— Все. что от вас требуется, — отвечать на мои Вопросы, сударыня.
Лариса опять кивнула и позволила себе усмешку:
— А вы поверите моим ответам?
— Это уж нам решать, — буркнул Глас.
— Само собой. А как же. Ведь поверили вы этому типу… Этому…
— Сударыня, все, что от вас в данный момент требуется, — это правдиво отвечать на вопросы. Вы поняли?
— Oui, monsieur.
— Bien. Вопрос первый. Вы можете вспомнить, какой халат был одет господин Ежинский в тот день когда вы, по его словам, делали ему…
Ларису словно тряхнуло током от внутреннего ликования:
— Не могу вспомнить! Потому что не видела никакого халата! И самого Ежинского не видела! Номер был пуст, когда я начала перестилать постель, а потом кто-то задрал мне униформу и присосался к заднице Этот кто-то был невидим, но вел он себя препогано. Я не терплю, когда ко мне лезут под юбку, да еще без моего согласия. Не знаю, был ли этот наглый невидимка князем Ежинским, но уверенность в этом у меня есть.
— Почему?
— У меня прекрасно развито обоняние и отличная память на запахи. А то, как благоухают подмышки вашего князя крови… Однажды почуешь — век не забудешь. И от всех его показаний воняет так же! Я не занималась с этим выродком оральным сексом! Вообще не занималась с ним сексом! Он меня просто оклеветал! Как оклеветал и князя Жупаева! И барона фон Вымпеля! Потому что именно они прибежали в мой коттедж в ту ночь, когда этот мерзавец меня изнасиловал. Да, изнасиловал, а не “имитировал насилие по моей просьбе”! Я приняла снотворное — легкое, но, правда, несколько таблеток…
— Почему вы приняли снотворное?
— Не могла уснуть, — мрачно ответила Лариса. — На хрена ж его еще принимать.
— Почему вы не могли уснуть?
Ларисе вспомнился ее безотчетный страх, ее ощущения того, что помимо нее в домике кто-то есть…
— Мне показалось, что в моем коттедже я не одна. То бишь кто-то невидимый таращится на меня из душевой кабины. Знаете, после того как какой-то невидимка конкретно домогался вашей задницы, сон не бывает крепким. А мне нужно было выспаться. Я рано вставала по утрам для работы в бельевой.
— Итак, вы приняли снотворное и уснули…
— Да. А проснулась оттого, что мои руки привязаны к спинке кровати и какой-то вонючий тип елозит на мне и старается сунуть в меня свой хр… пенис, несмотря на мое сопротивление. Мне было противно, но, видимо, из-за воздействия снотворного я не могла как следует сопротивляться…
— Вы узнали в нем князя Ежинского? Или было очень темно?
— Темно, конечно, было, — язвительно отозвалась Лариса. — Только узнать в нем человека я не успела. Когда он сделал свое дело, то стал медведем.
— Протестую! — возопил Ежинский.
— Протест отклонен. Продолжайте, госпожа Данникова.
— Я звала на помощь. Почему-то от моего крика в комнате зажегся свет. Медведь начал носиться как угорелый, а я заметила, что он избегает зеркал. Я схватила зеркальце и стала пускать на него зеркальные блики — не знаю, почему это взбрело мне в голову. Я очень была зла на него! И очень обрадовалась, когда увидела, что его шкура вспыхивает синим пламенем, когда на нее попадает блик от зеркала! А потом он преобразился.
— В кого?
— В огромного жука. И. похоже, собирался меня сожрать…
— Да кому вы верите! — раздался вопль Ежинского. — У нее были галлюцинации от приема донормила!
— Князь, — повернулся к Ежинскому Глас Правды, — а откуда вам известно, какое именно снотворное приняла в ту ночь госпожа Данникова?
— Я… я просто предположил!
— Не просто! — крикнула Лариса. — Ты прятался в моей комнате, видел, что я пью, и ждал, когда усну! Ваша честь, рассудите, стала бы я принимать снотворное, да еще в таком количестве, если б планировала вместо сна ночь бурного секса? Вызовите Жупаева и барона, они подтвердят, что все было так, как я рассказываю!
— Конечно! — расхохотался Ежинский. — Они же с тобой в сговоре, la putain! Шлюха!
— Прекратите, князь. Вам уже было предоставлено слово, и вы сказали все, что нужно. Не усугубляйте. — Это высказался Глас Чести.
И тут Глас Правды ошарашил всех:
— Я прошу у Высокого Суда разрешения немедленно и прилюдно освидетельствовать кожу господина Ежинского!
— На предмет?..
