— Вот ему будет обидно, — хихикнул Горлогориус.
— Ты бы весьма меня обязал, если бы относился к обсуждаемым проблемам с большей серьезностью.
— Я серьезен, как стадо мертвых гиппопотамов, — сказал Горлогориус.[3]
— Истории известны случаи, когда лекарство оказывалось страшнее болезни, и мне такие случаи тоже известны, — сказал Мэнни. — Ты собираешься заигрывать со слишком могущественными силами.
— Ничего подобного я делать не собираюсь, — сказал Горлогориус. — Не спорю, сила, к которой я собираюсь обратиться, когда-то была могущественной, но сейчас она не страшнее нас с тобой.
— Ты не представляешь, что я могу натворить, если выйду из себя, — сказал Мэнни.
— Представляю, — сказал Горлогориус. — Но если дело пойдет на наших условиях, то никаких неприятностей быть не должно.
— Не должно и не будет — это две разные вещи, — заметил Мэнни.
— Ты пытаешься задушить в зародыше все мои идеи, — пожаловался Горлогориус. — Ты сковываешь мою инициативу.
— Можешь расценивать мое высказывание как голос разума.
— Голос скептически настроенного разума, если быть абсолютно точным.
— История показывает, что в конечном итоге скептики оказываются гораздо разумнее оптимистов.
— Но результатов добиваются именно оптимисты, — сказал Горлогориус. — И замнем на этом. Руководство всей операцией поручено мне.
— А я осуществляю надзор.
— Вот и надзирай со стороны, — отрезал Горлогориус. — Нечего распылять мою креативную энергию.
— А что у тебя за проблема с Мерлином? — предпочел сменить тему Мэнни. — Может быть, нам стоит подключить к этому делу кого-нибудь из гильдии?
— Я еще не уверен в том, что у меня за проблема, — сказал Горлогориус. — Может быть, речь идет об обычной несогласованности действий, что не исключено ввиду повышенной секретности моей миссии. Но, может быть, мы имеем дело с заранее просчитанным саботажем. Хотелось бы верить, что это саботаж. Потому что, если мир вдруг ухнет в пропасть из-за нашей собственной безалаберности, мы все будем выглядеть очень глупо.
