– Знаете, что мальчики... – чеканно проговорила София, когда рассыпанные мною зерна сомнения в действительности происходящего начали бурно прорастать в душах Александра Македонского, Роже Котара, Адама и козла Борьки. – Какая разница, что происходит на самом деле? А если на самом деле мы все давным-давно умерли? Или заснули беспробудно? Повесится что ли тогда?
– Правильно говорит! – поддержал жену Баламут. – Кончайте базар. Понятно, что все наши глюки от Волос Медеи. А с другой стороны, мне абсолютно наплевать из какой действительности мы домой вернемся. Жаль, конечно, что реинкарнация опять, вроде, превращается в фикцию, но что поделаешь?
– Я бы не стал так определенно говорить... – возразил я. – Мне кажется, что мы все яйца складываем в одно лукошко.
– Ты что имеешь в виду? – спросил Баламут с надеждой в голосе.
– А то, что существует и реинкарнация, и галлюцинации вам в голову не приходило? Мне кажется, что Волосы Медеи будят в человеке и мечты с надеждами, и страхи, и то, что было, то есть прошлые жизни... А может быть, и то, что будет... Так что я уверен, почти, уверен, что был Македонский, и была Роксана, и был козел Борька, и даже Аладдин был... По крайней мере, я чувствую в себе и Нуара, и Клита, и Леграна. Понимаете, я чувствую, что на самом деле был ими!
– И я чувствую! – защелкал пальцами развеселившийся Баламут. – Да здравствует Македонский, да здравствует Аладдин!
И выдал идею:
– А давайте все вместе напьемся по этому поводу?
Кто откажется от банкета? Мы согласились и женщины начали колдовать с продуктами, которыми соизволил снабдить нас Худосоков. Бельмондо, найдя в рюкзаке большой кусок свежей говядины (задняя нога килограмм на десять-двенадцать), предложил запечь его в яме. Мы согласились, и скоро посередине крааля запылал костер. Рассевшись вокруг него, мы взялись принимать внутрь не слабо разведенный спирт. После первой кружки Баламут решил подвести промежуточные итоги нашей увеселительной прогулки на Искандеркуль.
– Что мы маем с птицы гусь? – спросил он, удовлетворенно прислушиваясь к благотворным изменениям, производимым огненной водой в его организме. Спросил и сам же начал отвечать:
– Во-первых, Худосоков опять что-то затеял с человечеством. Я не о тех психах, которых он превращает в "нормальных людей". Я – о той энергии, которую он из них выкачивает... Мне кажется, что он придумал что-то пострашнее зомберов. Помните, он говорил нам, что излазил все в прошлом? А если Худосоков затеял что-то именно с ним? Отправит своих зомберов туда, в самое ближайшее прошлое и...
– Хватит рефлексировать, – махнул я рукой. – Наводишь тень на плетень. Худосоков просто сам в себе заблудился, и мне кажется, никогда теперь не выберется...
– Действительно, хватит фантастики, – согласился Баламут. – Вернемся, так сказать к нашей реальности... Во-вторых, значит, все наши попытки выбраться из крааля провалились... За пределами крааля из наших – Полина с Ленкой и проблематичный сын Худосокова Кирилл. Честно говоря, я больше всего надеюсь на Полину... Она вся в Черного, шустрая, должна придумать что-нибудь этакое...
Я понимал, что Баламут говорил о Полине, чтобы как-то поддержать меня. И я с юлагодарностью принял эту поддержку.
– Но больше всего меня беспокоит то, что нас еще не нашли... – продолжил Николай. – Мы столько шуму в Пенджикенте и Айни наделали... Я ведь нарочно там пьянки затеял...
– У Леньки все схвачено... – вздохнула Вероника. – Наверное, пустил милиционеров по ложному следу... Или купил их скопом, и в Москве, и здесь... С него станется, с ментами у него завсегда любовь.
– Давайте выпьем что ли? – прервал возникшую паузу Бельмондо. – Такую тоску навел... Не пир получается, а похороны...
– А где София? – хватился Баламут, увидев, что никто не тянется за пятой кружкой (Вероника попросила налить ей капельку). Оглядел крааль, не увидев жены, с огорчением поставил кружку на достархан, встал, пошел в штольню и тут же выскочил из нее бледный.
– Она наверх полезла! – крикнул он срывающимся голосом. – Ширяться волосами с тоски полезла!
Мы бросились в штольню, подсадили в лаз Баламута и через некоторое время он спустил нам Софию. Взбудораженные, мы вынесли ее к свету и положили на траву. Она лежала и, глядя в небо невидящими глазами, улыбалась.
