Закончив нотацию, Круглов вновь развел братьев.
— Ты идешь в головном дозоре, — отправил одного вперед, — а ты в арьергарде. — Увидев, как вытянулось в недоумении лицо второго, сплюнул: — Тьфу ты, короче, идешь сзади, контролируешь тылы. Все, пошли.
Дальнейший их путь проходил в полной, если не считать звуков леса, тишине. В сумерках уже подошли к пункту назначения. Окруженная многовековыми елями вырубка была огорожена символичным покошенным плетнем, отгораживавшим вросший в землю сруб с покрытой лубом крышей. Из печной трубы взвивался к верхушкам деревьев зеленый дымок. Внутри кто-то покашлял и, заворчав, открыл двери.
— Ну где вы там бродите? — Выглянувший старик в балахоне с надетым на голову капюшоном, вглядываясь в сумрак, прищурился в их сторону. — Давай сюда.
Братья Лычко, ступая в ногу, приблизились к старцу и отвесили поклон до земли.
— Здравствуй, дед Лаврентий! От отца Иосифа поклон тебе, — дружно поприветствовали близнецы хозяина Лубянки и представили своего спутника: — Геолог-воин. Тот самый.
— Здравия желаю! — вышел вперед Круглов.
— Так-так-так! — засуетился старец. — Так вот ты какой, человек из недр земных. Сбылось мое пророчество, изрыгнула тебя Мать-Земля, — запрыгал он вокруг прапорщика. — Вижу, есть, есть в тебе знание тайн, землей данное, Геолог-воин. Спаситель ты наш.
Братья радостно улыбались, что не ошибся настоятель в пришельце.
— Да что же это я! — спохватился Лаврентий. — Проходите в дом, милости просим.
В доме у колдуна, как и положено его профессии, бурлило варево в котле, соединенном трубками с мензурками да колбами разными. Пахло медикаментами и кошками. В углу на столе лежали большая книга в красном переплете, несколько пергаментных свитков и стояла чернильница с гусиным пером. Судя по порядку, генеральная уборка со времен постройки жилья не производилась. На печи, вдыхая пары, прорывавшиеся из-под плотно прикрытого котла, дремала белая (!) кошка, которая даже не подняла голову на скрип и топот гостей. Братьям было указано на лавку около стены, а Геолог-воину на место в центре избушки. Старец взял со стола измерительную ленту и закружил вокруг гостя.
— Так, — бубнил он себе под нос, отходя к столу и делая пометки у себя в книге, — косая сажень, угу, пудовые, угу, пол-аршина, — записывал очередную заметку старец, продолжая изучение индивида. Круглов хотел было оскорбиться, что его как вымирающий вид заносят в Красную книгу, да решил до поры до времени не горячиться, может, действительно так надо.
Опосля биометрических измерений Геологу-Алексею было предложено хоть и скрипучее, но почетное место в кресле. Осмотревшись, Круглов усмехнулся и кивнул на самогоноаппарат, как он мысленно назвал котел с навесным оборудованием:
— От правоохранительных органов в лесу скрываетесь?
— Да! — по-своему расшифровал кудесник вопрос, а может, и понял, о чем речь. — И от дураков, что в миру житья не дают, и от скверных инквизиторов ушел я в леса. За такой-то зельевар по головушке, поди, не погладят, ежели вообще ее не снесут, а он мне необходим. Я зелья в нем варю волшебные.
Старик подставил пустую колбу под конец змеевика, потом, поглядев сквозь наполнившийся сосуд на лучину, удовлетворенно зацокал:
— Как слеза Горгоны… Мне секрет зелья ясновидного давным-давно знахарь Менделей открыл, — похвастал Лаврентий. — Эх и умный мужик был.
— А он его, случайно, не во сне узнал? — пытался сассоциировать услышанное с чем-то из средней школы Алексей.
— Нет, но тепло. Про вещий сон слыхал? — похвалил за попытку угадать старик. — Отведав зелья, можно в такой сон погрузиться, что многое, от взора сокрытое, ясно узреть можно. Ну, естественно, не всем подряд, — поправился старец, покосившись на заинтересовавшихся их беседой братьев, — а избранным.
— Понятно, — подвел итог прапорщик. — Таким образом, после принятия зелья ты и вышел на меня, так?
— Ну-у, — заюлил краснокнижник. — В общих чертах — да. Видел я витязя в шкуре то ли тигровой, то ли зебровой из недр земных…
— Стоп-стоп, про недра я уже слышал, тут ты где-то прав, — перебил вещателя «витязь». — Ты ответь, меня конкретно видел или нет?
— Как сказать, одежа на тебе бесовская… — «Фу-ты ну-ты, и этот туда же», — огорчился Круглов, оглядывая камуфляж. А старец продолжал чистосердечное признание: — Хотя тоже полосатая. Похожая на ту, которую я во сне увидел. А вот лицо смутно видел. Зато точно видел: тот витязь — не нашего леса ягода. Вот и ты сам согласен, что из-под земли к нам явился, и за версту видно — не от мира сего ты, витязь. Выходит, тебя я и видел.
