— Ой! Я, кажется, вижу что-то похожее, — кричит она минуты через три и бежит к статуе.
— Подождите! Я вас подсажу! — говорю я ей и, подойдя к ней, хватаю её за бедра и подымаю выше к голове статуи. Поскольку я подхватил её не поверх платья, а под ним, она смущается и краснеет, но тянется к диадеме.
— Сейчас подниму повыше! — я еще её поднимаю, так что край платья уже над моей головой, она взвизгивает, но снимает диадему. И тут я делаю неловкое движение, как бы расслабив руки, и она начинает выскальзывать из рук, но я тут же сжимаю обратно руки и притормаживаю её падение, скольжением тела вдоль моих ладоней. При этом палец за что-то цепляется и что-то рвется. Она притормаживает у самого пола, когда мои руки, ловящие её, уже собрали все платье до плеч, а руки оказываются на её груди.
— Извините, неловко получилось, — говорю я. И тут смотрю, как её трусики падают к её ногам. Так вот что я порвал! Это довольно тонкие трусики из кружев сшитые лентами. Типа стринги.
— Трусики очаровательны, но непрактичны, — замечаю я, оправив на ней платье и подняв трусики: — Думаю, их можно будет еще починить. Возьмите их и положите в карман.
Гермиона стоит в шоке и становится пунцовой от стыда.
— Ну, что вы ей богу так смутились? — дружески обнимаю я её: — Обычная житейская неприятность. Я же не мальчишка, чтобы потом вас этим дразнить. Идемте отсюда.
— Между прочим, вы порвали мой подарок на день рождения! — сердито сказала Гермиона: — Мама подарила мне целый комплект белья, с припиской «для особенного случая»! Я решила померить… и оно недолго прожило.
— Я польщен мисс Грейнджер, что встречу со мной вы сочли особенным случаем. Хотя, рядовой её действительно не назвать…
Я вдруг останавливаюсь, и взяв за плечи, целую её в губы. Она парализована.
— Профессор! Сэр! Что вы делаете? — пищит она.
— Я лишь хотел проверить, люблю ли я вас или нет, — спокойно отвечаю я.
— И что вы выяснили? — сердито спрашивает девушка.
— К сожалению, люблю! — ледяным тоном говорю я: — Это весьма неприятно, когда между учителем и ученицей возникают чувства романтические. Отвлекает от учебного процесса.
Гермиона краснеет, как будто это она мне призналась в любви, а я её отчитал за дерзость. Тут её взгляд натыкается на диадему, и она приходит в себя.
— Профессор! А что нам делать теперь с диадемой? Вы уверены, что это она и есть?
Я придирчиво осматриваю её и с видом эксперта говорю, что это и есть кресстраж. И что его нужно срочно отнести в кабинет директора! Гермиона вначале радуется, потом спохватывается, вспомнив, что ходит без трусов.
— Может вы сделаете это один? — говорит она, опять покраснев. Моя ты прелесть! Не для того я тебя трусиков лишал, чтобы отпускать!
— Мисс Грейнджер! Вам годами никто не заглядывал под мантию. Не думаю, что в ближайшие полчаса что-то изменится. Не бойтесь я с вами! Вы сейчас мне нужны.
— Но зачем я вам? — неуверенно спрашивает она.
— Затем, что я не намерен присваивать всю славу только себе. Вы тоже заслуживаете немного славы. Ничего страшного, мы только отнесем диадему к директору.
— Мне не нужна слава! — быстро говорит она.
— Это только говорит о вашей скромности. Но слава идет к людям независимо от их желания. И лучше мужественно глядеть ей в лицо. И контролировать процесс. Кроме того, не примите за подозрительность, но я хочу абсолютно быть уверенным, что никто не будет знать о том, что мы сейчас несем. Поэтому мы пойдем вместе. Я не намерен вас упускать из виду ни на миг. У вас много знакомых, — говорю я и веду её по коридору в сторону лестницы. Там мы спускаемся на этаж директора, и идем к его кабинету. Гермиона смиренно следует со мной. Лакричный леденец становится отмычкой к кабинету. К моему облегчению директора в нем нет.
— Директора что-то нет. Давайте немного подождем. Кстати, обратите внимание на книжные полки мисс Грейнджер. Там есть уникальные экземпляры книг, которых нет даже в запретной секции. Это вас развлечет. Если случайно заметите гримуар Дамблдора, скажите мне. Я давно мечтаю его увидеть. Вы ведь знаете, чем отличается гримуар от обычной книги?
