Наклонившись, Геральт поднял правую руку мужчины. Как он и ожидал, медное кольцо, врезавшееся в распухший и посиневший палец, носило знак цеха оружейников — стилизованный шлем с забралом, два скрещенных меча и букву “А”, вырезанную под ними.
Ведун вернулся к трупу женщины. Переворачивая тело, он обо что-то уколол палец. Это была роза, прикрепленная к платью. Цветок завял, но не потерял окраску — лепестки были темно-голубые, почти темно-синие. Геральт впервые в жизни видел такую розу. Он перевернул тело и вздрогнул.
На обнаженной деформированной шее женщины виднелись четкие следы зубов. Не волчьих.
Ведун осторожно отступил к лошади. Не спуская глаз с опушки леса, он взобрался в седло. Дважды объехал поляну, наклоняясь, внимательно изучая землю и оглядываясь вокруг.
— Так, Плетка, — сказал он тихо, придерживая коня. — Дело ясное, хоть и не до конца. Оружейник и женщина приехали верхом со стороны леса. Вне всякого сомнения, они ехали из Мэривелла домой, ибо никто долго не возит с собой нереализованный аккредитив. Почему они ехали здесь, а не по дороге, неизвестно. Но ехали через вересковые заросли, рядышком. А потом, не знаю почему, спешились или упали с коней. Оружейник умер сразу. Женщина бежала, потом упала и тоже умерла, а “что-то”, не оставившее следов, тащило ее по земле, держа зубами за шею. Это произошло два или три дня назад. Лошади убежали; не будем их искать.
Кобыла, понятно, не ответила, фыркала неспокойно, реагируя на знакомые интонации голоса.
— То “что-то”, убившее обоих, — продолжал Геральт, глядя на опушку леса, — не было ни вурдалаком, ни лешим. Ни один, ни другой не оставили бы столько для трупоедов. Если бы здесь были болота, я сказал бы, что это кикимора или виппер. Но здесь нет болот.
Наклонясь, ведун чуть приподнял прикрывавшую круп лошади попону, отцепив притороченный к вьюкам второй меч, с блестящей гардой и черной рифленой рукоятью.
— Да, Плетка. Сделаем крюк. Надо проверить, почему оружейник и женщина ехали через бор, а не по дороге. Если мы будем равнодушно проезжать мимо таких происшествий, то не заработаем даже тебе на овес, правда, Плетка?
Кобыла послушно двинулась вперед, через бурелом, осторожно переступая через ямы.
— Хоть это и не вурдалак, но не будем рисковать, — продолжал ведун, вынимая из сумки у седла засушенный букетик аконита и повесив его у мундштука. Кобыла фыркнула. Геральт немного расшнуровал под шеей кафтан, вытащил медальон с выщербленной волчьей пастью. Медальон, подвешенный на серебряной цепочке, ритмично покачивался в такт лошадиной поступи, как ртуть поблескивала в солнечных лучах.
Красную черепицу конусообразной крыши башни он заметил впервые с вершины холма, на которую взобрался, срезая поворот плохо заметной тропинки. Склоны, поросшие орешником, загроможденные сухими ветвями, устланные толстым ковром желтых листьев, не были слишком безопасны для спуска. Ведун отступил, осторожно съехал по скату и вернулся на тропинку. Он ехал медленно, время от времени придерживал коня и, свесившись с седла, высматривал следы.
Кобыла дернула головой, дико заржала, затопала, затанцевала на тропке, вздымая облако сухих листьев. Геральт, обхватив шею лошади левой рукой, сложив пальцы правой в Знаке Аксии, водил кистью над головой животного, шепча заклятие.
— Значит, так плохо? — бормотал он, оглядываясь вокруг, по-прежнему держа пальцы сплетенными в Знаке. — Даже так? Спокойно, Плетка, спокойно.
Чары быстро подействовали, но кобыла, подтолкнутая пяткой, двинулась вперед с промедлением, тупо, неестественно, теряя упругий ритм хода. Ведун ловко соскочил наземь. И дальше пошел пешком, ведя лошадь за уздечку. Он увидел стену.
Между стеной и лесом не было промежутка, заметного разрыва. Листья молодых деревьев и кустов можжевельника смешивались с листьями плюща и дикого винограда, цепляющимися за каменную ограду. Геральт поднял голову. В то же мгновение он почувствовал, как к шее, раздражая, вздымая волосы, присасывается и движется, ползя, невидимое мягкое созданьице. Он знал, что это значит.
Кто-то смотрел.
Он обернулся медленно и плавно. Плетка фыркнула, мышцы на ее шее задергались, задвигались под кожей.