— Ладно, проехали, — согласился с доводами ясновидца прапорщик. — Теперь выкладывай проблемные вопросы.
— А беда у нас одна, Геолог-воин, — запечалился слегка Лаврентий. — С которой ни колдунам, ни богатырям нашим справиться не по силам. С недавних пор пожаловали в наш край гробокопы, преставившийся народ по погостам вырывают и в пещеру Горыниной горы уволакивают. Видел я их во снах своих вещих, в латах железных все, словно лыцари с захода. Гробокопы чертовы. А от скрежета их мурашки по коже бегут. Нечистая, одним словом. — Старец тряхнул бороденкой. — А зачем они туда мертвецов носят, не знаю, не видел во сне, сколько ни пил зелья, хоть лопни, не видно. Видно, заклятие на горе. Может, мясом их питаются, может, еще что.
— Возможно, привиделось такое, оттого что с зельем переборщил? — подбросил версию Алексей.
— Ежели бы… — вздохнул старик. — Глянь на Пантелеймона, — указал старец на лежавшего кота. — Ведь черный как уголь был, а встретился случайно в лесу с гробокопами, так не то что поседел, постарел бедолага, и такую чушь порой несет, страшно слушать.
Лаврентий подошел к коту и ласково погладил того по загривку.
— И что характерно, — вдруг продолжил кот, подняв голову, — эти субъекты, как таковые, не являются элементами живой природы. Их нельзя отнести к какому-либо классу фауны и флоры. Также они не являются ни одним из известных современной науке видов нечисти. Это не вампиры, не упыри, не оборотни, не орки, не гоблины, не скинхеды, впрочем, скины — это просто подвид гоблинов. Короче говоря, я бы квалифицировал их как биомеханические субстанции с дистанционным программированием, — подвел итог кот и, вспомнив о них, вздрогнул: — О, этот скрежет, этот скрежет… он до сих пор преследует меня, брр.
Круглов, поначалу удивившийся говорящему по-человечьи коту, все-таки перекрыл свое же удивление многократно, услышав, о чем говорит четвероногое.
— Я же говорил, — покрутил пальцем у виска старец так, чтобы его движения не заметил альбинос.
Дружный храп братьев Лычко заставил их отвлечься от такой содержательной беседы.
— Да уж, утро вечера мудренее, — проворчал старец. — Завтра договорим, зачем пожаловал.
Старец выпил мензурку с волшебным зельем и, взобравшись на печь, тут же захрапел, перекрывая на две октавы богатырско-монашеский дуэт. Кот полизал лапку и, пристроившись под боком у хозяина, посмотрел на Круглова.
— У нас это нормально, — пояснил кот человеку, кивнув на спящего Лаврентия. — Этикетом старик не владеет, но экстрасенс неслабый. Он и меня говорить научил, и заклятия знает, но возраст преклонный дает себя знать. Склероз у него. Ну, споки-ноки.
Кот перевернулся на спину, заложил лапки за голову и… захрапел.
От такой какофонии Круглову совсем расхотелось спать. Решив выйти на свежий воздух, он подошел к двери и попытался ее открыть. Дверь не поддалась. Не обнаружив каких-либо запоров, Алексей еще раз толкнул дверь и, убедившись в ее неприступности, отстал. Ясно-понятно — заговор на дверях, не войти, не выйти. Подойдя к столу, он попытался почитать книгу, но буквы выглядели несколько иначе, чем те, которые он знал, поэтому из этой затеи тоже ничего не вышло. В конце концов его скучающий взгляд остановился на мензурке, куда капало волшебное зелье из зельевара…
В эту ночь ему снились такие кошмары, какие он в период полового созревания не видел. В огромном чане с мутной булькающей жидкостью плавали голые разнополые тела, в подавляющем большинстве безжизненные, которые медленно покрывались противной ржавой коркой и при столкновении издавали такой мерзкий скрежет, что хотелось закрыть уши. Но он не мог, так как тоже кружил в котле, его руки были покрыты стальными пластинами и не повиновались его желаниям. Он захлебывался, вода затекала в рот, в нос, он не мог дышать. С огромным усилием он выбросил руки вверх, чтобы выгрести к поверхности. Раздались хлопок, затем глухой стук и причитания, перемежающиеся с тихой руганью.
Открыв глаза, Круглов быстро определился с местом нахождения. Он лежал на залитой солнцем Лубянке, рядом с ним с одной стороны лежала опрокинутая чарка с зельем, которым его отпаивали, а с другой стороны лежал старец, над которым суетились братья Лычко. Скрещенные на груди руки старца встревожили Круглова — дурным знаком показалось, но грудь кудесника вздымалась ровно и с завидным постоянством.
