– Странное место, – заметил Найджел. – Как забавно изгибаются стены.
– Где мы? – поинтересовалась Канина.
– И есть ли здесь спиртное? – подхватил Креозот и хмуро добавил: – Наверное, нет.
– И почему оно раскачивается? – продолжала Канина. – Никогда раньше не бывала в комнате с металлическими стенами. – Она принюхалась. – Чувствуете запах масла?
Джинн появился снова, впрочем, на этот раз он обошелся без дымовых эффектов и блуждающих люков. От Канины он старался держаться подальше – насколько позволяла вежливость.
– Все в порядке? – осведомился он.
– Это Анк? – спросила Канина. – Да, именно сюда мы и хотели попасть, но, в общем-то надеялись, что ты перенесешь нас куда-нибудь, где будет дверь.
– Вы туда направляетесь, – уверил джинн.
– Но где мы сейчас очутились?
Замешательство джинна заставило мозг Найджела преодолеть все стадии размышлений одним скачком. Юноша посмотрел на лампу, которую держал в руках, и в порядке эксперимента встряхнул ее. Пол заходил ходуном.
– О нет! – воскликнул Найджел. – Это физически невозможно.
– Мы в лампе? – переспросила Канина. Их пристанище снова задрожало – это Найджел попытался заглянуть в носик лампы.
– Только не волнуйтесь, – посоветовал джинн. – И постарайтесь по возможности не думать об этом.
Он объяснил (хотя «объяснил» – это несколько неверное слово, и в данном случае оно означает «так и не сумел объяснить, хотя делал это довольно долго»), что группа людей вполне может преодолевать расстояния в небольшой лампе, которую держит один из них. Сама же лампа движется потому, что ее несет один из находящихся в ней людей, и это происходит благодаря: а) дробной природе реальности, означающей, что каждую вещь можно рассматривать как находящуюся внутри всего остального, и б) творческому подходу к окружению. Фокус основывался на том, что законы физики замечали свое упущение уже после того, как путешествие было закончено.
– Но в данных обстоятельствах лучше об этом не думать, – заключил джинн.
– Это все равно что не думать о розовых носорогах, – вставил Найджел и, когда все уставились на него, сконфуженно хохотнул. – У нас была такая игра, – пояснил он. – Нужно было всячески избегать думать о розовых носорогах. – Он кашлянул. – Не сказал бы, что это такая уж хорошая игра.
Он сощурился и снова заглянул в носик лампы.
– Ага, – согласилась Канина. – Дурная игра.
– Э-э, – встрял джинн. – Кофе кто-нибудь хочет? Музыку? Может, по-быстрому перекинемся в «Поход героя»[23]?
– А выпить есть? – спросил Креозот.
– Белое вино?
– Дрянное пойло.
Джинн, похоже, был шокирован.
– Красное вино вредно для… – начал он.
– Но на безрыбье и рак рыба, – торопливо перебил его Креозот. – Что угодно, только не суй в бокал всяких зонтиков. – Тут до серифа дошло, что с джиннами так не разговаривают. Он взял себя в руки. – Никаких зонтиков, заклинаю тебя Пятью Лунами Назрима. Также обойдемся без кусочков фруктов, оливок, изогнутых соломинок и декоративных обезьянок. Приказываю тебе это Семнадцатью Метеоритами Сарудина…
– Я не любитель зонтиков, – мрачно перебил его джинн.
– Здесь довольно пусто, – заметила Канина. – Почему бы тебе не поставить сюда какую-нибудь мебель?
– А я вот не понимаю, – сказал Найджел. – Если мы все находимся в лампе, которую я держу, а я сам, пребывая в лампе, держу лампу поменьше, а уже в той лампе… Джинн изо всех сил замахал руками.
– Не продолжай! – взмолился он. – Пожалуйста!
Честный лоб Найджела избороздили морщины.
– Да, но меня что, так много или как?
– Все циклично, но прекрати привлекать к этому внимание… О черт.
Они услышали едва уловимый, неприятный звук, который издала спохватившаяся реальность.
В башне царила темнота. Это был плотный столб древней темноты, которая пребывала здесь с начала времен и которую возмущало вторжение дневного света, нахально протискивающегося в башню мимо Ринсвинда.
Волшебник почувствовал движение воздуха, дверь у него за спиной закрылась, и темнота хлынула обратно, так аккуратно заполняя световую прореху, что вы бы даже шва не заметили.
Пространство внутри башни пахло древностью с легким намеком на вороний помет.
Для того чтобы стоять в этой темноте, требовалась большая смелость. У Ринсвинда столько смелости никогда не было, но он все равно стоял. Что-то начало обнюхивать его ноги, и Ринсвинд словно окаменел. Единственной причиной, по которой он не двигался, был страх наступить на что-то весьма ужасное.