— Да профессор, там на корешке стоит особая руна расширения, — Гермиона уже спешит к книжным полкам и увлекается их исследованием. Я ставлю на письменный стол диадему Равенкло, и тоже иду смотреть на книги. На этот раз я внимательней рассматриваю их, но ничего не нахожу по прежнему. Обхожу Гермиону, уже засмотревшуюся на книгу темных заклинаний, и иду дальше.
Нет, ничего нет! Надо лезть выше, на антресоли. Под потолком, вряд ли прячется гримуар, но есть возможность опять заглянуть под юбку Гермионы.
— Мисс Грейнджер, тут я уже осмотрел, и нет того что я ищу. Давайте заглянем на верхнюю полку? — нетерпеливо предлагаю ей, убрав из рук раскрытую книгу, которой она зачиталась.
— А? Что? — возвращается в мир реальности Гермиона.
— Я вас сейчас подниму, а вы осмотрите вот эту полку! — говорю я и опять поднимаю за бедра, как и в прошлый раз. Она забыв, что уже потеряла трусики, начинает смотреть, но потом чувствует, что моя рука уже на её ягодицах, застывает сжавшись.
— Не беспокойтесь, я несмотрю! — холодно лгу я, во все глаза, таращась на очаровательный вид снизу: — Продолжайте осмотр! Ищите гримуар! Он нужен для заклинания, которое уничтожает кресстражи.
Гермиона с трудом сосредотачивается и продолжает осмотр полки.
— Профессор, передвиньтесь дальше, — внезапно охрипшим голосом говорит Гермиона: — Здесь ничего нет.
— Извините, у меня устают руки. Я подсажу вас на голову, — говорю я и с удовольствием сажаю девушку себе на прическу, продолжая держать за бедра. Она смущенно ерзает голой попой по знаменитым черным волосам Снейпа, которые не дают покоя многим ученикам. Но продолжает мужественно осматривать.
— Все я осмотрела, — тихо и подавленно говорит она, ожидая, что будет дальше. Я ловко подхватываю её под ягодицы и живот, и спускаю на пол. Мое лицо по-прежнему излучает антарктический холод, как будто переносил стул.
— Извините еще раз за неловкий момент, — говорю равнодушно, как только могу. Ибо «чем меньше женщину мы любим, тем больше любит она нас!».
— Странное дело, я уже целовал вас, признавался в любви, держал вас за обнаженную плоть, но все никак не решусь назвать по имени. Хотя по правилам хорошего тона уже давно пора оставить титулование, — рассуждаю вслух с равнодушным лицом.
— Мне даже страшно подумать, чтобы назвать вас по имени, — поежилась Гермиона.
— Неужели нужно нечто большее, для простых теплых отношений? — продолжаю я размышления вслух, как экспериментатор в лаборатории: — Может повторить поцелуй в иной конфигурации?
Гермиона непонимающе смотрит на меня. Я властным движением укладываю её на стол Дамблдора, и впиваюсь в губы, даря долгий поцелуй.
— Се-е-еверу-у-ус!!! Что ты себе позволяешь? — яростно пищит Гермиона. Еще бы. Ведь поцелуй был не в те губы, что поперек тела, а те что идут вдоль.
— Извини Гермиона, это было сильней меня! Я не смог удержаться, — оправдываюсь я, поправляя на ней платье. Отдышавшись, холодно добавляю:
— Должен признаться, что это сработало! Теперь я могу тебя назвать по имени. Гермиона, ты лучшее, что есть в Хогвартсе! Прости мою несдержанность. В моей жизни почти не было радостей.
— Северус, больше так не делай! Это неприемлемо! — говорит дрожащим голосом Гермиона, встав со стола. Потом начинает поправлять прическу и вдруг истерически смеется.
— Самым ужасным мне показалось не место поцелуя, а нахождение меня в это время на письменном столе директора! Северус! Ты просто сумасшедший!
Я обхватываю её руками и говорю, сохраняя серьезный тон «а-ля-Снейп»:
— Рядом с тобой, любой может сойти с ума безболезненно! Ведь ты образец здравомыслия! Это как закон сохранения здравого смысла в природе. Если где-то его много, то где-то его станет меньше.
— Тогда куда делось наше суммарное здравомыслие, которое должно быть неизменным? — спрашивает Гермиона, тыкаясь в мою грудь лбом: — Кто-то иной его похитил? Я тоже чувствую, что теряю остатки здравого смысла. И, наконец, поцелуй ты уже меня нормально! Как я этого ожидала!
