Вероятно, он подумал, что может игнорировать молнии точно так же, как игнорирует амбар Уиллоуби, что через дорогу от его фермы, или Мраморный холм, который его кузен Сет отсудил у него и существование которого он теперь отрицает. Или как новую дамбу, которую построил штат для водохранилища, затопившего пастбища, куда ваш дядя раньше выгонял скотину. Так что, если вы теперь заговорите о дамбе, ваш дядя Отис посмотрит на вас как на ненормального.
Так вот, возможно, он подумал, что может игнорировать молнии, но молниям об этом не было известно. Одна из них шарахнула в дуб, расколола его пополам и за компанию прихватила и Отиса. Единственная причина, по которой он не погиб, по-моему, в том, что он всегда отличался завидным здоровьем. Он ведь за всю жизнь ни дня не болел, кроме того случая двадцать лет назад, когда он упал с лошади, потерял память и целую неделю считал себя продавцом сельхозтехники по имени Юстас Лингем из Кливленда, штат Огайо.
Ваша тетя Эдит видела, как это случилось, выбежала в поле и притащила его домой. Положила его в постель и вызвала дока Перкинса. Док осмотрел его и сказал, что опасности никакой нет, скоро он придет в себя, но два-три дня ему придется полежать.
И действительно, скоро ваш дядя Отис очнулся, где-то ближе к ужину, но оставаться в постели категорически отказался. Заявил, что чувствует себя прекрасно, и я готов подтвердить, что вчера в магазинчике у Симпкинса он выглядел как никогда. Живой такой был, как будто лет на десять помолодел. Бодренький, весь как на пружинах, и такой энергичный, что казалось, электричество так и сочится у него из каждой поры.
Я спросил, не стал ли дядюшка Отис с возрастом менее упрямым. Джад сплюнул с явным отвращением.
— Еще упрямее стал, — ответил он. — Ваш дядя Отис — самый упрямый человек в Вермонте. Смотрите вы с ним на одно и то же, а он говорит, что этого нет, и, главное, говорит с такой убежденностью, что вы сами чуть ли не начинаете ему верить.
Только на прошлой неделе сидим мы с ним у него на крыльце, а перед нами торчит этот старый амбар Уиллоуби и загораживает собой весь вид. Так ваш дядя Отис как сквозь него смотрит, будто ему ничего и не мешает.
«Отличный вид, — говорю я, — вот только если бы амбара не было». А ваш дядя Отис смотрит на меня, как будто я с ума сошел.
«Амбара? — переспрашивает. — Какого еще амбара? Нет тут никакого амбара и никогда не было. Лучший вид во всем Вермонте. На двадцать миль вокруг видно».
Джад Перкинс усмехнулся и чуть не переехал рыжую собачонку и мальчика на велосипеде.
— Я понимаю, что есть люди верующие, которые верят в то, чего нет, — сказал он. — Но ваш дядя Отис — это единственный из всех известных мне людей, который настолько упрям, что не верит в то, что есть!
Я был погружен в собственные мысли, когда Джад Перкинс высадил меня у ворот фермы дядюшки Отиса. Дядюшки нигде не было видно, и я направился вокруг дома к задней двери, когда из нее выскочила тетушка Эдит, трясущиеся руки и всклокоченные волосы которой говорили о крайней степени возбуждения.
— О Мерчисон! — воскликнула она. — Как я рада, что ты приехал! Я не знаю, что делать, я просто не знаю, что делать! С Отисом случился такой кошмар, и…
И тут я увидел самого Отиса, шедшего по тропинке к почтовому ящику на воротах за вечерней газетой. В его маленькой подвижной фигурке, задиристо выставленной вперед нижней челюсти и колючих кустиках седых бровей я не обнаружил ничего необычного. Но тетушка Эдит только всплеснула руками, когда я поделился с ней своими наблюдениями.
— Знаю, — тихо вздохнула она. — Глядя со стороны, можно подумать, что удар молнии пошел ему только на пользу. Тихо! Он идет. Сейчас я больше ничего не могу тебе рассказать. После ужина! Главное, чтобы он не догадался… О господи, я надеюсь, нам удастся остановить это и ничего ужасного не успеет произойти!
И прежде чем дядюшка Отис подошел к нам, тетушка Эдит юркнула обратно на кухню.
Если дядюшка Отис и изменился с тех пор, как мы виделись в последний раз, то только в лучшую сторону. Как уже отмечал Джад Перкинс, теперь он выглядел моложе. Он крепко пожал мою протянутую руку, по которой пробежала нервная дрожь, как от удара электрическим током. В глазах его играли веселые искорки. Он весь казался пропитанным какой-то таинственной энергией, которая не помещалась в нем и потому изливалась через край.