— Ожоги, — растянул губы в нечеловеческой улыбке Глас Правды. — Ожоги от зеркального блеска. Как известно, мы, морферы, стараемся их не получать, потому что такие ожоги, хотя и заживают быстро, крайне для нас болезненны из-за малоизученного пока процесса реструктуризации атомных цепочек. Если кого-то интересуют научно обоснованные подробности взаимоотношений морферов и зеркал, я рекомендую обратиться к исследованию доктора honoris causa Герхарда Оболенцева “История происхождения амальгамофобии морферов. Влияние данного феномена на формирование человеческих легенд о вампирах”. Да-с… Но вернемся к нашей проблеме. Проблема же состоит в том, что после “зеркальных ожогов” у всякого морфера остаются шрамы. Не поддающиеся регенерации и не исчезающие даже после смены основного облика. Госпожа Данникова, припомните, в каких местах вы больше всего подпалили шкуру вашего медведя-насильника?
Лариса поняла, что сейчас от ее памяти зависит ее судьба. Господи, если б она могла точно вспомнить! Но ведь она же не прицельный огонь вела из снайперской винтовки, а всего-навсего зеркальцем размахивала!
— Я не ручаюсь за точность, — сказала она. — Но, кажется, больше всего я задела ему плечи и спину. Потому что он от меня носился по комнате, как бешеный пингвин.
Глас Правды тут же нашелся:
— Охрана! Попрошу помочь господину Ежинскому раздеться до пояса. Ах, он сопротивляется? Тогда разденьте его сами. И выведите в центр зала.
С Ежинского уже слетел весь лоск. Он визжал, матерился на трех языках, требовал опротестовать действия Суда и распустить собрание. Однако его вопли пропали втуне. Его раздели, и Глас Правды внимательнейшим образом осмотрел торс князя.
— А что ж вы так вопили, monsieur Ежинский? — неожиданно спросил Глас Правды. — На вашем теле ведь нет никаких шрамов!
— О черт, — тихо вырвалось у Ларисы. Опять она в пролете. Несправедливо. Ведь если шрамы должны быть, то они… и должны быть!
А князь расцвел:
— Конечно нет! Вы поверили этой бесстыжей девке, но правда оказалась за мной!
Однако Глас Правды продолжал придирчиво оглядывать спину князя, бормоча при этом, как возбужденный гей:
— Ваше возмущение понятно, prince. У вас на редкость гладкая кожа. Восхитительно ровная. Без единой морщиночки, без единого рубчика… Mon Dieu! Один рубчик все-таки есть, и он портит всю картину!
И Глас Правды как-то хитро поддел ногтем кожу-под левой лопаткой Ежинского. Тот взвыл, но было поздно. Восхитительно ровная и гладкая синтетическая кожа с мерзким потрескиванием отошла от настоящей кожи лукавого князя. Лариса прикусила губу до крови, стараясь унять рвотный позыв. А Глас Правды возликовал:
— Вот так открывается истина! Я свидетельствую, что на настоящей коже господина Ежинского имеется, по крайней мере, полдюжины шрамов от ожогов зеркального происхождения! Вы как-то сможете объяснить их наличие у вас, князь, а также и то, что вы постарались их скрыть?..
Ежинский что-то невнятно пробулькал в ответ и забился в припадке в крепких лапах охранников. При этом по залу распространилась едкая вонь. Очень знакомая Ларисе вонь.
Ежинского отвели на место, где он скорчился в кресле, напоминая полураздавленного богомола.
— Ваши слова подтверждены неоспоримыми доказательствами, — слегка поклонился Глас Правды Ларисе. — Теперь и я, и, полагаю, весь Высокий Суд убедились в том, что не князь Ежинский принудительно был вашим любовником, а вы стали жертвой его необузданной похоти.
— Мы подтверждаем это, — раздалось за спиной у Ларисы. Она обернулась. Оказалось, что прямо в первом ряду сидят князь Жупаев и барон Людвиг фон Вымпель. Как она их раньше не заметила? Очередные морферовские штучки, не иначе.
— Что ж вы раньше-то молчали, когда этот подонок меня грязью поливал? — с неожиданной для нее самой горечью в голосе спросила у своих свидетелей Лариса.
— Простите, сударыня, это было необходимо в интересах судебного разбирательства. Нам требовалось выяснить, насколько глубоко пал наш… соплеменник, а для этого следовало вести себя с ним так, чтобы он был уверен в своей правоте и в том, что Суд Чести явился не по его душу, то есть, простите, инфраструктуру, — дал пояснения Глас Правды, тогда как морферы Вымпель и Жупаев помалкивали и лишь кивали в знак согласия. — Преследуя эту цель, мы создали князю Ежинскому роскошные условия заключения, выполняли все его капризы и тем самым усыпили его бдительность. Его насквозь лживые и клеветнические речи только показали нам, насколько изворотлив и преступен его разум…
— Графиня Делянова сказала мне, что вы, морферы, благородные существа, — заметила Лариса, снова вспомнив снеговую белизну рук и черноту платья высокородной покойницы. — Ваш Ежинский, значит, тоже благородный?