Затем его руки мягко коснулась ладонь, похожая на старую кожаную перчатку, и чей-то голос произнес:
– У-ук.
Ринсвинд поднял глаза.
Темнота всего лишь на миг уступила место вспышке яркого света. И Ринсвинд увидел, что…
Вся башня была заполнена книгами. Они плотными рядами стояли на каждой ступеньке спиральной лестницы, вьющейся вдоль стен. Они стопками лежали на полу – скорее даже были свалены в кучи. Они расположились – вернее, расселись – на осыпающихся карнизах.
И украдкой наблюдали за Ринсвиндом. Впрочем, обычные шесть чувств были тут ни при чем. Книгам прекрасно удается передавать мысли – не обязательно собственные, – и Ринсвинд осознал, что они пытаются что-то ему сказать.
Темноту прорезала еще одна вспышка. Ринсвинд догадался, что это магия из башни чудесника озарила Башню Искусства своим отблеском. Свет проник через далекое отверстие, ведущее на крышу. По крайней мере, вспышка позволила ему опознать Вафлза, который, сопя, обнюхивал его правую ногу. Это слегка успокоило Ринсвинда. Теперь бы еще определить источник тихого поскребывания, монотонно раздающегося возле его левого уха…
Новый всполох услужливо разогнал темноту, и Ринсвинд обнаружил, что смотрит прямо в маленькие желтые глазки патриция, терпеливо царапающего когтями стенки стеклянной банки. Это было слабое, бессмысленное движение, как будто маленькая ящерица не особенно-то и пытается выйти наружу, а просто рассеянно проверяет, сколько ей понадобится времени, чтобы протереть стекло насквозь.
Ринсвинд опустил глаза на грушевидную фигуру библиотекаря.
– Их здесь тысячи, – прошептал он. Его голос был тут же втянут и поглощен плотно сомкнутым строем книг. – Как ты умудрился перетащить их сюда?
– У-ук у-ук.
– Они что?
– У-ук, – повторил библиотекарь, делая энергичные движения лысыми локтями.
– Прилетели?
– У-ук.
– А они это умеют?
– У-ук, – кивнул библиотекарь.
– Должно быть, это было впечатляющее зрелище. Хотелось бы поглядеть на такое.
– У-ук.
Не всем книгам удалось добраться до цели. Большинство важных гримуаров смогли выбраться из огня, но семитомный травник оставил в нем алфавитный указатель, а многие трилогии оплакивали гибель своего третьего тома. Добрая половина книг носила на переплетах следы ожогов; некоторые вообще потеряли обложки, и сшивающие их нитки неприятно волочились по полу.
В темноте вспыхнула спичка, и вдоль стен беспокойно зашелестели страницы. Но это был всего лишь библиотекарь, который зажег свечу и теперь ковылял к одной из стен, отбрасывая грозную тень ростом с высоченную башню. У стены был установлен грубый стол, и на нем виднелись какие-то таинственные инструменты, банки с редкими клеящими составами и переплетные тиски, в которых уже был зажат раненый фолиант. По его переплету медленно ползло несколько слабых язычков магического огня.
Орангутан сунул подсвечник в руку Ринсвинда, взял скальпель, щипцы и склонился над трепещущей книгой. Ринсвинд побледнел.
– Гм… – выдавил он. – Э-э, ты не будешь против, если я пойду? При виде клея я теряю сознание.
Библиотекарь покачал головой, озабоченно ткнул большим пальцем в сторону подноса с инструментами и приказал:
– У-ук.
Ринсвинд с несчастным видом кивнул и покорно подал ему ножницы с длинными концами. Пара поврежденных страниц, вырезанных из книги, упала на пол. Ринсвинд содрогнулся.
– Что ты с ней делаешь? – выдавил он из себя.
– У-ук.
– Аппендикс удаляешь? О-о.
Орангутан, не поднимая глаз, снова ткнул пальцем. Ринсвинд выудил из разложенных рядами инструментов иголку с ниткой и подал ему. Наступила тишина, нарушаемая только скрипом нитки, протягиваемой через бумагу. Наконец библиотекарь выпрямился и заключил:
– У-ук.
Ринсвинд вытащил из кармана носовой платок и промокнул орангутану лоб.
– У-ук.
– Не за что. Она… выживет?
Библиотекарь кивнул. У книг, выстроившихся рядами над их головами, тоже вырвался едва слышный вздох всеобщего облегчения.
Ринсвинд уселся на пол. Книги были напуганы. Они были в ужасе. Присутствие чудесника заставляло их корешки покрываться мурашками. Внимательное молчание книжных томов давило на Ринсвинда, сжимая его как в тисках.