На склоне холма, с которого он только что спустился, неподвижно стояла девушка, одной рукой опираясь о ствол ольхи. Ее белое, ниспадающее до земли платье резко контрастировало с блестящей чернотой длинных взъерошенных волос, стекавших на плечи. Геральту показалось, что она улыбается, но он не был уверен в этом — слишком далеко она находилась.
— Привет, — сказал он, подняв руку в дружеском жесте. И сделал шаг в сторону девушки. Та, легко поворачивая голову, следила за его движениями. Лицо ее было бледным, глаза черными и огромными. Улыбка — если это была улыбка — исчезла с лица, словно кто-то стер ее резинкой. Геральт сделал еще один шаг. Зашелестела листва. Девушка сбежала по склону, как косуля, промелькнула среди кустов орешника и превратилась просто в белую полосу, исчезая в глубине леса. Длинное платье,’казалось, совершенно не ограничивало свободы ее движений.
Кобыла ведуна плаксиво заржала, резко подняв голову. Геральт, все еще глядя в направлении леса, машинально успокоил ее Знаком. Ведя лошадь за уздечку, он пошел дальше, медленно, вдоль стены, по пояс утопая в лопухах.
Ворота, солидные, обитые железом, навешанные на ржавые скобы, были снабжены большой бронзовой колотушкой. Поколебавшись немного, Геральт протянул руку, коснулся позеленевшего кольца и сразу отскочил, так как ворота в ту же секунду открылись, скрипя, скрежеща и раздвигая в стороны кучки травы, камешки и веточки. За воротами никого не было — ведун видел только пустой двор, запущенный и заросший крапивой.
Он вошел, ведя лошадь за собой. Ошеломленная Знаком кобыла не сопротивлялась, однако неуверенно ставила негнущиеся ноги.
Двор с трех сторон был окружен стеной и остатками деревянных лесов, четвертая представляла собой фасад небольшого особняка, испещренного оспинами отвалившейся штукатурки, грязными потеками, гирляндами плюща. Ставни, с которых облезла краска, были закрыты. Двери тоже.
Геральт накинул вожжи Плетки на столбик у ворот и медленно пошел к особняку по дорожке, покрытой гравием, пролегающей рядом с низким бассейном небольшого фонтана, полным листьев и мусора. Посреди бассейна на причудливом цоколе пружинился и загибался вверх выщербленный хвост дельфина, высеченного из белого камня.
Рядом с фонтаном на чем-то, что некогда было клумбой, рос куст розы. Ничем, кроме окраски цветов, этот куст не отличался от других розовых кустов, какие приходилось видеть Геральту, Цветы являлись исключением — они были цвета индиго, с легким оттенком пурпура на кончиках некоторых лепестков. Ведун потрогал один, приблизил лицо и понюхал. У цветов был типичный для роз запах, но несколько более интенсивный.
Дверь особняка — а одновременно и все ставни — с треском открылась. Геральт поднял голову. По дорожке, хрустя гравием, прямо на него неслось чудовище.
Правая рука ведуна молниеносно взлетела вверх, над правым плечом, в тот же миг левая сильно дернула пояс на груди, благодаря чему рукоять меча сама прыгнула в руку. Клинок, со свистом вылетев из ножен, описал короткий сверкающий полукруг и замер, направленный острием в сторону атакующего зверя. Чудище при виде меча затормозило и остановилось. Гравий брызнул во все стороны. Ведун даже не дрогнул.
Существо было человекообразным, одето в поношенную, но хорошего качества одежду, не лишенную изысканных, хотя и совершенно нефункциональных украшений. Человекообразность, однако, доходила не выше воротника кафтана — ибо, над ним возвышалась огромная косматая, как у медведя, голова с огромными ушами, парой диких глазищ и ужасной пастью, в которой метался красный язык.
— Прочь отсюда, смертный! — рявкнуло чудище, размахивая лапами, но не двигаясь с места. — Не то я тебя сожру! Разорву на куски!
Ведун не сдвинулся с места и не опустил меч.
— Ты что, глухой? — заорало существо, после чего исторгло из себя нечто среднее между визгом вепря и ревом оленя-самца. Ставни на окнах застучали и загрохотали, стряхивая щебенку и штукатурку с подоконников. Ни ведун, ни зверь не шевельнулись.
— Мотай, пока цел! — зарычало создание, но уже как будто менее уверенно. — А не то…
— Не то — что? — прервал Геральт.
Чудище гневно запыхтело, перекосило уродливую голову.
— Смотрите-ка, какой храбрый, — спокойно сказало оно, оскалив клыки, глядя на Геральта налитыми кровью глазами. — Будь любезен, опусти меч. Может, до тебя не дошло, что ты находишься во дворе моего собственного дома? А, может, там, откуда ты родом, есть такой обычай — угрожать хозяину мечом в его собственном дворе?
