Хотя любителей поглазеть тоже хватает. И если собрать их побольше…
– Ну и как думаете, у нас есть там перспективы? – спросил Зверский Балуй, одним словом разрушив все усилия по поддержанию имиджа тупого, как камень, великана.
– Наверняка… – осторожно ответил Топыряк.
Перспективы в Ква-Ква имелись абсолютно для всех. Другой вопрос – в чем они состояли. Каждый получал в величайшем городе Лоскутного мира свое, в чем бы оно ни заключалось.
Перспективы свиньи заканчивались на том, чтобы превратиться в кучку костей и кусок вырезки. У жителя другого Лоскута – на том, чтобы быть убитым, избитым и ограбленным в течение первых же суток, причем неоднократно. У любителя прекрасного – умереть в жутких мучениях.
У четырех огромных циклопов с намозоленными кулаками и большими дубинами…
– Да, пожалуй, есть, – сказал Арс. – Наверняка там найдутся люди и гномы, и еще многие, кто захочет посмотреть на бои.
– Вот, я ж говорил! – обрадованно воскликнул Привет и горделиво глянул на братьев Качко.
– Тогда завтра и отправимся, – кивнул один из них.
И циклопы принялись деловито обсуждать, какого цвета трусы принесут им успех в Ква-Ква.
– Ты че наделал, типа? – прошептал Рыггантропов. – Мало нам своих мордоворотов, в натуре?
– Тут очень далеко, – так же тихо ответил Топыряк. – Пока они доберутся, мы помереть успеем.
Двоечник мрачно засопел и отвернулся.
– Ладно, утро вечера мудренее, – сказал Привет, отвлекаясь от, судя по всему, давно начатого спора про цвет трусов. – Надо спать ложиться, а там посмотрим, чего будет.
И он дунул на костер с такой силой, что бревна едва не раскидало в стороны.
Горная тьма с блаженным вздохом захватила последний пятачок, остававшийся во власти света.
Миссис Барпл была безвредной старушкой. Сама по себе.
Можно с полной определенностью сказать, что она не гадила на лестнице, не бросалась на людей, не шумела по ночам и не испускала запах мокрой псины. За нее подобные неприятные обязанности исполняли «несчастные песики», которых в доме миссис Барпл насчитывалось полтора десятка.
Она искренне любила животных и столь же искренне не замечала, что порой любовь может быть более вредоносной, чем самая черная, подсердечная ненависть.
Обитала миссис Барпл на улице Каменных Колец, что тянется от реки через Норы к окраине. Все соседи знали о ее привычках и поэтому ранним утром и поздним вечером, когда миссис Барпл выводила свору на прогулку, старались не выходить на улицу.
Порой те из них, кому окончательно надоедало многоголосое тявканье и кучки органического происхождения на крыльце, переходили к активным мерам самообороны. Но боги не откликались на молитвы и не спешили обрушить молнии на голову миссис Барпл. А самую смертоносную отраву «несчастные песики» сжирали без остатка и только крепли.
Ну а что касается увещеваний и прочих слов, то миссис Барпл обладала присущей многим пожилым леди способностью их не слышать.
Не то чтобы собаки были особенно кровожадны…
Псы миссис Барпл, самый маленький из которых был размером с пони, страдали то ли человеколюбием, то ли просто излишним любопытством. В чем тут дело, ни у кого не хватало духу проверить. Завидев незнакомца, свора с развеселым тявканьем кидалась к нему, волоча за собой хозяйку.
Миссис Барпл в этот момент напоминала спортсмена на водных лыжах, что мчится за мохнатым гавкающим катером.
Ставший объектом собачьего интереса человек обычно бледнел, седел и открывал в своем организме новые, доселе неизвестные возможности: одолеть стометровку за девять секунд, перескочить через забор высотой три метра, телепортироваться сквозь каменную стену…
Но любителей совершать утренние прогулки в районе улицы Каменных Колец становилось все меньше.
Сегодня миссис Барпл, как обычно, вывела «несчастных песиков» погулять на рассвете, когда даже воры и убийцы отправились спать. Собаки загавкали, после чего окошки соседних домов разродились дружными проклятиями.
Их обитатели давно обходились без будильников, но смириться с этим почему-то не могли.
– Пошли. Вон туда. Тихо, Бобик, не жуй ухо Шарику, – ворковала миссис Барпл, пытаясь управлять сворой.
С таким же успехом прогулочный катер мог толкаться с океанским лайнером.
Они миновали поворот на улицу Пресной Песни, и тут навстречу попался случайный прохожий.
– Ах! – только и сказала миссис Барпл.
– Гав! – дружно произнесли псы и, оскалившись, помчались вперед, точно возомнили, что участвуют в эскимосской гонке на собачьих упряжках.