* * *
...София пришла домой совершенно разбитой. Машина вчера сломалась – надо же, лопнул картер – и ей пришлось весь этот день провести на ногах. И завтра тоже придется несколько раз пересечь весь город. С утра надо будет бежать в институт косметологии убирать эту дурацкую родинку на спине, потом заскочить в школу танцев – румба никак не получается, хоть убей, поменять, что ли, преподавателя? После танцев, надо будет бежать покупать подарок мужу, – вот, юнец, захотел настоящую ковбойскую шляпу. К четырем в пассаже, в кафе, будут ждать Вероника с Ольгой – Вероника никак не может выбрать себе шубку... А в шесть – презентация книги...
"Домой опять приду к десяти..." – подумала София, вставая на зов мужа. По пути в спальню глянула на себя в зеркало, подумала "Да, видок неважнецкий..."
Николай сидел в кресле перед журнальным столиком и рисовал цветными карандашами. Увидев Софию, радостно заулыбался. "Подарю сейчас", – решила она и вернулась в гостиную за ковбойской шляпой. Развернув ее, надела на голову, подошла к зеркалу, улыбнулась своему дурацкому виду и решила привести себя в порядок – Коля любил видеть ее накрашенной, в обтягивающем платье и на каблучках. Она села на диван и, разбинтовав ноги, надела черные чулки. Она не любила черных, но зато они скрывали выбившиеся вены. Затем подошла к зеркалу, начала красится... Разглаживая губами помаду, подумала: "Да, пятьдесят семь – это пятьдесят семь. Надо опять подтягиваться..."
Коля обрадовался шляпе, как ребенок. Да он и был ребенок – год назад впал в детство, в песочнице внуков играет, цветными карандашами солнышко и домики рисует. Врачи сказали, что несколько месяцев он еще протянет. "Как же я без тебя буду..." – вздохнула София и улыбнулась – язык Баламута был синим от химического карандаша. Она хотела поцеловать его, но тут зазвонил телефон. Звонил внук Сан Саныч. Он сказал, что на танцы ходить больше не будет, так как записался в кружок юных геологов...
* * *
София поулыбалась, поулыбалась и пришла в себя. Бледный Баламут облегченно вздохнул, выпил из протянутой мною кружки, пришел окончательно в себя и, обращаясь к супруге, пропел:
– Что тебе снилось, крейсер Аврора?
– Да так, будущее, – улыбнулась София.
– А я в нем буду? – посерьезнел Коля.
– Будешь, будешь... Еще как будешь...
– Я тебя обожаю!
* * *
Порадовавшись возвращению Софии, мы допили остатки спирта, доели говядину и повалились на траву. Мне было грустно – София пришла в себя, а Ольга по-прежнему смотрела в никуда. И, чтобы не видеть ее, я посмотрел в голубое небо. И увидел силуэт Шварцнеггера, опускающегося по веревочной лестнице. Спустившись, он застыл у водопада в позе готового ко всему охранника.
– Счас Худосоков появится, – изрек Бельмондо, устраивая голову на бедрах Вероники. И продолжил, обращаясь уже к жене:
– А он еще не шевелится?
– Рано еще, дурачок... – улыбнулась Вероника, поглаживая живот.
– Ленька спускается, – пробормотал я, увидев в небе сквозь прикрытые веки знакомую фигуру. – Придумал, наверное, что с нами делать... Красиво, гад хромой, идет, как в цирке...
8. Просто убить не интересно. – Он будет за нас бороться... – Добро... зло... забодал, философ.
Худосоков был в джинсах, кожаном пиджаке и хорошем протезе (не скрипел и сгибался, как надо). Постояв немного у ног Софии, он начал в задумчивости ходить вокруг нас. Мы сделали вид (и надо сказать это нам вполне удалось), что его появление нам совершенно до лампочки. Худосокову на это отношение было наплевать – мы были инструментами или деловым материалом в его сатанинской мастерской и поэтому наше отношение к нему никак его не трогало. После третьего или четвертого круга Ленчик начал говорить как бы сам с собой:
– Затруднения у меня... Злости что-то не стало. Надоело все... Просто вас убить мне не интересно... Мучить, мясо рвать, глаза жечь – кажется пошлым... Не знаю почему, но мне очень хочется, чтобы вы стали единым организмом... Помните, как в вашей зомберкоманде... Общие чувства, общие глаза... Но не в минуты опасности, а всегда. Одна боль, одно счастье, одна беда, одна победа... Я хочу, чтобы вы относились к ребеночку Вероники, как к своему родному ребенку... Я специально выкрал Веронику для этого. И к дочерям Чернова тоже, как к своим...
– Ты что, нашел их??? – вскочил я с места.
– Да нет пока... Да куда они денутся? – махнул рукой Ленчик. – У меня тут столько народу вокруг околачивается – ставка Гитлера хуже охранялась... Так вот, я хочу, чтобы вы полюбили друг друга как родные, как ангелы... Я так надеялся, что вы друзья до гроба, а вы меня разочаровали, раскололись, разбежались в разные стороны...