Мы медленно прошлись к главному входу и остановились на крыльце, повернувшись к полуразвалившемуся старому амбару, который возвышался с другой стороны дороги и заслонял собой весь вид. Мне показалось, что это подходящая тема для беседы, с помощью которой можно проверить, что имела в виду тетушка Эдит, и я, внимательно наблюдая за дядюшкой Отисом, сказал, что жаль, мол, что гроза позавчера не завалила этот амбар, чтобы все о нем наконец забыли.
— Амбар? — переспросил дядюшка Отис, сверля меня подозрительным взглядом. — Какой амбар? Мальчик мой, здесь никогда не было никакого амбара. Ты только посмотри, какой вид! Это самый роскошный вид во всем Вермонте. А если ты видишь здесь какой-то амбар, то тебе нужно бросать все дела и бежать к врачу.
Как говорил Джад, слова дядюшки звучали настолько убедительно, что я поневоле повернулся, чтобы удостовериться, что амбар действительно стоит на месте. Некоторое время, мигая и протирая глаза, я продолжал смотреть на то место, где только что видел это уродливое сооружение.
Потому что дядюшка Отис говорил правду.
Там не было никакого амбара — теперь не было.
На протяжении ужина до меня все больше и больше доходил чудовищный смысл этой невероятной истины, не верить в которую у меня не было никаких оснований. А после ужина, оставив дядюшку Отиса читать за столом газету, я следом за тетушкой Эдит вышел на кухню.
Она только вздохнула, когда я рассказал ей об амбаре, и посмотрела на меня затравленным взглядом.
— Да, — прошептала она, — это делает Отис. Я поняла это еще вчеда, когда мы сидели в магазинчике Симпкинса и пропал этот памятник с площади. Я как раз смотрела на памятник, когда Отис сказал, что никакого памятника там никогда не было, и он… в общем, он исчез прямо у меня на глазах. Тогда-то я и отправила тебе телеграмму.
— Ты хочешь сказать, — спросил я, — что с тех пор, как дядюшку Отиса ударила молния, его упрямство приобрело новое качество? Раньше он просто отрицал существование того, что ему не нравилось, и этим все заканчивалось. А теперь, когда он заявляет, что чего-то нет, то это «что-то» благодаря его колоссально увеличившейся силе упрямства действительно перестает существовать? Стоит ему во что-то не поверить, и это исчезает?
Тетушка Эдит кивнула.
— Именно исчезает! — воскликнула она, явно находясь на грани истерики. — Как только он скажет, что чего-то нет, это перестает существовать!
Должен признаться, что мне стало очень не по себе. Я сразу представил, к каким неприятностям могут привести эти новые способности дядюшки. Список вещей и людей, в которых он не верил, был довольно длинным и разнообразным.
— Как ты думаешь, — спросил я, — есть ли этому какие-нибудь границы? Памятник, амбар — что еще он может изменить своим упрямством?
— Даже не представляю, — ответила она. — Может, никаких пределов для него и не существует. Отис невероятно упрям. А вдруг кто-нибудь напомнит ему о дамбе? Представь, что будет, если он заявит, что никакой дамбы не существует. В ней высоты сто футов, и если вся эта вода…
Ей не нужно было объяснять мне, к чему это может привести. Если дядюшка Отис решит, что никакой хиллпортской дамбы в природе не существует, то многие и многие тонны воды тут же хлынут из водохранилища наружу и в мгновение ока сметут с лица земли этот городишко со всеми пятью сотнями его обитателей.
— И потом, еще есть разные страны со смешными названиями, в существование которых Отис никогда не верил, — шепотом продолжала тетушка Эдит. — Занзибар, например, или Маврикий.
— А также Гватемала и Полинезия, — добавил я, нахмурившись. — Если кто-то или что-то вдруг напомнит ему о них, а он заявит, что все это выдумки, то я даже предположить боюсь, какие последствия нас могут ожидать. Внезапное исчезновение любой из этих стран приведет… Не знаю, цунами и землетрясения нам точно обеспечены.
— Но как же нам остановить его? — взволнованно воскликнула тетушка Эдит. — Мы ведь не можем прямо сказать ему, что он не должен…
Договорить ей не дал дядюшка Отис, который появился в дверях, возмущенно хрюкая и размахивая вечерней газетой.
— Нет, вы только послушайте, что они пишут! — гневно рявкнул он и зачитал нам короткую заметку, смысл которой сводился к тому, что Сет Янгмен, его кузен, отсудивший у дядюшки Мраморный холм, собирается продать его какой-то нью-йоркской компании, которая будет добывать там мрамор. Дочитав до конца, дядюшка Отис с отвращением швырнул газету на стол.