Прохожий, возвращавшийся домой после одного важного дела, бросил на землю звякнувший мешок и с резвостью накачанной адреналином белки взлетел на ближайшее дерево.
Псы подскочили к стволу и радостно столпились вокруг, задрав морды.
– Уберите их! – завопил Васти Тошняк, первый раз в жизни испытавший позыв оставить преступную карьеру.
– Сейчас они пометят дерево и уйдут, – сообщила немного запыхавшаяся миссис Барпл. – Славные песики?
Васти Тошняк посмотрел на нее взором самоубийцы, которому предложили оценить красоту вида, открывшегося с вершины небоскреба.
– Гав! Гав! Рррр!
Песики уходить не спешили. Они толпились вокруг дерева, словно биологи около только что найденного древесного жучка. Дрались за то, чтобы оказаться поближе к стволу, и даже пробовали его на зуб.
Вряд ли такого можно ожидать от биологов, хотя кто их знает, этих ученых?
В мелкую душонку вора закралось подозрение, что он влип намного сильнее, чем тогда, когда по ошибке влез в один из домов Большого Джона, короля преступного мира Нор. В тот раз удалось отвертеться, свалив все на гастролеров и утопив награбленное в реке Ква-Ква.
Сейчас Васти Тошняк понял, что рискует свалиться и утонуть в слюнявых зубастых пастях.
– О Дрыллингупс, – помянул он бога, Покровителя Мелких Дозволенных Пороков, и принялся нервно озираться.
Путей к отступлению не нашлось, ковра-самолета на соседней ветке тоже не оказалось. Зато на стене ближайшего дома обнаружился оранжевый плакат с надписью: «Мы спосем вас! Кричити 911 и апасность убежит!» – и какими-то жуткими старческими рожами.
Но в данный момент они показались Васти более привлекательными, чем собачьи морды.
– Девять один один! – заорал он.
Гнусавый тенорок Тошняка вырвался из установленного на столе железного ведра и породил внутри «Сломанного меча» некоторую суматоху. Умеющие просыпаться в один миг герои оказались на ногах, а Старый Осинник даже успел кинуть в рот дольку чеснока, прежде чем сообразил, что произошло.
– Выжов! – прошамкал Брежен, прирожденный диспетчер. – Руки в ноги, парни! Или ноги в руки?
– В любом случае – вперед! – Агрогорн схватился за край ведра и сказал: – Девять один один!
И исчез в облаке розового дыма.
– Красивенько, – оценил Стукнутый Черный.
– Еще как, – кивнул Чапай, и остальные трое героев по очереди повторили маневр предводителя.
Васти Тошняк забыл о страхе, когда на мостовой с негромким «чпок!» возник намазанный розовым жиром тролль в кухонном фартуке и с поварешкой в руке. Лишь мгновением позже вор сообразил, что это не тролль, а очень крупный человек. За ним появились еще трое, один довольно обычный, но с какими-то палками в руках, и двое одетых крайне чудно.
Один – в черный мешок до земли, второй – в меховые плащ и шапку.
Псы ошеломленно замерли, очарованные изобилием объектов для проявления любви к людям. А затем дружно сморщили носы, уловив амбре, исходившее от Старого Осинника.
– Ой! – проговорила миссис Барпл немного растерянно.
– Кхе-кхе, и кто тут девственница? – бодро вопросил Стукнутый Черный, полный пылкой готовности насиловать и уби… в смысле, спасать.
– Что вы имеете в виду? – Миссис Барпл, никогда не бывшая замужем, сердито воззрилась на героев.
– Ну, в смысле, кого спасать надо, – сказал Агрогорн, наградив Стукнутого Черного свирепым взглядом, и ободряюще помахал поварешкой. – Это спасательская термология.
Собаки вышли из ступора. Вожак, черно-белый кобель, которому ласковая кличка Снежок (в Ква-Ква снег очень редко и недолго бывает чисто-белым) шла так же, как тигру – розовый слюнявчик, оскалился и двинулся вперед. Когда так много двуногих, то с ними можно славно поиграть. Скажем, загнать на крышу, или повалить и обслюнявить, или пару раз куснуть.
За вожаком потянулись остальные псы, и миссис Барпл потащило вслед за ними.
– Э… ну… – сказала она, пытаясь если не предотвратить неприятности, то хотя бы предварить их мягкой подушкой из слов. – Они очень ласковые… Вы не бойтесь…
– Меня спасать! Меня! – завопил с вершины дерева Васти Тошняк. – Эти твари меня чуть не сожрали!
Собаки загавкали и ринулись вперед.
Агрогорн улыбнулся и поднял поварешку. Он не стал разбираться, чего именно хотят от него эти мохнатые вонючие твари. Он просто сделал то, что умел делать лучше всего на свете.
