Вопрос был сильный. Я пробормотал:
– Вы узнаете истину, и она сделает вас свободными…
Доктор Хэссоп кивнул. Он был очень серьезен.
– Теперь о главном.
Мы с шефом переглянулись.
Золото, более чистое, чем природное; антивещество, способное сохраняться в земных условиях; порошки для получения наследства; порошки Нострадамуса; напиток забвения; греческий огонь; герметичная закупорка; холодные лампы, светящие вечно, – все это еще не главное?
Я был восхищен.
Ну да, я понял доктора Хэссопа. Если существуют камень Чинтамани, тайны алхимиков, значит, должна существовать и некая каста, хранящая столь важные знания. Возможно, эта каста считает, что все перечисленное вовсе не пойдет на пользу человечества, как, скажем, не пошло ему на пользу ядерное оружие. Есть много вещей, весьма привлекательных для человечества, но столь же для него опасных. Почему кому-то не взять на себя миссию охранителей, раз уж человечество обожает играть в войны? К слову, великий Ньютон нисколько не сомневался в существовании тайных, скрытых от нас знаний и, естественно, неких обществ, охраняющих эти знания.
Доктор Хэссоп процитировал:
– «Существуют к другие великие тайны, помимо преобразования металлов, о которых не хвастают посвященные. Если правда то, о чем пишет Гермес, эти тайны нельзя постичь без того, чтобы мир не оказался в огромной опасности…»
Доктор Хэссоп внимательно взглянул на меня.
Известно множество сохранившихся с древних времен рукописей алхимиков. Тысячи их спешили изложить на пергаменте, а затем и на бумаге сведения, которые казались им чрезвычайно важными и которые не должны были исчезнуть вместе с ними. А с некоторого времени работы их стали попадать под некий тайный контроль… Чей?.. Точного ответа нет, можно только догадываться… Еще в третьем веке до нашей эры индийский император Ашока, потрясенный видом поля боя, усыпанного истерзанными окровавленными трупами, навсегда отказался от войн, от любого насилия, и посвятил свою жизнь наукам, основав, возможно, одну из таких вот тайных каст хранителей и сберегателей опасных знаний. Общество это, или каста, вошло в историю под названием Девяти Неизвестных, а разве оно было одно?
– Вы думаете, такие общества существуют и сегодня?
– А что может им мешать? Деятельность подобных обществ не может быть прерывистой.
– Они могут хранить тайны неизвестного оружия?
– Разумеется.
– А доказательства? Следы?
Доктор Хэссоп неторопливо откинулся на спинку удобного кожаного кресла:
– Доказательства? Ты же листал досье, Эл… А этот перстень с огнем в гнезде… Разве этого мало?
Мы помолчали. Потом шеф сказал:
– Конечно, мы рискуем. Но чем? Средствами.
– Не только, – усмехнулся я. – Кое-кто рискует и жизнью.
– Это так. Но риск – это твоя работы. А любая находка, связанная с алхимиками, может подарить Консультации невероятные возможности, Эл…
– И вы знаете, где искать? Нашли выход на алхимиков?
– Не знаем, Эл, выход ли это, но кое-что мы нащупали. Это очень тонкая ниточка. С такими умеешь работать только ты. Мы предлагаем тебе отправиться на станцию Спрингз-6 – крошечную станцию в бобровом штате. Все, что от тебя требуется, это терпение. Ты будешь гулять по улицам, заходить в аптеки, лавки, бродить по перрону, думать о вечности. Потом к тебе подойдет человек.
– Думать о вечности обязательно?
– Можешь думать о бабах, Эл, это неважно.
– А потом ко мне подойдет человек… Как я его узнаю?
– Тебе не надо его узнавать, он узнает тебя. Мне не нравится такой подход, но мы были вынуждены согласиться. Никаких других условий у нас не приняли. Человек, который к тебе подойдет, возможно, выведет нас на алхимиков.
– И что он мне передаст? Золото, более чистое, чем природное? Порошки Нострадамуса? Философский камень?
– Не шути так, Эл. Он назовет тебе адрес. Я не знаю, что это будет за адрес. Может, предместье Каира или катакомбы Александрии. А может, это будет мадрасский или афинский адрес, здесь трудно даже предположить. Но если, Эл, мы получим адрес, нас ничто уже не остановит.
– А если он раздумает или не назовет адреса?
– Именно поэтому мы посылаем тебя, – шеф наклонил голову и смотрел на меня холодно, с полным пониманием ситуации. – Главное, чтобы этот человек подошел к тебе. Если он подойдет, мы уверены в успехе. Если он подойдет, ты обязан вырвать у него адрес. Как — это уже твое дело. Я знаю, Эл, ты умеешь все. В данном случае ты абсолютно свободен в действиях, и пусть тебя ничто не смущает.
Доктор Хэссоп согласно кивнул. Было видно, что они думали об этом много и долго. Есть много вещей, которые развязывают язык даже самого сдержанного, молчаливого человека. Чтобы кого-то разговорить, совсем не нужен испанский сапог.
– Спрингз-6 – убогое, заброшенное местечко, Эл.
Я кивнул. Информацию я уже проглотил. Ничего больше они мне не обещали, но дело выглядело достаточно ясным. Я уже собирался встать, когда шеф, будто вспомнив что-то, сунул руку в карман и извлек из него фотографию.
– Вот, кстати, – заметил он, – ты помнишь этого человека?
Я засмеялся:
– Надеюсь, в Спрингз-6 ко мне подойдет не он?
Шеф строго наклонил голову:
– Разумеется. Но этот человек, Эл, нас тоже интересует. Уверен, что при встрече ему надо помочь.
Человека, изображенного на фотографии, я, конечно, узнал.
Бобровый штат не случайно называют еще штатом тертых людей. В свое время они долго шли с востока и прочно осели в этих краях. Их скрипучие фургоны, длинноствольные ружья вселяли ужас в индейцев. Но человек с фотографии попал в бобровый штат не на фургоне. Он попал туда с воздуха.
– Внимательно приглядывайся к людям, Эл, ты это умеешь. Внимательно приглядывайся к каждому человеку…
В Спрингз-6 я приглядывался к каждому, и не моя вина, что нужный человек так и не подошел ко мне… Я вздрогнул.
Где-то в голове поезда щелкнуло несколько выстрелов (похожих на автоматные), поезд дернулся и, кажется, начал сбавлять ход. Не знаю почему, но я вдруг вспомнил о маленьком малайце, которого его приятели назвали Паулем. Он мне не понравился при нашей стычке на перроне, и сейчас, услышав выстрелы, я почему-то вспомнил о нем.
Хлопнула дверь тамбура. Я оглянулся.
Мои предчувствия меня не обманули: это были малайцы. Их было двое, и один из них ткнул меня в бок стволом короткого армейского автомата. Теперь я понял, чем были заполнены их тяжелые саквояжи… Понял я и то, что сопротивляться бессмысленно.
Начни свое дело в срок и вовремя его закончи. Совсем не слеши, не надо спешить, зачем нам спешить, Эл? Но никогда не медли, медлят проигрывающие.
Альберт Великий («Таинство Великого деяния») в устном пересказе доктора Хэссопа.
Оказалось, малайцы знают не только свой пронзительный носовой язык. Обыскав меня, внятно и ясно, далее не прибегнув к помощи прикладов, они объяснили мне, куда я должен пройти и где сесть. Я не возражал.
Они теперь не казались мне шумливыми, как полчаса назад на перроне, зато я никак не мог подсчитать – сколько их? Они входили, выходили, и все были похожи друг на друга. То я убеждал себя, что их не более семи, то мне вдруг начинало казаться, что их не менее дюжины. Впрочем, благодаря натренированной памяти, троих из них, и прежде всего, конечно, Пауля, я все же смог выделить сразу. Он тоже не забыл о нашем столкновении, и остро, нехорошо косился в мою сторону. Чем-то я его, видно, здорово задел. Второй, похожий на обезьяну, обряженную в спортивный костюмчик и мягкий тонкий берет, некто Йооп, так запомнилось мне его имя, сразу присел в углу вагона и, зажав автомат между ног, тихо сидел там. Третьего из тех, кого я выделил, звали Роджер. Похоже, малайцы его слушались. По крайней мере, именно к нему они бежали с вопросами. А запомнить его было легче всех – левую его щеку пересекал короткий, грубо залеченный шрам. Как ни странно, Роджера это нисколько не портило, и со шрамом на щеке он выглядел привлекательнее своих приятелей.
Что касается пассажиров, которых согнали в вагон со всего поезда, их оказалось меньше, чем я думал, – человек тридцать, от силы тридцать пять. Они даже не заполнили вагона. Среди них я, естественно, увидел усатого франта в отличном темном костюме из тонкой шерсти (плащ он держал в руке) и с резной костью. Он явно был с юга, от него так и несло магнолиями.
Здесь же сидел мамалыжник из Теннеси (он сам так представился), который ехал в гости к сестре и экономил на ночном поезде. Совершенно растерянный, он успел рассказать это за считанные минуты. Казалось, он ждал утешения, но ему понимающе кивнули лишь фермеры, постаравшиеся как можно поглубже заткнуть под сиденья свои большие плетеные корзины. Потомки мормонов и сами мормоны – они были плотными, белобрысыми, нравственными, трудолюбивыми. Не знаю, почему я так подумал, скорее всего по ассоциации все с той же «Книгой Мормона».
